Олимпия Кершнер - Все сбудется

Резко повернувшись, Николь направилась в свою комнату. Взяла сумочку и тотчас вышла. Она поедет в город и из номера тети и дяди позвонит Фернану Тома. Наконец-то все кончится…

Покидая виллу, она горько пожалела, что Сомаль ей не поверил. С другой стороны, почему он должен ей верить? Она и только она виновата во всех этих неприятностях — как, впрочем, и всегда.

Только на этот раз все оказалось много хуже. Она любит Сомаля. И никогда бы не сделала ничего такого, что могло навредить ему. Но сможет ли он когда-нибудь взглянуть на нее не как на женщину, причинившую ему столько, мягко говоря, хлопот? Как эта проклятая статья повлияет на его отношения с Номбой и другими министрами?

Николь оглянулась и в последний раз посмотрела на виллу. Вернется ли она сюда? Вряд ли.

Лимузин Сомаля стоял перед воротами. Шофер сидел на месте, спокойно читал. Она открыла заднюю дверцу, проигнорировав его изумление.

— «Палас д'Арманн», пожалуйста, — уверенно сказала Николь, будто имела на это полное право, но про себя молясь, лишь он подчинился и не спросил разрешения у хозяина.

Слава Богу, шофер только кивнул, бросил газету на соседнее сиденье и включил зажигание. Мягко заурчал мощный мотор, и спустя секунды она уже была на пути к Абиджану. Трудно было не оглядываться, но еще труднее оказалось сдержать слезы. Но так лучше, лучше для всех, всхлипывая, думала Николь. Оставить его, попытаться как-то разобраться с неприятностями, причиненными Фернаном Тома, и оставаться с дядей и тетей до подписания договора…

— Что значит, она уехала? — бушевал Сомаль.

Нзола стояла в дверях с совершенно бесстрастным, несмотря на его ярость, лицом.

— Ваш шофер отвез ее в «Палас д'Арманн».

— Почему он не спросил у меня?

— А почему он должен был спрашивать? Николь ваша жена. Она хотела поехать в город. И он уже вернулся и ждет, когда вы будете готовы ехать в офис.

Сомаль пригладил волосы рукой и попытался обуздать свои эмоции и начать связно думать. Но, увы, благодаря Николь Дало в его голове будто произошло короткое замыкание. И замкнулась цепь на ней. Более того, пора было признать правду, что произошло это почти с первых минут, как он увидел растрепанную, но не испуганную, а разгневанную Николь там, в тюремной камере неподалеку от его летней резиденции. Увидел ее сверкающие от бешенства глаза и услышал не мольбы, требования. А теперь вот это!

Что это? Окончательное признание ее предательства? Или благоразумное решение, подсказанное женской интуицией, держаться подальше, пока не остынет его гнев?

Думай, Сомаль, думай!

Насколько он знает, она договаривалась с тетей Франсуаз по телефону о совместном ланче. Вот именно, насколько он знает. А с теткой ли вообще она разговаривала?

Он ненавидел и ее, и себя за то, что не понимал, чему верить.

Снова зазвонил телефон. Черт, звонки раздавались один за другим после того, как Окемба известил всех, кого мог, о статье во французском бульварном листке. Ничего, ему удалось уже умиротворить президента, убедить его в том, что это сплетни и клевета. Удалось убедить в этом и Ндену, по крайней мере, Сомаль искренне надеялся на это. Ладно, время покажет.

Сейчас ему необходимо было найти Николь.

Он кивком отпустил Нзолу, подошел к окну, невидящим взглядом уставился в сад. Думай, думай, понукал себя Сомаль. Проклятье! Почему только он с самого начала не послушал Уаттару и не приказал отвезти Николь куда-нибудь в глубь страны и продержать там тайно взаперти до заключения договора?

Сомаль отвернулся от окна, зашагал по кабинету. Взад-вперед, взад-вперед… Почему, почему он поступил так, как поступил? Где-то глубоко в душе Сомаль Дало знал ответ.

Внезапно мелькнула какая-то мысль. Он поймал ее, обдумал с одной стороны: а что, может, в этом что-то и есть? Обдумал с другой: да, пожалуй… Постепенно Сомаль начал расслабляться. Ладно, он даст ей время до вечера, ну, максимум до завтрашнего утра.

— Я не понимаю, Николь! Решительно ничего не понимаю!

— Тетя, пожалуйста, прошу тебя, просто поверь мне и позволь остаться, ладно?

— Но ты даже не привезла с собой никаких вещей. Как ты можешь остаться ночевать здесь? У тебя нет даже ночной рубашки… И что скажет Сомаль?

— О, он будет только рад от меня избавиться на какое-то время.

— Почему? Ты можешь объяснить, что произошло? Он что, обидел тебя? Что случилось, Николь? Ты сама не своя. С самого утра ты только сделала два телефонных звонка и прошагала по гостиной километров пятнадцать. Я даже боюсь, что администрация предъявит счет за протертый ковер. А уж за обедом ела столько, что и канарейка осталась бы голодной!

— С ковром все в порядке.

— Да. Но с тобой — нет.

Николь наконец подняла голову, посмотрела на тетю Франсуаз и чуть не разрыдалась. Но усилием воли сдержала готовые уже хлынуть слезы. Она все это устроила, ей и выпутываться. Нельзя всю жизнь в трудных ситуациях утыкаться лицом в теткин передник и плакать от обиды. И просить помощи. На этот раз ей предстоит самой исправить последствия своего легкомыслия.

— Правда, тетя, со мной все хорошо.

Но та лишь покачала головой.

— Нет, Николь, нет. Но я понимаю, что произошло нечто, о чем тебе не хочется говорить. Знай только, что я буду здесь, когда понадоблюсь тебе. И твой дядя — тоже.

— Спасибо, — прошептала Николь и с трудом улыбнулась. Потом повернулась и снова подошла к окну.

Дядя Анри не обедал с женой и племянницей. «Заканчиваю кое-какие дела», — сказал он Франсуаз по телефону. Слава Богу, по крайней мере, с ним не придется объясняться по поводу идиотской статьи, со вздохом облегчения подумала Николь.

Разговор с Фернаном Тома решительно не удовлетворил ее. «Нет, никакие перемены уже не возможны с тех пор, как номер поступил в продажу», — заявил этот наглец. Теперь можно обсуждать только какие-то поправки, приносить извинения за неточности…

Сколько бы она ни угрожала судом, сколько бы ни обещала разорить газету, толка от этого не было бы никакого. Даже если бы Фернан Тома пошел на то, чтобы опубликовать опровержение, это не спасло бы ситуацию. Николь прекрасно знала, что такие заметки никогда не попадают на первые страницы, а значит, и прока от них нет.

Анри де Белльшан вошел в гостиную и разулыбался, увидев Николь.

— Здравствуй, малышка. — Дядя нежно поцеловал племянницу. — Я и не знал, что ты здесь.

Франсуаз появилась из спальни, подошла поздороваться с мужем.

— Анри, добрый вечер, дорогой. Как твои дела?

— Договор был окончательно одобрен сегодня вечером обеими сторонами. Мы, конечно, потеряли кое-какие преимущества благодаря Сомалю и его умению вести переговоры, но в целом итоговые условия много выгоднее, чем я ожидал. Работы можно начинать через три недели.