Кровь в пыли (ЛП) - Шэн Л. Дж.
Нейт резко кивает.
— Парень с поддельными паспортами должен знать, что мы уже в пути, — напоминает он мне.
— Я позвоню ему, когда доберусь до квартиры. Я сохранила его контакты на каждой из своих SIM-карт. Он у меня в большом долгу. — Я откидываюсь назад, пытаясь немного снять напряжение с плеч. Я на открытом воздухе. На шоссе. С красивым, большим мужчиной, который хочет остаться, пока мы оба не выберемся из леса. Шелковисто-черное небо надо мной, золотые песчаные холмы, поглощающие дорогу, я делаю глубокий вдох.
Свобода.
Я продолжаю бросать взгляды через плечо, чтобы убедиться, что нас никто не преследует. Дорога пуста. Единственными свидетелями нашего поступка являются звезды, глядящие на нас, как пары мерцающих глаз, ожидающие, как мы выберемся из этой неразберихи. В противном случае, это только я и он. Мне это нравится. Что еще страшнее, так это то, что я действительно могу привыкнуть к этому, к тому, чтобы быть рядом с ним.
— Надо было сделать это, когда я только вышел, — вслух размышляет Нейт, впиваясь зубами в губу, как мне так отчаянно хочется сделать прямо сейчас. Мы провели последние несколько часов, прикасаясь, облизывая, посасывая и кусая каждый кусочек плоти на телах друг друга, и этого все еще недостаточно.
— Все произошло по какой-то причине. Ты поможешь мне прикончить Арчеров и Себа, а я дам тебе деньги и все остальное, что тебе нужно, чтобы начать все заново. В этой жизни тебе нечего предложить. Тебе нужно начать заново. Под новым именем. Под предлогом невиновного. Ты невиновен, — я потягиваюсь . — Поезжай в Мексику. Живи жизнью. Приобрети дом на берегу. Начинай каждое утро с маргариты. Получи красивый загар.
Он предлагает мне одну из своих великолепных ухмылок, мельком взглянув на меня, прежде чем снова обратить внимание на темную дорогу.
— Я собираюсь жить там, где всегда светит солнце, — объявляет он почти детским голосом. Это что-то новенькое. И это так восхитительно. — Прямо как в Калифорнии, но менее чертовски дорого.
— Ты это заслужил, — успокаиваю я, сжимая его руку, лежащую на консоли.
— Эй, Прескотт? — говорит он через минуту. — Расскажи мне что-нибудь красивое. — Он сжимает мою руку в ответ. — Мне нравятся твои слова. У тебя крепкий мозг между этими немного большими ушами.
Я смеюсь. Мои уши немного больше, чем остальная часть моей головы. Вот почему мои волосы такие длинные.
— Хочешь летать? Ты должен отказаться от того дерьма, которое тебя тяготит. Тони Моррисон, «Песнь Соломона».
— Хорошая штука, Горошек.
— Я пытаюсь.
— Нет. Вот что мне чертовски нравится в тебе.
Он мне тоже нравится. Не только потому, что он дал мне свободу. А потому, что он обращается с моим телом более грубо, чем любой из мужчин, которые меня изнасиловали, и все же заставляет меня чувствовать себя невероятно любимой.
Мы добираемся до моей квартиры, когда еще кромешная тьма. Странно быть здесь, в районе, который я никогда не думала, что увижу снова. Он выглядит таким нормальным и не обращает внимания на все, через что я прошла за последние пару недель. Нейт хватает меня за руку и прижимает костяшки пальцев к его губам, побуждая меня посмотреть на него в ответ. Да, и его медово-желто-зеленовато-причудливые глаза говорят мне, что мы на одной волне.
Обо всем.
— Это будет адская поездка.
— Все в порядке, мы получим более быструю машину. — Я улыбаюсь, затем продолжаю объяснять себя. — Я не могу допустить, чтобы им сошло с рук то, что они сделали со мной. Для меня это личное. Я спущусь с ними, если придется. Если когда-нибудь до этого дойдет, если мне нужно будет пойти с ними, убей меня, если это означает, что они тоже мертвы. Обещай мне, Нейт.
Он качает головой, но не отвечает.
— Двигай своей горячей задницей, кексик. За нами гонятся какие-то злодеи.
НЕЙТ
Не судите о книге по обложке. Помните обложку «Над пропастью во ржи»? Безобразно, как самый темный грех, совершенный на земле, но как только вы прыгнете внутрь, вас ждет нечто прекрасное и необузданное.
Прескотт.
Внешне она обычная, привлекательная оболочка. Грудастая и блондинка, мало чем отличающаяся от той цыпочки из "Блондинки в законе" . Легкомысленная и закутанная в дорогое платье. Затем вы копаете глубже и обнаруживаете покрытого шрамами, напуганного, смелого, напуганного воина. Выжившая, которая не позволит своим врагам сойти с рук за то, что они с ней сделали. Заботливая сестра, любящая женщина, которую предали. Злая, но все же милая, как чертова песня Пинк. Ее так много. Ее слишком много . Но я понимаю, почему она хочет их смерти.
Годфри.
Себастьян.
Кэмден.
Я бы с радостью помог с первыми двумя, потому что у меня есть претензии к ним, которые так же глубоки. Кэмден, с другой стороны, не моя проблема. Я помогу, чем смогу, но это на ней.
Я следую за Прескотт вверх по лестнице в ее квартиру, наблюдая, как ее икры набухают, когда она поднимается. Мы не поднимались на лифте, чтобы убедиться, что лестница свободна. Она подходит к черной деревянной двери, одной из немногих в чистом, небрежно освещенном коридоре, и достает мой кинжал из-за пояса нижнего белья. Она, блядь, сохранила кинжал, которым ударила меня. И она собирается использовать его, чтобы проникнуть в собственную квартиру. Я наблюдаю с трепетом и игнорирую свой дергающийся член. Эта девушка сумела достать меня так, как никто другой, и не просто так.
Прескотт — это буря, и она подметает мою задницу быстрее, чем торнадо, разрывая дерьмо на своем пути, даже не давая мне возможности сделать шаг назад и изучить беспорядок, который она оставляет после себя.
Я не собираюсь называть то, что я чувствую к ней, но есть одна история, которая всегда висит над моей головой, как гильотина, когда она рядом.
Сбой.
Не падение. Падение требует времени. Меня бросает во что бы то ни стало, я быстро разбиваюсь, ударяясь о каждую чертову ветку Дерева Чувств на своем пути вниз, прежде чем упасть на самое дно с леденящим кровь звуком. Приземлившись так сильно, я оставляю чертову вмятину в форме сердца.
Она открывает дверь, прижимая кинжал к ручке под идеальным углом, толкая ее и кивком головы сигнализируя мне следовать за ней.
У Коротышки есть ходы.
Горошек идет в свою спальню и открывает ящики, пока я заглядываю в ее квартиру. Это простая двухкомнатная, бежевые ковры, черный диван, телевизор с плоским экраном, ноль картин, ноль мебели, ноль индивидуальности. Здесь ей было не по себе — она выжила. Горошек расстегивает рюкзак на голом матрасе и бросает в него толстую пачку кредитных карт, связанных вместе резинкой. Затем она бросает нижнее белье, лифчик, примерно пятьсот мячей для снятия стресса, деньги, которые она, по-видимому, прятала под кроватью, и жестяную банку с изображениями Парижа и Лондона.
— Что в коробке? — спрашиваю я у нее за спиной, чувствуя себя инструментом. Я просто стою здесь и ничего не делаю, помогая, как чертова тряпка.
— Героин, крэк, крысиный яд, — ровно отвечает она, продолжая собирать вещи. — Возможно, нам придется проявить изобретательность, когда мы нанесем им удар. Приятно иметь несколько трюков в рукаве. Я иду в душ. — Ящик с грохотом захлопывается. Я хочу пойти с ней. Черт, я хочу кончить в нее. Но рационально я знаю, что для того, чтобы она мне доверяла, мне нужно держать свой член в штанах, пока она не будет готова к большему. Она подверглась сексуальному насилию, и я не собираюсь притворяться, будто этого никогда не было. Мы преследуем ублюдков, которые сделали это с ней, и не успокоимся, пока наши пальцы не будут обагрины их кровью. Кроме того, это путешествие не о киске. Речь идет о чудесных, извилистых, темных путях, ведущих к одной цели: свободе.
С практической точки зрения, кто-то должен следить за тем, чтобы Годфри и его ручные собачки не появились внизу с достаточным количеством боеприпасов, чтобы уничтожить Северную Америку.
