Маргарет Уэй - Возвращение в Бэлль-Эмбер
— Как мило, что ты предупредил меня!
Ее глаза возмущенно сверкнули. Он усмехнулся и похлопал ее по плечу. Разговор продолжался в том же духе.
Иногда они беседовали очень серьезно, и разговор их был проникнут особой грустью, вызванной молодостью и несчастливым детством. Кэрин легко читала, что творилось на душе у Рикки, и она понимала, что тот немного влюблен в нее, но она понимала и то, что Рикки всегда будет влюблен в каждую женщину, разжегшую его артистическое воображение. Самой же Кэрин, с тех самых пор, как это случилось, не давало покоя воспоминание о поцелуе Гая и его воздействии на нее. Не проходило дня, чтобы она не воскрешала в памяти это событие.
В глубине ее души жило искреннее, никогда не затухающее чувство к Гаю. Она пыталась скрыть это от себя и всех домашних, веря, что ей это удается. Если не считать Рикки. Это было бы бесполезно. Ее сердце знало, что Рикки все понимает, но не осуждает!
Голос Рикки прервал ход ее мыслей:
— Что скажешь, лапушка, если мы сегодня днем поедем покататься? Мне хочется посмотреть, как ты умеешь водить машину. Одному Богу известно, как Гаю удалось научить тебя? — добавил он с добродушной усмешкой.
— Систематические занятия, — сухо произнесла Кэрин. — Ты же сам говорил, что Гай никогда не полагается на везение. А он, действительно, превосходный учитель — Кэрин Хартманн тому свидетельница. Нам придется взять с собой Пипа, — прозаически добавила она.
— Ты шутишь! — На лице Рикки появилась усмешка. — Ты не можешь взять с собой ребенка. У меня намерения насчет тебя, разве ты не понимаешь? Честные, разумеется!
Ее улыбку можно было назвать шедевром признательности и доверчивости.
— Прости, Рикки, но мне нравится идея дать дяде Марку отдохнуть в выходные. Пип ему надоедает, так что мы возьмем его с собой. Он не доставит нам хлопот. — В знак утешения она похлопала его по руке. — Пойду сейчас и скажу ему. Он, наверное, делает уроки на солнечной террасе.
Пипа на террасе не было, но его работа была разбросана по всему столу.
— Австралия — родина psittaciformes note 12? — спросил Рикки с явным недоверием.
— Попугаев, — объяснил Пип, возвратившись на террасу, едва услышав голоса. — В Австралии у птиц самая прекрасная в мире жизнь, и здесь они лучше всего размножаются. Это моя работа за семестр. Идею мне подали rosellas note 13 в саду. Мне было ужасно интересно наблюдать за ними, но надо быть очень осторожным, иначе они молниеносно удирают. Вот видишь, это отец…
— Он всегда есть, — саркастически вставил Рикки.
Пип проигнорировал его замечание.
— Отец всегда остается на ветке, мать — она гораздо симпатичнее — разыскивает на земле зерна и все, что может раздобыть для птенцов, У них красивые перья, когда их освещает солнце, они переливаются, как радуга!
— Вставь еще немного о galahs note 14, — мягко произнес Рикки, постепенно заинтересовываясь работой Пипа. — На ярко-розовых какаду во владениях дедушки Форестера стоит посмотреть. Они летают там сотнями! Для тех мест это обычное зрелище, но я никогда не могу смотреть на это спокойно. Представляешь, ярко-розовое и серебристое кружение на фоне кобальтового неба. По всему течению рек собираются маленькие попугайчики мульга. Закрой глаза, Пип, и вообрази себе прекрасную реку, вьющуюся между странными, розово-красными утесами. Все пребывает в мире и тишине… и вдруг, неожиданно, проносится птичья стая, приземляясь со скоростью молнии в мульге. Небольшие попугаи лори путешествуют из одного региона с цветущими деревьями в другой. Они гнездятся в низкорослых кустарниках, в песчаных долинах, а в середине лета, когда с лесных гигантов начинает стекать мед, пронзительно кричат в высоком небе над вершиной Кэррис…
— Подожди, я не успеваю за тобой!.. проносится птичья стая…
Пип и не думал закрывать глаза, а неистово строчил.
— Это твое сочинение, — заметил Рикки осуждающе.
— Ну вот, я рад, что ты появился, — ответил Пип. — Мне теперь остался только один параграф о вымирании… перемене?
Он вопросительно посмотрел на сестру. Кэрин улыбнулась и произнесла по буквам:
— О вымирании окружающей среды.
Лицо Рикки исказилось страданием.
— Не говорите мне о вымирании, тем более, окружающей среды.
Он сидел и неуловимыми движениями карандаша набрасывал на бумаге несущихся, ныряющих, гнездящихся птиц.
— Э, да ты способный! — восхищенно произнес Пип.
— Я способный! — согласился Рикки.
— А ты не считаешь?..
— Что такое?
Рикки бросил на него пронзительный взгляд.
— Ты не думаешь, что мог бы оформить мою работу изображениями птичьего мира? Вот как здесь! — Пип ничуть не растерялся. — Я бы всем говорил, что рисовал не я, а ты!
— В этом вряд ли будет необходимость, — холодно заметил Рикки. — Мои рисунки очень отличаются от всех остальных!
— Я тоже умею рисовать! — сообщил Пип огорченно.
— Ну, давай! — Рикки вручил ему карандаш. — Посмотрим!
Пип склонил голову, сосредоточившись, высунул язык и начал работать, да так быстро, что Рикки удивился.
— Похвальное усердие. Вот что, дай-ка я покажу тебе, как рисовать клюв, — твой весь горит ярким пламенем! Как, ты думаешь, попугай продирается сквозь густые заросли? С помощью клюва, разумеется. Обрати внимание, клюв очень важен! — Пип придвинулся поближе. — Ну, ну, только не забирайся на меня, — предупредил Рикки. — Я не выношу, когда кто-то дышит мне в затылок! Это действует мне на нервы. Сядь, ну вот, хороший мальчик!
Кэрин не вмешивалась и предоставила обоим удовольствие заняться интересным делом. По своему темпераменту Рикки не удавалось спокойно и сдержанно передавать знания, но Пип в свои десять лет уже хорошо чувствовал, что такое артистический темперамент, его привлекательные и отталкивающие стороны. Его шелковистая темная головка держалась на почтительном расстоянии от головы своего ментора. Неожиданно подняв глаза и встретив взгляд сестры, Пип энергично подмигнул ей. Кэрин улыбнулась: под каким бы впечатлением ни находился Пип, в нем не было ни капли благоговения! Кэрин почувствовала, что гордится им.
— Кстати, Пип, — с улыбкой сказала она, — мы собираемся сегодня на прогулку на машине. Будь хорошим мальчиком!
Рикки сердито взглянул на нее и проворчал:
— Ты уже удираешь?
Она помахала им рукой.
— Пока!
С наступлением каникул в студии Рикки появился еще один частый посетитель — Пип. Рикки, с необычным для себя великодушием и под значительным давлением со стороны Кэрин, согласился позволить Пипу спокойно сидеть за чертежной доской и заниматься тем, чем он хочет, пока Кэрин позировала Рикки. В этих случаях в студии воцарялась редкая тишина. Для Кэрин это было идеальным решением проблемы, потому что тогда ее маленький, энергичный братик находился у нее под носом. Портрет, мало-помалу, продвигался, подходя к своему завершению. Одной только Кэрин было дозволено взглянуть на него. Ее мнением не поинтересовались, а она подумала про себя, что не может быть такой красивой! Бесчисленное количество раз она смотрела на свое лицо, и все же Рикки увидел ее совершенно другой. Ее глаза, конечно, не были такими удивительными, изгиб бровей таким экзотическим, сочетающимся с великолепной линией рта. Освещенное полотно излучало ясный свет, и Кэрин поняла, что Рикки — многообещающий художник. Он, без всяких затруднений, выбрал ей для позирования платье из шифона цвета осенних листьев. Казалось, до него, нарисованного на портрете, можно дотянуться и потрогать мягкую, легкую ткань.
