Мишель Рид - Все ради любви

Так же, как и его сын.

Внезапно его глаза затуманились неподдельной печалью.

– Что бы вы обо мне ни думали, я не варвар, – мрачно объявил он. – И я не убиваю детей.

У Эви непроизвольно вздернулся кверху подбородок, она холодно и скептически посмотрела на собеседника.

– Можете верить этому, можете не верить, – спокойно продолжал он. – Я виновен только в том, что попытался устранить вас из жизни моего сына, – признал он. – Но второе предложение, сделанное вам, мною разрешено не было.

– Вы хотите сказать, что палата, зарезервированная на мое имя в одной из самых дорогих клиник, – не ваша идея? – спросила Эви.

Кивок головы подтвердил ее слова.

– Хотя я могу допустить, – добавил он, – что, давая поручение своему посланнику, я произвел неверное впечатление и дал ему повод решить, что, по мне, лучше бы этого ребенка не было на свете. Вряд ли иначе он посмел бы открыто предлагать вам это от моего имени. Не стоит говорить, я думаю, – пожал он плечами, – что Джамал Аль-Карим больше не занимает такого ответственного поста при мне… как и любого другого поста, впрочем.

– Но если это правда, почему Рашид ни словом не обмолвился мне об этом?

Вопрос Эви был совершенно справедливым, потому что, имей Рашид возможность оправдать отца в ее глазах, он не преминул бы сделать это.

Но принц только покачал головой.

– Рашид не мог сказать вам этого, потому что сам ничего не знал, – сказал он и добавил с мрачной усмешкой: – Он убил бы этого человека, узнай правду.

Пусть лучше я буду виновным в его глазах, чем мой сын окажется за решеткой, осужденный за убийство. Он сумеет простить меня, вот увидите. Тогда как вы, – сердито добавил он, – как я полагаю, никогда не простили бы меня и не позволили бы даже близко подойти к внуку, если бы считали, что я пытался его убить еще до рождения. Вот поэтому я и признался вам.

Он был прав, и Эви не пыталась возражать ему. Оставалось только решить, рискнуть ли и поверить ему или нет.

Но тут она взглянула ему в лицо – его черты так напоминали ей Рашида, – увидела, какая гордость таится в нем, и поняла, чего стоило ему сказать ей все это. Напряжение понемногу стало отпускать ее.

– Люди сигналили нам на пути сюда, – сказала она, резко меняя тему. – Рашид утверждал, что таким образом они нас приветствовали. Это так?

– Да, – кивнул он.

– Это было вашим приказанием?

– А! – усмехнулся принц Хашим. – Понимаю. Но вы приписываете мне возможности, которыми я не обладаю, – возразил он. – Так что поверьте, я не отдавал своим людям приказа приветствовать вас на пути сюда. Признаться, я и сам немало удивлен такой реакцией. Видите ли… – мягко добавил он, – женитьба моего сына на вас представлялась мне признаком слабости, а люди увидели в этом, наоборот, проявление силы, воли человека, который твердо стоит на своем, чего бы это ему ни стоило.

– Кисмет, – пробормотала Эви.

– Выражение моего сына? – спросил он и улыбнулся. – Да, он, наверное, прав, – тихо сказал принц. – И кто я такой, чтобы противостоять воле Аллаха?

«Вы человек, который видит, как ваше собственное могущество слабеет, тогда как могущество вашего сына растет», – подумала Эви, наконец понимая, отчего эти глаза, так похожие на золотистые глаза Рашида, затуманены тихой печалью.

Не отвечая, она встала с кресла и, подойдя к отцу Рашида, села рядом с ним на ковер.

– Если я поклянусь, что буду такой хорошей женой вашему сыну, какую вы хотели видеть, – спросила она, – можете ли и вы пообещать мне одну вещь?

– Какую же?

– Признание, – быстро ответила Эви. – Признание того, что я – то, что нужно Рашиду, хотя я и отказываюсь ходить в парандже и на расстоянии вытянутой руки от него, – с веселой улыбкой закончила она, чувствуя, как ледяная корка в ее груди начинает таять.

И принц Хашим расхохотался.

Так их и застал Рашид, ворвавшийся в комнату минуту спустя. Его глаза метали молнии, лицо было искажено гневом; вся фигура отражала явную жажду крови.

– А-а, вот и мой блудный сын, – довольно пробормотал его отец. – Ты удачно женился, Рашид, – суше добавил он. – Она прекрасна. Она упряма, но отмечена даром сострадания. Хвалю за хороший вкус и могу сказать только, что тебе повезло.

– Хотелось бы мне знать, что он тебе сказал, – с тяжелым раздражением вздохнул Рашид.

– Я ведь уже говорила тебе, – повторила Эви, прислоняясь к нему плечом. Они стояли на балконе личных покоев Рашида во дворце его отца. Звезды еще светили, но тускло – приближался рассвет. – Он извинился передо мной. Я приняла извинения, мы заключили перемирие.

– И все? – недоверчиво спросил Рашид.

– Ну… не совсем все. – Она не желала выдавать тайну его отца. – Он мне понравился. Он очень достойный и благородный человек. И мне стало его жаль, ты знаешь… – со вздохом добавила она. – Он видит, как его могущество падает, тогда как твое возрастает. Ему больно от этого.

– И поэтому ты решила его простить?

– Н-нет… но… – Повернувшись к Рашиду, она очень серьезно посмотрела ему в глаза. – Он ведь твой отец, – объяснила она. – Это означает, что, не будь его, не было бы и тебя. Так что… – продолжала она, теснее прижимаясь к его сильному телу, – только подумай, что это должно означать для меня. Не было бы и этого вечера, и не стояли бы мы вот так с тобой… – Она ласково провела пальцами по его плечам. – Некого мне было бы любить, никто бы не любил меня так, как ты. Не с кем мне было бы сейчас заняться любовью на балконе, под звездами…

– Нет, Эви, – простонал он, стискивая ее пальцы. – Я…

– Я знаю, – перебила она его, – ты дал обет. Но скажи мне, Рашид, сколько еще доказательств нужно Аллаху, чтобы убедиться, что ты действительно любишь меня? Он ведь только что наблюдал, как ты третий – третий, а не первый – раз женишься на мне! К тому же, – продолжала она, не давая Рашиду сказать и слова, – я придумала вполне подходящий способ обойти этот твой глупый обет, – промурлыкала она, проводя языком по его твердому подбородку. – Я тебя соблазню… – прошептала она, высвобождая руки из его ладоней, чтобы спустить с плеч бретельки шелковой ночной сорочки. – Тебе не понадобится ничего делать, обещаю… – Тончайший шелк соскользнул к ее босым ступням. – Таким образом твоя честь будет сохранена, а я получу то, что хочу… – продолжала она шептать, развязывая шелковый пояс его бурнуса.

Все ее тело изогнулось дугой, она прижалась теснее к нему, чтобы почувствовать его всего.

– Вот видишь, – выдохнула она, приближая губы к его губам, – ты обучил меня. Я знаю, что нужно делать, чтобы нам с тобой было хорошо…

Рашид отчаянно боролся с собой, стараясь не отвечать на ее провокационные движения, но безуспешно.