Хочу быть твоей... (СИ) - Лилия Сурина
Надеюсь, что все восстановится, а то просто жутко.
Глава 37
Встреча с родителями порадовала, подняла настроение. Мама роняла слезы на мои пальцы, которые беспрестанно целовала и повторяла, что теперь будет все хорошо. Папа тихо стоял в сторонке и вздыхал, облегчение чувствовалось в его вздохах. Представила, что испытывали мои родные, глядя на меня, когда была вне сознания. Безысходность. Поэтому сейчас только улыбалась им и безропотно сносила их жалостливые эмоции.
— Как там сестренка? — спрашиваю тихо и вижу на лице мамы восторг. — Как малышня?
— Ох, такие непоседы, Мирон задира стал совсем, на детской площадке приходится быть начеку, иначе отберет у детворы игрушки и еще отлупит. А Матвейка уже бегает вовсю! Не остановишь мальчишку. Измучили нас с дедом, с ними не присядешь даже, пока Олька на работе.
Да, представляю, какая кутерьма творится в доме. Сестра недавно вышла на работу, а мама наоборот, уволилась, сказала, что будет зарабатывать дома и приглядывать за внуками. Думаю, скоро она пожалеет о таком решении.
Все хочу спросить про Дениса, но, зная мамино к нему отношение, не решаюсь. Она до сих пор винит парня в моих несчастьях и одиночестве. Но только я ничего не могу поделать, сердцу не прикажешь. Лицо его так и не могу вспомнить и меня это убивает. Зато помню голос и ощущения, когда ласкал, поцелуи помню. Хоть это успокаивает.
Я любуюсь аурой родителей, такая красивая, розово-фиолетовая. Наверное, это цвета радости и тревоги, но очень красиво смотрится. У папы больше темного цвета, почти пурпур, а у мамы светло-розовая, с фиалковой каймой. Не буду говорить им об этой особенности моего зрения, им и так переживаний хватает.
Интересно, а какого цвета аура у Самойлова? Наверное, красная. От злости. Не любит, когда я косячу, обязательно отругает меня за безрассудство, когда приедет. А он скоро приедет, чувствую.
Мама кормит меня обедом, дует на ложку с супом, потом подносит ко рту, будто я сама не могу справиться. Но молчу, не хочу обижать ее, ведь родителям досталось больше боли, чем мне, я не чувствовала ничего с момента обстрела. Будто не со мной все было.
Потом, с разрешения доктора, папа приносит цветы, красивые и яркие герберы, пересыпанные мелкими белыми хризантемами. Мама все щебечет, украшая букетом безликий стерильный подоконник. Дай ей волю, всю палату бы превратила в оранжерею, лишь бы мне было выздоравливать веселее.
Родители пробыли со мной еще пару дней и уехали после выходных, по моему настоянию. Слишком много внимания и опеки для меня. Я еще не могла вставать, большую часть дня и ночи спала от слабости, а папа и мама смиренно сидели рядом и ожидали моего пробуждения, радовались, когда открывала глаза. Боялись, что повторится мой недавний беспробудный сон. И я стала стесняться спать, чтобы не пугать родителей. А потом попросила доктора сказать им, что у меня все стабильно, и спровадить заботливых родичей к внукам. Там они нужнее.
Еще поторопилась избавиться от них, потому что не хотела, чтобы нос к носу столкнулись здесь с Денисом. Я так и не смогла вспомнить его номер, что странно, раньше на память не жаловалась.
Через неделю мне разрешили вставать, понемногу гулять, держась за стенку. Я выходила в длинный коридор, добиралась до окна, выходящему на ворота и двор клиники, стояла, наблюдая за прохожими. Вдруг увижу среди них любимого мужчину. Волнение накрывало с головой, ведь Самойлов так и не приехал.
Букеты, которые принес папа, завяли, санитарка выкинула их, но однажды утром, среди недели появился еще один роскошный букет. Он ярким пятном выделялся на подоконнике в моей тесной одноместной палате, когда открыла глаза, то сразу увидела.
— А кто принес этот букет? — спрашиваю у молодой девушки, ловко орудовавшую шваброй под моей кроватью, запах антисептика бьет в нос так сильно, что голова начинает болеть.
Девушка в голубом больничном костюме оглядывается, а потом пожимает плечами.
— Какой букет? — спрашивает она, а я киваю на подоконник.
Встаю с кровати и по сухой части пола прохожу к окну, любуюсь красивыми белыми розами с розовой каймой по краю лепестков. Касаюсь носом невесомой нежности, вдыхая травянистый аромат бутонов. Оборачиваюсь на санитарку, она недоуменно глядит на меня, застыв с тряпкой в руках.
— Это парень принес? — снова спрашиваю ее, получая в ответ молчание.
Через минуту девушка сбегает из моей палаты, наспех протерев пол. Я не успеваю отойти от окна, доктор приходит.
— Скажи, Катюша, а у букета есть аура? — спрашивает мужчина и смотрит на подоконник, но совсем в другую сторону, там пусто.
— Нет, просто букет, — поправляю длинные стебли в вазе, расставляя их покрасивее, чтобы не сбились в кучу. — Красивый… а кто принес, никто не видел.
— Яблоко хочешь? — доктор протягивает мне ладонь, на которой лежит большое красное яблоко, мой любимый сорт.
Даже слюна заполнила рот, я замурчала, когда откусила от фрукта и ощутила кисло-сладкий терпкий вкус. Жмурюсь от удовольствия, вгрызаясь в мякоть.
— Спасибо огромное, Родион Васильевич, очень вкусно! — благодарю доктора, но тот смотрит на меня странно, как будто даже с опаской. — Что-то не так?
— Да… есть кое-что… Скажи, а у яблока есть аура?
— Нет, — я отвожу руку с яблоком и разглядываю его. — Не светится.
— Хорошо… А я? Я свечусь? — задает вопрос, пристально разглядывая мои глаза.
— Вы светитесь. К чему такие расспросы?
Я разволновалась не на шутку, даже потряхивает. Родион Васильевич берет меня под руку и ведет к кровати, заставляет присесть, а сам стоит рядом, хочет сказать что-то, но не решается.
— Нет букета, Катюша. И яблока нет, — наконец объясняет доктор, подвигает стул и садится напротив меня. — У тебя галлюцинации. Думал, что пройдет, но идет время, а тебе не лучше.
— Какие галлюцинации? Я вижу букет, чувствую запах… вкус яблока чувствую, слышу хруст, когда откусываю.
