Рецепт моего (не)счастья - Ева Ночь
— Без всяческих сомнений, — делаю я радостное лицо и одномоментно лягаюсь, как лошадь. Ещё ни один кабальеро, получив по коленной чашечке, не смог удержать вожжи в руках, а лицо на месте.
Бодя не стал исключением. Я понимаю: ему больно, но рука моя получила свободу — цели своей я добилась.
— Прости, — покаялась я очень искренне, а затем, послав воздушный поцелуй и отвесив что-то вроде книксена, решила делать ноги.
Ноги сами по себе делаться никак не могли — я всё же студентка, поэтому растворилась в толпе, если можно так сказать, пока мой оппонент приходил в себя и не очухался.
Слоновьего топота за спиной я не услышала, а поэтому решила, что клиент отсох. Ну, с такими, как я, проблемными или, как говорил однажды Виталик, стоя коленками в луже, больными на голову, возиться — себе дороже. Всегда есть объекты посговорчивее, поласковее и доступнее.
Я, правда, считаю по-другому. То-то он до сих пор бесится да круги вокруг меня наяривает — видимо, нравятся ему не совсем здоровые. Извращенец он, походу. А господин Богдан — нормальный, сразу сообразил.
Я так и не поняла: успокоилась или огорчилась, когда избавилась от него.
Люду, мою подругу и соседку по общежитской комнате, я нашла на кухне.
— Хватит зависать, — зашипела я, выдёргивая её из объятий какого-то хлипкого мачо. — Пора домой!
— Бояркина, ну ты совесть имеешь? — воззвала она к тому, что у меня если и имелось, то в весьма малых количествах. — Мы ж собирались здесь на всю ночь остаться, помнишь? А утром на метро добираться.
Помню. Но как-то я вдруг поняла, что концерт окончен, актёры устали и не готовы больше развлекать публику, даже если им приплатят дополнительно. И всю ночь здесь ныкаться по углам мне не улыбалось.
— Я домой хочу, — состроила я печальную мордочку лемура. Обычно на Люду мои обезьяньи ужимки действовали, но, видимо, всему есть предел.
— А я не хочу! — легонько толкнула меня Людка, но лучше бы ударила, честное слово. А то это выглядело, будто она назойливую муху гоняет, а та никак не хочет отлипнуть.
— Ладно, оставайся, — покорно соглашаюсь я. — Деньги на такси тогда дай, а?..
— А нету! — торжественно объявляет она и отворачивается к своему то ли мачо, то ли чму. Тот её терпеливо ждёт и с готовностью припадает к её красивым губам, как только она тянет его на себя.
Людка врёт. У неё всегда имеется стратегический запас на случай непредвиденных обстоятельств, потому что жизнь научила Людку варьировать и лавировать, выбираться самостоятельно из любых ситуаций и не надеяться на утреннее метро, если вдруг что-то пойдёт не так.
Сейчас она тупо зажала деньги, потому что уезжать ей не хочется, а остаться без неприкосновенного запаса она позволить себе не может.
Я Люду не осуждаю. Сама не знаю, как бы поступила в подобном случае. Альтруизм — хорошо, но своя шкура к телу ближе — это не просто мудрость предков, а самая что ни на есть суровая истина.
Я могу встать в позу и потребовать свою половину. Там ведь наши общие сбережения «на всякий случай». Но любая моя поза, даже самая привлекательная, проблемы бы не решила: половины денег на такси явно не хватало.
На всякий случай, я мысленно провела ревизию карманов. Там гулял свободный ветер, радовался пространству и улыбался мне во всю ширь своего беззубого рта.
Далее последовал анализ сложившийся ситуации. Метро скоро закроется на ночной сон, добраться до него даже скачками и перебежками я не успею. Пешком гордо вышагивать по ночному городу — я ещё не самоубийца.
Оставалось только спрятаться куда-нибудь и дождаться, когда утро настанет или Людке надоест этот не слишком страстный мачо.
— Что, Дояркина, скучаешь? — нарисовался, как ангел-мститель Виталя. Точнее, ангел к нему — явно лишняя приставка, поэтому я мысленно пририсовала ему рога и почти удовлетворилась картинкой, что порадовала мой мозг.
— Нет, мне весело, как никогда! — бодро заявила я и тряхнула хвостами.
— А если очень хорошо попросишь, ну очень хорошо — я, так и быть, отвезу тебя домой, — попытался он быть добреньким, но по нехорошо блеснувшим глазкам я поняла, что просить придётся в извращённой форме, как рисует Виталику его воспалённое похотью воображение.
— Слушай, Педиков, отвали, — бросила я небрежно и почти увернулась от его клешни, что успела всё же меня ухватить и больно сжала предплечье.
— Руки от девушки убери, — раздался прохладно-ментоловый голос с высоты небес, и я упёрлась взглядом в напряжённый живот шикарного самца Богдана.
Там было на что посмотреть. Пуловер облегал его как вторая кожа и не скрывал явные достоинства хозяина. И я снова почувствовала, как пытаюсь то ли воздух в лёгкие протолкнуть, то ли челюсть с пола подобрать.
Педальников намёка не понял — продолжал меня удерживать. И тогда этот полубог в человеческом обличье брезгливо, по одному, отжал Виталины пальцы от моей руки.
— Я сам отвезу Илону, — заявил он чуть ли не по слогам и протянул ко мне раскрытую ладонь. — Пойдём.
Спаситель в солнечных доспехах. Рыцарь без страха и упрёка. Умереть не встать. Как бы честь не потерять.
— Спасибо большое, — пробормотала я. — Но я как-нибудь сама, ладно?
И прошмыгнула прочь, ломая голову, куда б мне понадёжнее спрятаться. Туалет не вариант. Ванная комната! Да! Сегодня точно никто душ принимать не станет!
Глава 4
Богдан
Она ломала все возможные стандарты.
Мне двадцать пять, и девушек я повидал всяких. Признаюсь честно: не все падали к моим ногам. Были те, кто знали себе цену и набивали её до высот Эвереста. Вели тонкую игру, умели зацепить за живое, а точнее — за то самое, за что всех мужиков цепляют, и водили, как козлов, на верёвочке, чтобы в итоге поиметь гораздо больше, чем они сами могли предложить.
Жадных до наживы, меркантильных особ я научился вычислять далеко не сразу. На одной из таких чуть не женился почти сразу после института.
Тогда вмешался папа и жёстко поломал мне картину мира, но зато наглядно показал, что не всё то золото, что блестит и щедро рассыпает вокруг себя флюиды полового притяжения.
Не уверен, что я отцу благодарен за то, что он вовремя открыл мне глаза. Лишаться
