Полюби меня (СИ) - Феокритова Наташа
— Я беременна, — произнесла она полушепотом.
Пару секунд Макс стоял и соображал, вырванный из наваждения. А при чем тут он?! Конечно, он не забыл, но было столько дел и работы, что та встреча казалась такой давней, что уже можно было родить за это время. Она стояла и продолжала мяться, не зная, куда деть руки, сцепляя и расцепляя пальцы.
Макс подошел к ней, навис, разочарованно заглянул в глаза.
— Ты опять вздумала мстить?
Ее взгляд, упиравшийся в пол, с медленным трепетанием ресниц поднялся по его ногам, груди, задержался на губах, и Маша, сглотнув, покраснела.
— Нет, — уже бледнея, закачала она головой, впервые в жизни не чувствуя ног. — Прости. Я просто не знаю, что делать.
А Макс уже знал, что могло так быть. Он глубоко вздохнул.
Когда они тогда выпили по фужеру вина за перемирие, девушка раскраснелась, дыша немного чаще, чем обычно, стараясь собраться с мыслями. И Макс отметил, что глоток, сделанный им, возымел на него странное действие, слишком сильное для обычного вина. В теле появилась приятная расслабленность, мысли о делах испарились, и на лице появилась неопределенная улыбка. Она молча смотрела на него и тоже безмятежно улыбалась, казалось, что им нечего было друг другу сказать. Они столько досаждали друг другу, точнее она ему, что ему даже трудно было поверить, что теперь это ушло навсегда. Они выросли. А вместе с детством ушли и детские обиды, по крайней мере, он на это надеялся.
Маша, выпившая весь фужер, почувствовала необычайный прилив легкости. Было что-то необыкновенное в том, чтобы сидеть со своим школьным врагом, пить с ним вино, не вспоминать старое и, наконец, зарыть топор войны. Пару минут она вспоминала свои проделки и наказания, и в какой-то момент испытала странную щемящую грусть и нежность к Максу. Ведь по большому счету, Макс был благородным врагом. Он никогда не обижал ее зря, никогда не подставлял и не задирал. Провокатором всегда была она, и теперь ей было даже слегка стыдно, на этой волне чувств она неожиданно встала и подошла к нему, сидящему на диване, наклонилась и прижалась к губам, озорно глядя ему в глаза.
Даже подумать не мог, что она после того раза когда-нибудь захочет вновь повторить. Осуждая себя за тот поступок, он несказанно удивился этой ее выходке, в очередной раз поражаясь ее импульсивности и бесшабашности. Маша больше ничего не предпринимала, лишь пару секунд прижимаясь, заглядывая в расширенные зрачки удивленных глаз Макса, ощущая дыхание на лице, вдыхая его запах, а затем едва шевельнулась, и губы Макса открылись навстречу, принимая ласковый поцелуй. Язык мягко проник в его рот, разжигая любопытство, затмевающее его растерянность, и каждое ласкающее движение смывало в нем все обиды и страхи, что она не простила и не изменилась.
Его рука сама оказалась на талии Маши, пальцы начали нежно поглаживать ложбинку вдоль позвоночника выгнутой девичьей спины, приглашая к себе на бедра, усаживая как можно ближе, вторая рука Макса оказалась на ее шее, щеке, удерживая голову рядом с собой. Поцелуй превратился в страстный, наполняя обоих бурлящей горячей кровью, заставляя жарко прижиматься телами.
Руки Маши оказались на плечах Макса, пальцы зарылись в темном волосе на затылке, сметая в голове какие-либо мысли, кроме давнего тайного желания вновь овладеть ей, сидящей на нем, ощутить всем естеством, и Макса, так долго прятавшего это желание, затопило от радости, взвинчивая еще сильнее от того, что она снова рядом, дышит в одном с ним ритме, гладит его, откликаясь на поцелуи и ласки, делая их более глубокими, сводя с ума от желания.
В тишине, под доносившиеся из форточек звуки города, они лихорадочно избавились от мешающей одежды, и Макс, не переставая целовать ее губы, вожделенно овладел ей, максимально глубоко погружаясь в нее, теплую, мягкую, слушая ее вздохи, от которых по телу разливались будоражащие волны возбуждения, двигался вместе с ней, помогая руками, пока она не забилась на нем, теряя темп. Он перевернул ее на спину, мечтая дотянуться до груди, лаская поцелуями соски, играя с ними, двигаясь чуть медленнее и растягивая удовольствие, вжимая разгоряченное податливое тело в мягкую обивку дивана, не ощущая, как маленькие ноготки оставляют царапины на его спине, впиваясь в нее от удовольствия. Он потерял контроль, ускоряя темп, и, почувствовав ее сокращения, излился, страстно прижимаясь, накрываемый оргазмом, ощущая нежность, благодарность за этот раз. Теперь он знал, что ждал его все пять долгих лет, зарываясь в нее, уже замершую под ним, тяжело дышащую, розовую от страсти.
Эти подробности пронеслись в его голове, заставляя взбеситься и пожелать еще.
— Я боюсь сказать родителям, — сообщила она причину своего прихода, и Макс понял, почему она раньше не сказала. Она ожидала, что он откажется, или скажет, что это ее проблемы.
— Хочешь, чтобы я пошел с тобой? — догадался он, понимая, что для аборта уже слишком поздно. Если бы они тогда поговорили нормально, но Машка в своем репертуаре, как после очередной проделки, позорно сбежала, как только он задремал. Не было случая, чтобы она хоть раз держала удар до конца.
— Только это, — прошептала она виноватым голосом, понимая, что все случилось по ее вине, и спрос будет только с нее.
И вот они сообщили.
Орущие минутой раньше уже рассосались, освободив комнату, где сразу стало легче дышать. Двери аккуратно закрыли, и в квартире, наконец, осела тишина. Макс смотрел на бабульку, скорее древнюю, чем старую, но тем не менее худую и бодрую, с прической на голове и маникюром.
— Откройте окно, — попросила она, кивнув носом и разглядывая Макса.
Высокий, на голову выше внучки, черноволосый, кучерявый, с темными глазами, спортивный, одет средне, но ладный.
— Откройте шкаф.
Макс послушно подошел к шкафу и открыл, там оказался бар, обернулся.
— Налейте нам выпить, по одной, во-о-он того, — указала она.
Он совсем удивленно посмотрел на нее.
— Не переживайте, от одной рюмки ничего вам не сделается. И я, уж точно, не забеременею.
От сказанного Макс чуть не хохотнул.
Пять минут они просто пили виски и молчали, вдыхая струящийся из окна сентябрьский воздух, наполняющий комнату запахами осени и прохлады.
— Полагаю, вы не любите мою внучку? — спросила, наконец, бабулька, вздохнув.
Макс отрицательно покачал головой, наблюдая, как она поджала губы.
— И у вас есть девушка?
Макс снова покачал головой, сделав большой глоток.
— Откажетесь от ребенка?
Макс вздохнул, не зная, что ответить. Мрачнея. Он бы и рад, да совесть не позволит.
— Нет, — произнес он глухо, чувствуя, как в горле свербит еще сильнее.
Как же их угораздило.
— И о чем вы думаете, молодой человек, а? Наверное, о прелестях отцовства. Угу… — вернула его в реальность бабушка Машки.
— Что делать планируете?
— Я?
Взгляд старой женщины ответил за нее: «Ну, не я же».
Макс не знал, что ответить. Жениться он не собирался. Заводить семью или сожительствовать тоже. Но от ребенка отказываться? Этого он не допускал ни единым поворотом мысли. Пока он думал, бабулька поставила рюмку на подлокотник дивана, глубоко вдохнула и заговорила.
— Значит так, Максим, теперь я скажу, что будут делать моя семья и Мария.
Она посмотрела на него так, что Максу сразу стало ясно, что этот генерал в юбке привык к беспрекословному подчинению, а может даже и к плети…
— Маша будет жить с нами. Жениться, я так полагаю, Вы не планируете, и я сочту за грандиозную дурость оформлять брак ради ребенка и обязательств, в которые вы оба не верите.
Жениться не нужно. Думать, что делать с типа-женой тире непонятно кто, тоже. Класс! У него на душе отлегло, а может это алкоголь провалился в желудок.
— Я думаю, Вы в курсе, что у моей внучки есть жених.
Зря она так думала. О Маше он ровным счетом ничего не знал. Давно не виделись. Считай со школы, и, если не брать в расчет те случайные пересечения с редкими общими знакомыми, она запомнилась ему вредной одноклассницей, способной только сплетничать, дразнить и вертеть задом перед симпатичными парнями. Ах да, они часто играли в разных командах на физкультуре, КВН и прочей конкурсной лабуде, организованной в школе. И даже те три месяца после «перемирия», что они проработали рядом, ни о чем ему не говорили.
