Тысяча молний в бензиновых лужах - Мария Сальватор
– Повезло вашему герою, без переломов, только ссадины. Где же ему так досталось? В рубашке парень родился. Беги, он в 280 палате.
– Спасибо больше, – сказала я. – А когда его можно будет забрать?
– Я так думаю, дня через два, если все показатели будут в норме.
Я сорвалась с места и побежала в палату Ильяса, чтобы сообщить ему эту радостную новость.
Я вбежала с широкой улыбкой на лице, и в тот момент это выглядело ужасно глупо. Рядом с его кроватью сидела Наташа Соболева. Ильяс, увидев меня, буквально расцвел.
– Ой, – опешила я, – простите.
– Ничего, Риточка,– сказала Ната, – я уже ухожу.
Она демонстративно встала, поправляя бордовое платье в обтяжку, и крепко обняла Ильяса. Он похлопал ее по плечу, после чего Наташа грациозной походкой направилась на выход.
– Стукачка, – улыбнулся парень, – ты пришла.
– Привет, – прошептала я.
Наташа Соболева казалась очень приятным человеком. Она была хороша собой и не отходила от парней ни на шаг. Но что она забыла в палате Картера? Когда она потянулась, чтобы обнять его, мое сердце медленно разбивалось на тысячи мелких осколков. Мне не хотелось больше наблюдать эту обнимающуюся парочку. Но почему? Что за странно чувство ревности? Да кого я обманываю? Рая и Кирилл правы, он нравится мне.
Всю ночь я не смогла сомкнуть глаз. Хотя, меня ожидал очень тяжелый день. Я хотела поговорить с кем-то. Вроде бы, я уже говорила с папой, но мне этого было мало. Я хотела рассказать каждую мелочь: что он мне сказал, во что был одет, как ярко блестели его глаза и так далее. Мне хотелось говорить только о нем, думать только о нем и видеть только его.
Говорят, что-либо можно описать лучше всех, только когда прочувствуешь это на себе и переживешь. Я никогда не бралась раньше описывать чувство влюбленности, но сейчас попытаюсь высказать его словами. Причина? Есть. Я – влюблена.
И Ильяс у меня где-то… в душе. Да, именно в душе. Я, кажется, поняла, где она находится. Вот так буквально, физически. Она находится чуть ниже сердца, рядышком с ним. И в ней такое чувство интересное появляется, когда я видела его или думала о нем, когда даже его не было рядом. Появляется чувство, близкое к страху и неподвластной тревоге. Они вместе. А когда в такие моменты я начинаю думать, чувствует ли он такое же – то в горле появляется комок. Это, наверное, страх из души подымается вверх, просится наружу.
Сердце стучало очень сильно, когда парень находился со мною рядом. И присуще необъяснимое и нереальное желание подойти к нему и прижаться. А потом почувствовать на своих плечах его руки. Я даже ночью, представляя себе это, я закрывала глаза и хмурила брови, как будто плачу. Только не плакала. Мне было радостно, что на уровне моего солнечного сплетения бурлят такие страсти. Это не сравнится ни с одной эйфорией. Он таки мой особый и личный сорт героина.
И я сейчас так четко прочувствовала момент, когда влюбилась. Я вспомнила нашу встречу. Да. Я влюбилась намного раньше, чем поняла это. У меня такого еще никогда не было. Все было как-то обычно: сначала человек нравится, и потом даже не замечаешь, как уже влюбился. А с ним мы были не то друзьями, не то врагами… И.... вдруг чувствую, чувствую каждой клеточкой, каждой ниточкой тела, каждой кровинкою души, как он меня покорил. Я буду помнить эту долю секунды всю жизнь. Я не шучу, правда. Смело могу считать, что влюблена. У меня, наверное, все было написано на лице. И, возможно, Ильяс догадывался, но не показывал виду.
А мне было как-то не по себе, я постоянно прятала глаза, боясь, что он меня раскусит. Любовь редко бывает взаимной. Любовь – это любить до конца какого-либо человека. В каждой жизни любить его. Нет, это не максимализм. Но можете думать, как хотите. Любовь – это идти на жертвы ради любимого человека, это не спать до утра, это переживать по любимому, это много слов и много боли, это когда тебя не волнует твое состояние, а волнует состояние любимого человека. Любовь – это жуткая ревность, это куча терпения, это быть всегда за любимого, даже если он не прав и весь мир против, это загородить своим телом любимого от смертельной пули, это потеря себя и страх без любимого, это надежды, это мечты. Но главное – это улыбаться, когда видишь, как твой любимый человек счастлив, пускай больно и тебе. Любовь – это сходить с ума от радости, когда он обнимает тебя. Любовь – самое потрясающее, странное и тяжелое чувство в мире. Но, это того стоит.
Мне не хватало его тепла, нежности, внимания как тогда, раньше. Тогда он мне давал понять, что я для него все, я чувствовала свою важность. Именно из-за этого я сейчас при виде другой испытываю много разочарований. Я не могу позволить какой-то Соболевой увести у меня парня.
Я вышла из палаты, не сказав ни слова Ильясу.
– Эй, Соболева! – Крикнула я, настроенная на крупные разборки.
– Что случилось, Рит? – приветливо мурлыкала Наташка.
– Ты что здесь забыла?
– В смысле? Заехала проведать Илью, а в чем дело? – округлила глазки девушка.
– А с чего бы такая забота? – рассержено наступала я.
– Рит, ты чего? Ревнуешь что ли?
– Я ничего, просто интересно.
– Рита, я просто заехала к нему, ничего больше. Тем более, наши родители дружат. Ты чего? Мы же подруги, – обняла меня Соболева. – А знаешь, что? Мы в последнее время так мало общаемся, давай посидим где-нибудь? Например, завтра в клубе.
– А? – пришла в себя я. – Да, ты права, мне нужно развеяться.
– Вот и хорошо, тогда я напишу, куда подъехать, – девушка чмокнула меня в щеку. – Не скучай, Риточка. До встречи!
Получилось ужасно некрасиво, чувство гнева и ревности утихли, стало неприятно. Она же просто пришла навестить Картера также как и я.
– Извини, не знала, что у тебя гости, – проворчала я, входя обратно в палату Ильяса. – Чего скалишься?
– Почему так грубо? – нахмурился он. – Ты пришла к больному человеку.
– Прекрати кривляться! Смотрю, ты уже освоился, ходят тут всякие.
– Ого, ты ревнуешь? – загорелись глаза парня.
– Еще чего! Нужен ты мне больно, – отвела я взгляд.
– Тогда почему так злишься?
– Так, хватит. Я пришла сказать, что тебя скоро выпишут.
– Как скоро? – спросил Картер.
– Дня через два, – ответила я.
– Ну, вот еще, – протянул Ильяс, – сегодня выпишут. Прямо сейчас.
– Что? Нет, Ильяс, не глупи. Ты находишься под наблюдением, а вдруг у тебя может открыться внутреннее кровоизлияние?
– Стукачка, успокойся, у меня не может быть никакого кровоизлияния. Я в полном порядке и с нетерпением жду дня выписки.
– Через два дня, – грозным тоном сказала я. – Не раньше.
– Но…
– Никаких «но», Картер, – я села рядом с ним, –
