Алина Политова - Изумруд (СИ)

Я не могла заставить себя сделать хоть шаг по направлению к столу. С каждой секундой мне становилось здесь все хуже и хуже, будто кто-то высасывал воздух из комнаты…

— Я сейчас вернусь. — Выдавила я и бросилась вон. Качаясь, пошла по темному коридору в сторону своей комнаты… Он нагнал меня уже у двери. Схватил в охапку и затолкал в комнату. Тепло его тела, знакомый запах — я не могла его оттолкнуть. Просто мягко высвободилась и попыталась в темноте найти выключатель. Тусклый свет залил то, что осталось от моей комнаты, и несколько секунд я видела только ужасающую картину разгрома — мешки с цементом или чем-то вроде того, ободранные стены, горы мусора в углах…

— Ну зачем они все это сделали, — простонала я, обессилено съехав на пыльный пол, — это была когда-то моя комната. Я выросла здесь…

Максим медленно прошел к окну, расковырял носком ботинка груду мусора и достал оттуда мой рисунок. Долго смотрел на него, потом бросил обратно.

— Я привез твою папку с набросками. — Тихо сказал он. У него был удивительно приятный голос. Не такой, какой обычно бывает у подростков. — Ты ее оставила в домике когда уехала.

Я промолчала. Сидела, обхватив колени руками и смотрела в никуда. Он постоял еще некоторое время, а потом вдруг развернулся и в два шага подскочил ко мне. Рывком опустился на грязный пол передо мной, прямо туда, куда смотрели мои глаза. И теперь получилось, что я смотрю на него…

— Я так скучал без тебя, Клер! — В его словах было столько чувства, что я вздрогнула и посильнее вжалась в стену.

— Клер… — простонал он, — я прошу тебя, переступи через это! — Он сделал неосознанное движение, будто желая дотронуться до меня, но тут же убрал руку.

— Через что? — Хрипло спросила я.

— Ты знаешь…

— Я не могу. И зачем?

— Ты смогла переступить через границы пола, Клер! Так что тебе стоит переступить границы этой чертовой крови! Я же не виноват, что твой брат!!!

— Я уже переступила. — Надо же, даже смогла усмехнуться.

— Если бы знала, этого бы не произошло, я уверен.

— Чего ты хочешь от меня теперь?

— Я тебя люблю. Я хочу, чтобы мы уехали вместе, я все продумал…

— Ты всегда все продумываешь очень хорошо…

— Прекрати, давай не будем вести себя как в мелодрамах, мы не читаем сейчас стандартные диалоги, ты же сама хотела, чтобы я любил тебя, разве нет?

— Не ты, Максим…

— Я! Это всегда был я! А тот маскарад… он был не для тебя, Клер. Если ты готова выслушать, я тебе расскажу, теперь уже я могу тебе все рассказать. — Он помолчал, ожидая, что я дам согласие, а потом продолжил: — Ты понимаешь, у нас с Полем тогда были проблемы. Два года назад наши с тобой, Клер, французские бабушка с дедушкой начали сильно интересоваться моей судьбой. Им захотелось, чтобы я жил с ними. Они наняли человека, который здесь, в России, отыскал меня. Нам с Полем крупно повезло, в тот момент мы жили в городе, потому что Изумруд перестраивался. В те времена Изумруд именовался Киноприютом, там, якобы за небольшую плату, отдыхали актеры и актрисы после напряженной работы, но фактически Изумруд был тогда тем же, чем он является и сейчас. Плохо организованным борделем, смысл которого лишь в том, чтобы снимать там пару посредственных порнофильмов в год и, что важнее, продавать заграницу красивые тела. Поль не ангел, Клер, у него свои жизненные ценности, не понятные простым смертным. Но он лишь помогает падшим душам падать дальше. Может он чуточку ненавидит всех этих кукол, которыми живут с ним. Понимаешь, он считает, что у них есть дар, которого лишен он. Они знают, что такое страсть, желание, любовь, они способны чувствовать это, а он — нет. Он окружается себя этими людьми, надеясь понять, что это такое, разгадать, но… он видит только, что обладающие даром, втаптывают этот свой дар в грязь, изо дня в день. Поэтому он не жалеет их. Они продажны — и он делает на них деньги. Это справедливо, Клер, вполне справедливо. Все, кто проходит через Поля очень красивы, но они почему-то уверены, что красота дана им для торговли. Я уже давно понял — Поль ошибается. Познать что такое чувственные наслаждения и любовь нельзя, наблюдая за этими куклами! Они насквозь искусственны, они ведут себя так, будто каждую минуту своей жизни находятся на сцене, им кажется, что они способны осчастливить целую вселенную только лишь одним присутствием. Да, должно быть, красота — тяжкая ноша… Поль не понимает этого. Ему кажется, что красота, — эта стандартная яркая красота — печать бога, которой тот помечает лишь тех, кто ближе всего стоит к разгадке тайн любви и страсти. В некоторых вещах он так наивен, Клер, ты не поверишь… Но я не о том уже начал. Я просто зачем-то пытаюсь оправдать его в твоих глазах… Я все-таки продолжу о том, о чем хотел рассказать. Значит, в то время, когда меня отыскал нанятый дедом человек, мы с Полем жили в городе. Если бы этот товарищ наведался в Изумруд, он бы наверное в шоке был от того, в каком месте я, еще ребенок совсем, проживаю, и тогда Полю могло бы сильно не поздоровиться. Так что нам в каком-то смысле повезло. Мне пришлось уехать с этим человеком без лишних разговоров, надо было увезти его подальше от наших злачных мест, мы с Полем это понимали и, как бы тяжело это для нас ни было, мы расстались. Там, во Франции, было неплохо. Старики наши замечательные, поверь мне. Немного консервативные, но это не страшно, все старики такие, верно? У них не было кроме меня никого, сама понимаешь, что они во мне души не чаяли. Но, Клер, я не привык к такой жизни. Я вырос в Изумруде и мне многое в обычной жизни было просто не понятно! Я учился быть простым мальчиком, я набирался опыта, это никогда не помешает, но без Поля, без его дурацкого сумасшедшего мира мне было невыносимо. Конечно, тебе может показаться, что в чем-то наша с ним связь противоестественна, мы и правда были всегда очень близки. Ближе, чем отец с сыном. Между нами не было конфликтов, мы всегда понимали один другого. Мы через многое прошли вместе, понимаешь? Ты не знаешь, что было когда мать была жива. Это был кошмар всей моей жизни, если бы не Поль, меня бы давно не было бы на свете или же я стал бы полоумным дрожащим дурачком. Дело в том, что она… хотела меня убить. Ты наверное знаешь, что я родился, когда она уже жила с Полем. Сколько я помню себя, я всегда вызывал в ней раздражение. Если бы Поль не любил меня, я бы вообще был никому не нужен. Погано было чувствовать себя маленьким и одиноким. Ужасно погано. Мать была одержима Полем, она так его любила, что любовь эта была уже где-то сродни ненависти. Наверное это из-за секса, которого у него не могло с ним быть. С каждым годом мать становилась все более озлобленной. Не знаю почему Поль не прогнал ее, может быть из-за меня. А я все сильнее привязывался к нему. Знаешь, дети как собаки в этом плане. Чувствуют, кто их любит и заботится о них и тянутся всей душой к этому человеку. Вот и я так… Мне было лет шесть когда мать узнала, что я по утрам прихожу в постель к Полю. Не знаю что в ее голове перемкнулось, откуда ей пришла эта безумная мысль, что Поль сделал меня своим любовником, но она будто сбесилась. И однажды… Клер, мне бы не хотелось тебе это говорить, но я хочу, чтобы ты поняла, а поэтому ты должна знать. Однажды она повесила меня. Почти. Там, в саду, есть старая яблоня у ручья, ты видела ее однажды, но вряд ли помнишь, на ней она попыталась меня повесить. Поль успел, когда я уже задыхался в петле. Тогда, при мне, он ничего ей не сказал, просто забрал меня и увез в деревню, к знакомому фельдшеру. Может потом и был у них разговор. Наверняка был. Во всяком случае мать стала спокойнее. Мне было плохо, конечно. Поль боялся сближаться со мной, чтобы не провоцировать мать, мне каждую ночь снились кошмары, в голове бардак… это ужасное чувство, которое я испытал там, возле яблони, когда осознал, что моя мать сейчас меня убьет… Мир перевернулся просто с ног на голову. Ощущение полной абсурдности происходящего. После этого тяжело было восстановиться. Но не успел я хоть немного прийти в себя, как она снова попыталась… Среди ночи накрыла меня подушкой и начала давить. Хотела, чтобы я задохнулся. Таким способом тяжело убить человека на самом деле, там много воздуха оставалось. Я пытался вырваться и рукой зацепил что-то тяжелое, кажется чашку, которая стояла на тумбочке возле моей кровати. Наверное Поль был все время настороже, потому что звука упавшей чашки оказалось достаточно, чтобы он услышал и прибежал мне на помощь. Он спас меня во второй раз. Но мы оба поняли, что моя смерть стала лишь вопросом времени. Она бы убила меня рано или поздно, она сошла с ума… Через три дня ее нашли в постели мертвой. Кажется она сильно напилась и не рассчитала дозу снотворного. Такой вот готический конец. Я знаю, что ее смерть не была случайностью. Но я знаю так же, что другого выхода у Поля не было. Так мы остались вдвоем. Ближе него я не знал человека. Он сделал из меня того, кем ты меня знаешь. Ну или узнаешь если захочешь… Поверь, мы прошли очень долгий путь прежде чем я стал нормально спать по ночам и без лишних эмоций вспоминать о матери. То что было со мной в детстве, способно навсегда раздавить любого, но Поль помог мне переступить через все, помог убить в себе комплекс, который рождается у человека, ненавидимого собственной матерью. Теперь ты можешь понять, как много Поль для меня значил? Я не мог без него. И ему тоже было тяжело потерять меня. Ведь я был единственным человеком, который мог быть рядом с ним, мог любить его и не сойти с ума, как это произошло с моей матерью, которую Поль так неосторожно приблизил к себе. Поль мог любить, любить очень сильно, у него была потребность иметь близкого человека, но его любовь была лишена малейшего налета сексуальности. Именно в этом была его проблема. Это его черт знает откуда берущееся сексуальное излучение мешало ему налаживать нормальные человеческие отношения. Все хотели от него секса, даже некоторые мужчины начинали странно себя вести. И только со мной у него все было иначе. Я был его сыном, братом, другом. Теряя меня, он терял все что у него было. Поэтому когда я позвонил ему из Франции и сказал, что хочу вернуться, чего бы это ни стоило, он не стал со мной спорить. У него были там кое-какие связи, я быстро нашел людей, о которых он сказал, мне сделали липовые документы и помогли приехать в Россию. Уже отсюда я позвонил старикам и объяснил, что хочу жить у себя на родине, со своим приемным отцом. Сказал, что буду приезжать и все такое. Мне кажется, они не сильно удивились, они еще там, во Франции, считали меня слишком резвым для своего возраста мальчиком. Ну я думал, что они успокоились. Но ошибся. В начале этой весны до нас дошла информация, что старики опять хотят меня перетащить к себе. При чем настроены очень агрессивно. Для начала они хотели договориться со мной миром, а если не получится, применить более действенные меры. По телефону Поль сказал им, что не знает где я, что мы давно не общаемся, что я живу с какой-то девушкой, где он не знает. Поскольку официально меня в общем-то и не существовало, вот так вот вышло, что никаких документов здесь, в России у меня не было — в случае необходимости мне быстро делали липу — и уж тем более Поль никакого отношения ко мне якобы не имел, то старикам нечего было на это сказать. Они уже знали, что Поль каким-то боком связан с криминалом и у него большие возможности, поэтому просто так брать и насылать на него органы власти не стоило. Тем более они были уверены, что у нас тут в России вся милиция куплена давным-давно и вообще полный хаос. Потому старики наняли через посредника русского парня, типа частного детектива что ли, пообещав ему большую награду если ему удастся отыскать меня и отправить опять во Францию. Этим парнем оказался тот самый Чак, настоящее имя которого тебе не интересно, я думаю, но мы с Полем его знаем. В первый раз Чак приезжал весной, не надолго. Якобы один из гостей. Покрутился в Изумруде и уехал. Для него пустили байку, что мальчик Максим учится в городе, здесь не появляется. Но я был там, естественно. Пришлось тогда начать маскарад. Было бы легче, если бы я спрятался на время где-то, но мы с Полем легких путей не искали. Я переоделся в девочку, тогда еще волосы были короткие, приходилось носить парик, очень похожий на натуральные волосы. Джул и кое-кто из постоянных был в курсе, остальных мы в спешном порядке поменяли, чтобы все гости были новыми и сразу знали меня, как девчонку. Пустили слух, что Максим был у Поля любовником, а теперь его место заняла девочка Рене. Самое удачное, что никаких фотографий я не оставил у стариков. Поэтому Чак знал меня только по описанию. Ну и, к тому же, я наверное хороший актер, он был совершенно уверен, что я девушка. Знаешь, пришлось даже один раз делать вид, что я флиртую и целоваться с ним взасос. Это отвратительно, Клер, и я тебя прекрасно понимал, когда ты не хотела со мной ничего иметь, думая, что я девчонка. Но зато этот поцелуй железно убедил Чака, что я Рене, а не Максим. Хотя, он и до этого-то вряд ли предполагал обратное. Просто надо было это сделать, чтобы ему потом не пришли такие мысли в голову, когда будет анализировать все что видел в Изумруде. Заодно, кстати, наш с ним поцелуй стал поводом, чтобы Чака выгнать из Изумруда. Якобы Поль застал нас, его это взбесило и все такое. Короче, избавились на время. Чак отправился в город, искать где я учусь. Но вот незадолго до твоего появления, мы узнали, что он снова хочет посетить нас. Когда он приедет, мы не знали точно, знали, что в ближайшее время. За ним постоянно следили, кучу денег в эту слежку мы с Полем вбабахали. Но надо было знать каждый его шаг. Вот и узнали… Благо, волосы у меня уже нормально отрасли, я их и до этого-то не стриг сто лет, а тут пришлось совсем забыть про ножницы. Все эти месяцы, когда Чак ошивался в городе после Изумруда, мы не брали «левых» гостей. Несколько человек, давних знакомых, только жили. Сняли пару хороших фильмов даже, надо ж было как-то зарабатывать деньги. Дело в том, что мы боялись, что Чаку может прийти в голову порасспрашивать тех, кто будет возвращаться из Изумруда насчет Рене или Максима. Как ты понимаешь, я не ходил с накладными сиськами когда Чак уехал. Но Чак вообще-то туповат оказался, потому зря мы совсем уж осадное положение устроили. И вот когда стало известно, что Чак приедет снова, мы начали набирать гостей. Я весь в женском опять был, голос ломал, брил ноги, лифчик носил и все такое. Самое поганое, у меня начала щетина на лице расти, мы с Полем боролись с ней постоянно, но это ужасно больно было. Ах, Клер, бедняжка, что же тебе в голову пришло когда ты ночью тогда к нам поднялась… Мы так смеялись с Полем потом, извини. Эй, ты меня слушаешь еще? У тебя такой вид, как будто меня здесь и нет… Ну ладно, слушай дальше. Ты когда приехала, мы ждали нашего гостя дорогого. И тут приехала ты. Поль сказал, всех пускать, у нас мало было людей, а мы хотели, чтобы Чак побольше народу по приезду обнаружил. И я тебя пустил, как ты помнишь. Но я сразу увидел, что ты не из наших. Не надо было тебя пускать, это странно было, что такая девочка славная забрела в наш бордель, что-то в этом было не так, но я не смог устоять. У меня никогда не было таких милых девочек как ты, что-то в тебе было экзотичное, для меня по крайней мере, поэтому я сделал Полю внушение, что тебя надо взять. В качестве игрушки для меня. Не обижайся, Клер, в этом не было ничегошеньки обидного на самом деле. Мы с Полем немного циничные в этом плане, вот и все. Ну, короче, ты осталась. И тут я понял, что попал в очень странное положение. Знаешь, я не помню даже сколько мне лет было когда я в первый раз переспал с женщиной. Ты можешь сказать — ну вот, он совершенно такой же как и все, кого он называет «куклами», но это не так. Я никогда не был искусственным, Клер, просто для меня секс был самой естественной вещью на свете. Если ты идешь по саду, видишь сливу на дереве, хочешь ее съесть, то срываешь, ешь и идешь дальше. И ничего в этом такого нет. Так же я всегда воспринимал секс. И разве это не естественно? Ну и у меня это всегда было, в избытке, как ты понимаешь, я ведь жил в Изумруде. Когда я хотел — я срывал и ел, фигурально выражаясь, любой плод, который хотел. В первый приезд Чака я старался вести себя как девчонка, никакого секса, конечно же, но Чак был всего несколько дней, тем более я вполне могу прожить долгое время и без, извини, перепихонов, сыт я этим давно по горло. Во второй раз я тоже собирался вести монашескую жизнь, надо же было еще до приезда Чака убедить всех гостей, что я девушка, но тут появилась ты. И оказалось, что я никак не имею возможности сорвать плод, который так хочу. Я каждый день был с тобой рядом, мог даже прикасаться к тебе иногда, но — не больше! Я не знал, что бывает так, не знал, что это так тяжело переносить. Ты мне нравилась просто невероятно, мне все в тебе нравилось. И я ужасно хотел тебя. Хотел уже не просто секса, а чего-то особенного. Близкого, нежного… Клер, я полюбил тебя. Но я, конечно, немного порочный ребенок, ты уже поняла. Я не умел долго платонически страдать и писать стихи. У меня просто крыша начала съезжать на теме секса с тобой. Мне нельзя было открываться, но я должен был как-то склонить тебя, так сказать, к близости. В тот вечер, когда ты сказала мне, что ты сестра Максима, то есть моя сестра, я уже мало что понимал. Эта информация, конечно, резанула меня немного, но лишь в том плане, что придется тебя вдвойне обмануть. Не очень приятно обманывать любимую, но, Клер, я такой какой есть, что я мог сделать… Моя любовь на той стадии уже не могла перейти в братскую. К тому же моя любовь уже слишком настойчиво и давно требовала поступить с тобой именно так гадко, как я и поступил. Для тебя это все звучит ужасно, я знаю. Но я не думал, что так уж плохо сделаю, если немножечко тебя обману, чтобы нам обоим было хорошо. Для меня секс, как я уже говорил, не такая огромная катастрофа, как для тебя. Просто еще один способ общения. Самый приятный способ. Ну ты можешь посчитать, что я тебя грязно использовал. В тот момент тебе это нравилось, а теперь вот ты по-другому думаешь. Странная ты девочка, а может просто мы очень с тобой разные. Насчет того… ну что ты теперь беременна… Это да, тут я идиот полнейший. Знал откуда дети берутся, знал, что так нельзя, никогда так не делал, а тут… Но на самом деле, знаешь, я же вырос в Изумруде, поверишь, я никогда ни с одной девчонкой не спал без резинки. Никогда! А тут… я просто даже не подумал об этом, рефлекс не сработал, понимаешь? И мне почему-то по-идиотски важно было кончить именно в тебя… Дурак, да? Да, дурак. Мне казалось, что таким образом я ставлю на тебе какую-то печать. И ты теперь всегда будешь моей. Такой вот бред получается. Клер?..