Салли Лэннинг - Никаких обязательств

Придвинув стул, Саймон сел рядом с кроватью. Сжал в руках безжизненную ладонь Дженифер, нежно погладил — как гладил в те счастливые дни, когда они делили иное, не больничное ложе.

Сердце его сжималось от невыносимой боли. Не обращая внимания на сидящую в углу сиделку, Саймон нагнулся к Дженифер, пытаясь передать ей всю свою силу.

— Милая, это Саймон. Я здесь, с тобой. Нам не следовало расставаться, я не должен был так поступать с тобой, не должен. Ты не представляешь, как мне стыдно, как мне жаль за содеянное. Но сейчас я здесь, с тобой, и не уйду, пока ты не начнешь поправляться. А ты поправишься, Дженифер, обязательно поправишься… У тебя еще вся жизнь впереди…

Он продолжал говорить, сам не зная что, лишь инстинктивно чувствуя, что умолкать нельзя. Рассказывал ей о Роберте и о Сандре, об их детях, о том, как это хорошо, когда у тебя есть настоящий друг. А потом, незаметно для себя, рассказал о своем детстве, об одиночестве и страхе. Но вместе с печальными, тягостными воспоминаниями на ум приходили и другие, не столь удручающие. Он вспоминал блики солнца на море, крики чаек, соленый морской запах, простор и свободу.

Сиделка подошла поправить Дженифер подушку и сменить раствор в капельнице. Заглянувший в палату врач проверил показания приборов и что-то тихонько пробормотал себе под нос. Саймон понимал: медперсонал делает все возможное. Теперь многое зависит от самой Дженифер. И от него.

На секунду отойдя, чтобы сполоснуть лицо холодной водой, он вернулся к кровати, снова взял молодую женщину за руку и прижался лицом к ее щеке.

— Дженифер, ты должна выздороветь. Ты нужна мне.

Во второй раз за время их знакомства глаза ему защипали слезы.

— Ты нужна мне, — прошептал Саймон, а потом вдруг услышал, как произносит то, что и не думал никогда говорить ни одной женщине: — Я люблю тебя, Дженифер. Люблю!

Какие простые слова, но сколько в них заключено силы! Внезапно сердце Саймона так и подпрыгнуло в груди. Почудилось ему или пальцы Дженифер и впрямь чуть заметно дрогнули?

Он повторил сильнее и громче:

— Дженифер, я люблю тебя. Слов нет, как мне жаль, что я так долго не мог разобраться в себе и в своих чувствах. Но это действительно так: я люблю тебя. Я хочу тебя. Ты нужна мне. Ты должна поправиться, чтобы мы с тобой могли быть вместе.

И с каждым произнесенным словом он все глубже понимал, что говорит чистую правду. Это новое знание наполняло его душу неизведанным доселе восторгом — и ужасом. Что же теперь будет? Как это скажется на нем и на Дженифер? Она должна, должна выздороветь, чтобы он наконец узнал, что значит любить.

Саймон вновь сосредоточился на Дженифер, пытаясь внушить ей, что она не одна, что он вместе с ней борется за ее жизнь. Секунды складывались в минуты, минуты — в часы. Сиделка, поглядев на показания приборов, куда-то исчезла и вернулась с врачом. Тот тоже посмотрел на приборы, потом на Дженифер и попросил Саймона выйти.

Изнемогая от волнения, он ждал в коридоре. Наконец из палаты вышел врач и сказал:

— Ну, мистер Ричардс, не знаю уж, что вы сделали, но она, кажется, начинает выкарабкиваться. Может прийти в себя в ближайшие несколько часов. Великолепно!

Привалившись к стене, Саймон переваривал услышанное. Дженифер стало лучше! Дженифер начинает выздоравливать! Все будет хорошо!

Внезапно на него навалилась невероятная, опустошающая усталость, как будто каждую клеточку его тела вдруг покинула энергия. Еле волоча ноги, Саймон вернулся в палату. Дженифер и впрямь выглядела иначе. Щеки слегка порозовели, дыхание стало ровнее. Врач был прав: ей действительно стало лучше.

Саймон не знал, сколько просидел там, неотрывно глядя на прекрасное, но сейчас такое изнуренное лицо возлюбленной. Наконец через туманную пелену начали пробиваться более земные, обыденные мысли. Наверное, надо бы пойти в буфет, чего-то есть. Ему еще понадобятся силы, когда Дженифер очнется, узнает его…

И тут ему принесли телеграмму — Саймон оставил адрес, по которому с ним можно будет связаться в случае необходимости. Прочитав сообщение, он побледнел. Труппа, которую он продюсировал, сейчас совершала турне по Европе. Автобус, в котором ехали актеры, потерпел аварию при переезде через Пиренеи. На крутом повороте его занесло, он сорвался в пропасть, и несколько человек серьезно пострадали.

В подобных обстоятельствах Саймону оставалось только одно: срочно лететь на место аварии и там сделать все необходимое, чтобы облегчить участь пострадавших.

А Дженифер? Она придет в себя, и его не будет рядом? Что же делать? Написать ей и все объяснить. Узнав о трагедии, она поймет, она не обидится.

Вырвав из блокнота листок, Саймон нацарапал несколько коротких строк. Но вдруг рука его остановилась. Как подписаться? «С любовью, Саймон»? Или просто «Саймон»?

«Саймон» вывела рука. Пусть лучше Дженифер услышит из его собственных уст признание в любви. Положив записку на тумбочку возле кровати, он склонился к холодной щеке молодой женщины и прошептал:

— Я вернусь, Дженифер. Я люблю тебя. Люблю так, что и сказать не могу.

Через час он уже летел в Испанию.

Лишь через два дня Саймон сумел выкроить минуту на телефонный звонок. Голос Дженифер звучал слабо, как будто она находилась не в другой стране, а в другой галактике.

— Ты прочла мою записку? — спросил Саймон.

— Да.

— К сожалению, мне придется провести здесь еще какое-то время. Один из пострадавших находится в критическом состоянии. Да и других проблем предостаточно. Ты понимаешь?

— Да, конечно.

Он не мог понять, что таится за этим ответом, сказанным вялым, невыразительным тоном.

— Как ты себя чувствуешь?

— Слабее новорожденного котенка. А в остальном все вроде бы в порядке. Говорят, через несколько дней меня выпишут.

— Так скоро?

— Место нужно для тех, кому еще хуже.

— Дженифер, я… — Саймон не договорил. Слова, что сами собой слетали с губ, когда он сидел рядом с ее кроватью, теперь застревали в горле.

«Я люблю тебя». Почему, почему он не мог сказать этого? Ведь не потому, что он больше ничего не чувствовал. Он любил Дженифер, любил сильно и страстно. Желал оказаться рядом с ней, коснуться, обнять ее, излить все, что накопилось на сердце.

Но точно так же, как накануне, он не мог доверить заветные слова бумаге, так и сейчас не мог сказать их в телефонную трубку. Надо было быть рядом с ней, видеть ее глаза.

— А Конни сможет приглядеть за тобой, когда ты вернешься?

— Конечно. Ларри уже лучше.

— Господи, как бы я хотел сейчас быть там, с тобой! — воскликнул он.