Пари на развод (СИ) - Рина Беж
Не доходит.
Губы поджимаются, напоминая куриную гузку.
– А вы в курсе, что ваш дорогой… – последнее слово бессмертная выхухоль выплевывает, тыкая пальцем в сторону Алешки, – меня толкнул?
Никак не комментирую и ничем не выдаю своего отношения к услышанному. Слишком мало вводных, чтобы делать выводы. Лишь на секунду бросаю взгляд на сына, который стоит, набычившись, и молчит.
Подозрительно.
Зато блондиночка не молчит. Не дождавшись реакции, она повыше вздергивает нос и нападает.
– Вымахал лось под два метра, а в голове полное отсутствие мозгов. Бескультурье! Никакого уважения к старшим. Хамит, дерется, мои требования игнорирует.
– Да вы тоже, смотрю, через слово слышите, – прищуриваю глаза. – Последний раз предупреждаю… не нужно оскорблять моего ребенка, если не хотите проблем. Это, во-первых. Во-вторых, вы уж определитесь, в чем обвиняете. Он вас толкнул или дрался? – не скрываю усмешки. – Потому что, если бы Алексей хоть раз ударил… вы бы точно сейчас не стояли.
Раздувает ноздри, сжимает кулачки. Ух, как ее плющит, что я не поддаюсь и не проникаюсь ее гневными речами.
– Толкнул.
– Случайно, – кидаю предположение и пожимаю плечом.
– Нет.
– НЕТ!
Два ответа, блондинки и моего, наконец, заговорившего сына, раздаются одновременно.
Честно, удивляюсь единодушию.
Сильно. Но недолго.
Выскочка опять берет слово.
– Вот видите! – будто выиграла миллион, она победно тыкает пальцем. Ох, как же он мне надоел. – А я что говорила?
– Вы говорили, что Алексей игнорирует ваши требования, – припоминаю ранее сказанные ею слова. – Поясните-ка, неуважаемая, кто вы такая? И по какому праву что-то требуете от чужого ребенка?
Ух ты ж!
Никогда в живую не видела, как павлины распушают хвост. Теперь… можно уверенно заявлять, что и это диво-дивное я пережила.
– Я – Татьяна Эдуардовна Милославская, приближенное лицо семьи Зотовых. А от вашего наглого отпрыска требую, чтобы он немедленно отошел и пропустил меня к ребенку, – визгливо заявляет блонди. – Иначе я и его, и вас в порошок сотру! Ясно?
Вау! Звучит грозно.
Пока пытаюсь уложить в голове не совсем понятные требования и угрозы, Алешка вновь подает голос.
– Нет! – грозно рыкает сын, выставляя вперед челюсть.
После заводит руку за спину и прикасается к…
Только в этот момент я замечаю то, что пропустила, сконцентрировав всё внимание на громкоголосой пигалице. Точнее, того.
За свободно сидящим на теле Алешки добоком прячется кто-то маленький и тихий, как мышка.
Тихонько делаю заступ вбок, заглядываю за спину сына и встречаюсь глазами с испуганными широко распахнутыми глазенками малыша.
Хоть что-то спросить не успеваю, потому что в холле появляются новые действующие лица.
– Таня, а где сын? – вопрошает голос, принадлежащий Роману Зотову.
***
– Там, – заявляет Милославская и вновь поднимает свою руку.
Не понимаю: с какого фига она решает, что у нее, как у кошки, есть девять жизней? Я, к примеру, сомневаюсь. И очень горю желанием убедить ее в своей правоте.
Не оборачиваясь к Зотову, понижаю голос до свистящего шепота и предупреждаю:
– Еще раз тыкнешь пальцем в моего ребенка, я тебе его сломаю. Больно. А потом и всю руку. Несколько раз. Поняла меня?
Не понимает.
Читаю ответ по мимолетно проскочившей в глазах злости.
А затем происходит чудо-преображение. Актриса погорелого театра вдруг жалобно всхлипывает, поджимает затрясшуюся нижнюю губу, обнимает себя за плечи и делает бровки домиком… Еще минутка, и, клянусь, блеснут хрустальные слезки.
– Роман… Сергеевич, меня этот ненормальный пацан к Ванюшеньке не пускает, даже толкнул… сильно, – печально вздыхает стерва, хлопая наращёнными ресницами. – А его неадекватная мамаша угрожает членовредительством.
Вау! Ну надо же как виртуозно играет!
Дама в беде. Держите меня семеро.
Не была бы так зла, восхитилась и поаплодировала таланту.
Жаль, времени нет, потому что именно этот момент выбирает ребенок, чтобы вынырнуть из-за спины Алешки и броситься к отцу.
Без звуков. Без криков, как делают практически все детки. Молча и, что лично я сразу подмечаю, по широкой дуге от Милославской. Будто очень сильно боится попасть в радиус ее цепких лап.
Поворачиваюсь вслед за малышом и жадно слежу за реакцией Романа. Не обращая ни на кого внимания, он присаживается на корточки, разводит руки и крепко прижимает к груди мальчонку, стоит тому обхватить его шею. Поглаживает худенькую спинку и тихо-тихо что-то шепчет на ухо.
У меня дыхание перехватывает.
Очень интимно и безумно трогательно выглядят большой и маленький мужчины, похожие друг на друга, как две капли воды. Темно-русый цвет волос, сбритые виски, длинные черный ресницы, овал лица, пухлые нижние губы и тонкие верхние – не имея шанса оторваться от завораживающего зрелища, с интересом наблюдаю за отцом и сыном.
Они же заняты исключительно друг другом. Роман что-то объясняет. Иван внимательно слушает, потом кивает. Живые, естественные, милые.
Невольно вспоминается Киров и то, что он никогда таким не был. Никогда не демонстрировал Алексею, что он – центр его вселенной, никогда не говорил, что сын для него лучший на свете, несмотря ни на какие трудности и невзгоды. Да он, если подумать, вообще не особо с ним общался. Воспринимал, как данность, обычный атрибут семейной жизни.
Закусив губу, тихонько признаюсь самой себе, что совсем чуть-чуть, по-доброму, но завидую Зотовым. Крепости их отношений, силе их связи, умению демонстрировать это друг другу без стеснений.
Роман открывается для меня с новой, невероятно восхитительной стороны. Не просто как ответственный мужчина, который покоряет силой характера и улыбкой, уважает других, держит слово и ценит правду, но и как папа.
Это у моего сына был отец. А у Ивана Зотова есть папа, самый лучший на свете. Его опора, его стена, его гора. Именно такая непоколебимая уверенность светится в устремленных на родителя серых глазенках.
Увиденное будто расставляет все по местам. Я больше не удивляюсь столь прекрасным отношениям, сложившимся между моим чадом и его тренером. Лекс чувствует отношение к себе Зотова, его доброту и поддержку, поэтому зеркально отвечает взаимностью и уважением.
– Роман Сергеевич, давайте мне ребенка. У вас же важные переговоры, не стоит опаздывать, – портит приятный момент выдра на высоких шпильках.
Вижу, как от ее елейного голоса мальчонка в руках отца застывает и будто сжимается, услышав:
– Ваня, ну-ка иди ко мне. Не мешай папочке.
По коже пробегает волна возмущенных мурашек. С какого хрена она здесь командует?
Еще немного кусает страх, что Роман пропустит испуг
