Нина Иливицкая - Посмотри на меня

— Ника, у меня для вас хорошее известие. Ваши родители нашлись: они живы и здоровы, скоро вы их увидите. Мы с Викторией сейчас приедем и все объясним. Ждите!

Охваченная радостью, она даже не сразу сообразила, что Рей все знает. Узел стремительно распутывался…

Никино счастье

В Москве была полночь. Давно пора было ложиться, но Иннокентий всячески оттягивал этот момент — знал, что все равно не заснет. Тогда, после посещения Татьяны, ему позвонила Никина подруга Милка и подтвердила: да, Ника уехала навсегда, она выходит замуж. Нет, не Вика, она сама. Пусть Кешка зря не ждет. Ей, Милке, очень жаль…

Этого не могло быть. С того момента, как Кешка увидел Нику в аудитории, он точно знал, что когда-нибудь они будут вместе. Он терпеливо ждал все эти годы. Кешка был постоянно настроен на ее волну и точно чувствовал ее состояние — он знал, что Ника не готова к настоящему чувству, еще не наигралась, не нарезвилась. Что он может ее испугать, оттолкнуть силой своей страсти. Он крепился и ждал — что такое несколько лет по сравнению с вечностью? Продолжал ждать и теперь, после Милкиного звонка. Но по вечерам к нему непрошеной гостьей стала являться бессонница. И он не гнал ее: только ночью, в тишине, освобожденный от забот нового положения, Кешка мог думать о Нике, звать ее.

Кешка взял со стола Никину фотографию и не глядя — она была изучена до мельчайших деталей — прижал к лицу.

— Ника! — тихо позвал он. — Ника, ты где?

И тут зазвонил телефон. Звонок был междугородным. Кешка знал, что это Ника, но вдруг испугался. А если нет? Он медленно подошел к кровати — телефон стоял в изголовье — и, выждав еще один нетерпеливый звонок, снял трубку.

— Да?

— Кеш! — позвал очень близкий Никин голос.

— Ника… — хрипло отозвался Кешка и, прикрыв микрофон, старательно откашлялся.

— Кеш, — произнесла Ника. — Я хочу родить от тебя двух детей: мальчика и девочку. Сначала мальчика. Можно?

— Можно, — согласился, помолчав, Кешка. Что-то произошло с его ногами — как будто стали ватными… Он осторожно присел на краешек постели. Вот теперь хорошо. — Можно, — еще раз подтвердил он окрепшим голосом. — Есть только маленькая проблема: у нас тут зачатие по телефону еще не внедрили. Секс внедрили, а зачатие пока нет. А у вас, в Америке?

— И у нас — нет, — печально призналась Ника. — Тогда придется подождать примерно с месяц.

— С месяц?!! — заорал Кешка.

— Ну да, ну да, — подсчитывала Ника. — Вот смотри: сначала надо Вику замуж выдать — я же не могу на ее свадьбе не присутствовать. А они с Реем только завтра поедут платье заказывать. Сегодня поздно уже. К тому же надо маму с папой дождаться, пока они сюда на яхте доплывут. Самолетом-то не захотели…

— Минутку, минутку! Вот про маму с папой давай поподробнее.

— А про Вику с Реем?

— А ты что, неограниченно можешь говорить?

— Ага! Мне братец Рей разрешил хоть весь день на телефоне висеть.

— Давай сначала про маму с папой.

— Слушай. Как ты уже знаешь, один чудак-океанолог пригласил их слетать к какому-то острову в Тихом океане. Он там неизвестных науке моллюсков обнаружил, и сам систематически бывал там, чтобы наблюдать их в естественной среде. Но до острова они не дотянули: самолетик забарахлил, и пришлось сделать вынужденную посадку на другом острове. Причем обитаемом. Но обитают там какие-то дебилы. Вполне, к счастью, безобидные, но с дурацкими традициями. Они, понимаешь, с незнакомыми не знакомятся. То есть родители вместе с тем чудаком приземлились и отправились к аборигенам за помощью, а те — ноль внимания. Короче, они родителей больше месяца игнорировали. Живи, пожалуйста, на острове, ешь, пей, на голове ходи, только на тебя все смотрят как на пустое место. Хорошо, что тот мужик был знаком с обычаями местных племен и объяснил все родителям, а то они просто с ума бы сошли. У этих аборигенов такая манера — они незнакомых людей два месяца в упор не видят, а потом проводят какие-то символические испытания, после которых ты становишься для них своим в доску. В общем, родители не стали переживать и начали, чтобы не терять зря время, проводить научные исследования на побережье. Благо, снаряжение было с собой. Короче, отдохнули, загорели, поздоровели, собрали кучу уникального материала. Я с ними уже разговаривала по рации. Непонятно, как только эти многочисленные экспедиции их не нашли — остров-то не так уж далеко.

— Бывает. Иногда ищешь, ищешь что-то, а оно все время у тебя под носом было.

— Ох как знаю, Кеш!

— Ника!

— Что, Кеш?

— Ника, ты счастлива?

— Да… Только… очень хочется посмотреть на тебя…

— Значит, так. — Кешка, прижав ухом трубку, уже деловито листал книжку, где у него были записаны телефоны нужных людей. — Про Рея и Вику расскажешь при встрече. А пока постарайся хорошенько отдохнуть, отоспаться, отъесться… Кстати, ты чем там питаешься?

— Преимущественно устрицами.

— Вот, ешь побольше устриц, это полезно. Ребенка зачать — не пирожок испечь. Готовься!

Неизвестно, как Иннокентию это удалось. Но уже через два дня с аэродрома в Лос-Анджелесе взлетела «сессна» и приземлилась на частном аэродроме Рея. Из нее вышли двое молодых людей и направились через поле к серебристо-голубой машине, около которой стояли две красивые девушки с золотистыми волосами. Та, что в белом, еще не успела слишком соскучиться и осталась стоять, с радостным ожиданием глядя на приближающегося к ней брюнета. Но та, что в красном, не могла больше ждать и быстро пошла по полю навстречу широкоплечему блондину. Он тоже ускорил шаги, и они наконец встретились. Они долго стояли молча, обнявшись так, будто хотели стать сиамскими близнецами. А потом Ника прошептала Кешке на ухо слова, так долго вызревавшие в ее легкомысленном сердце: «Я люблю тебя!»

Спустя некоторое время они оказались в Никиных апартаментах, даже не поняв, куда девались Вика и Рей. И тогда, в упоении страсти, Ника кричала эти слова, не стесняясь респектабельных стен отеля, вызывая сочувственные улыбки на лицах служащих, успевших полюбить веселую и щедрую гостью.

— Я люблю тебя! О, я люблю тебя!

Потом они лежали на широкой постели, свидетельнице ее одиночества, и Ника пыталась рассказать Кешке все, что с ней произошло. Но ее рассказ все время прерывался. Ей мало было просто смотреть на него. Она все время хотела его касаться. Своими нежными пальцами Ника, словно слепая, ощупывала его выпуклый лоб, густые жестковатые пшеничные брови, гладила пушистые, как у девушки, ресницы, проводила по хищному носу, обводила твердые скулы и квадратный подбородок, трепетно подкрадывалась к припухшим губам и… попадала в их плен. Тут-то рассказ и прерывался.