Карла Бланк - Доверься мне

— Ваша честь, я пытаюсь дать характеристику свидетельницы, — парировал прокурор.

— Протест отклоняется, — изрек судья. — Продолжайте, мисс Грант.

— У меня нет семьи, — объяснила Конни, — но я думала купить подарки друзьям. — Она перечислила несколько имен, последним назвав Стива Клуни. — А еще я училась на заочных подготовительных курсах.

— Работая официанткой, вы успевали учиться? — уточнил Роббинс.

— Мне всегда хотелось чего-то добиться в этой жизни. Стыдно признаться, я даже школы не закончила, но впоследствии экстерном сдала экзамены за старшие классы. Сейчас я учусь в колледже и работаю. Мне приходится работать, потому что, когда я решила выступить свидетельницей на первом процессе Саверо, я потратила все свои сбережения.

— Протестую! То, что произошло после пятнадцатого декабря тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, не имеет отношения к делу. — Стэнли буквально подбросило со своего места.

— Ваша честь, — проговорил прокурор, — я пытаюсь показать, на какие жертвы пошла эта молодая женщина ради того, чтобы помочь правосудию.

— Протест отклоняется!

Роббинс дошел уже до заключительного эпизода.

— Присутствует ли в зале человек, вошедший в ресторан «Афродита» пятнадцатого декабря тысяча девятьсот шестьдесят пятого года?

— Да!

— Будьте добры указать на него.

Конни наставила палец точнехонько на обвиняемого.

— Вот он! Макс Саверо!

Конни уже знала: момент, когда свидетель называет подсудимого по имени, всегда исполнен драматизма, однако, взглянув в сторону защиты, она испытала потрясение иного рода.

Позади Макса, среди людей Корффа, сидел угрюмый верзила в черном пиджаке и белой рубашке. Длинные сальные волосы висели безжизненными лохмами. На левой щеке алели пять царапин. Когда незнакомец отбросил волосы со лба, блеснула золотая серьга в форме кольца. Не этот ли человек на нее напал и пытался ее убить?..

Конни не сводила с него глаз. Тем временем Ник возвратился к столу обвинителя и зашуршал бумагами.

— Ваша честь, — прозвучал его голос, — у меня есть еще вопросы к свидетельнице. Но может быть, на сегодня хватит?

Судья Фултон сверился с часами и кивнул. Послышался удар молоточка.

— Объявляется перерыв! Заседание продолжится завтра в девять утра.

Народ понемногу разбредался; Конни не отрывала взгляда от человека в черном. Он ли это? Или опять воображение разыгралось? Двое офицеров Федерального управления дожидались у двери, чтобы препроводить свидетельницу в изоляционный дом, но она опрометью бросилась к столу обвинения и схватила Роббинса за руку.

Она знала, что прокурор не вправе общаться с ней, пока присяжные в зале, чтобы не создалось впечатление сговора. Однако выбирать не приходилось.

— Я его видела! Того типа, что на меня напал!

— Он здесь?

Конни обернулась к столу Корффа, но незнакомец уже исчез.

— Он вон там сидел! За Максом Саверо.

Словно завороженный, Ник глядел в удивительные синие глаза, мечтая тут же, на месте, заключить ее в объятия и осыпать поцелуями. Когда весь этот кошмар закончится, он ее не отпустит. Без Конни жизнь его пуста и беспросветна…

— Как ты его узнала?

— Царапины на щеке, серьга… Я не уверена на все сто, что это и вправду он. У кого хватит дерзости явиться сюда и усесться прямо за Саверо?

— Я знаю, о ком она говорит, — заметила Аделина, слышавшая разговор. — Это один из следователей Корффа, его зовут Джеймс Мэтсон.

— Следователь! — возликовал стоявший тут же Дан. — Ну, конечно!

— Что такое? — переспросила Конни.

— Большинство следователей имеют разрешение на ношение оружия. Ну, вроде как частные детективы. Они свободно заходят в здание суда, в наши офисы, в полицейские участки, даже в тюрьмы. Этот тип имеет доступ к любой информации, и никого не насторожит то, что он вооружен. — Дан оглянулся на Ника. — Надо его задержать и допросить!

— Значит, мне уже ничего не угрожает? — Конни умоляюще глядела на Роббинса. — Мне не надо возвращаться в изоляционный дом?

— Прости, Конни… — Никогда еще Ника не влекло к ней так! — Тебе придется пойти с ребятами из управления.

Разочарование отразилось в ее взгляде.

— О'кей. Я понимаю.

— Не грустите, — улыбнулась Аделина. — Завтра все кончится.

На следующее утро процесс возобновился.

Конни не сводила глаз с Роббинса, человека, которому она подарила свое сердце, который стал ее судьбой.

Очень может быть, что сегодня она говорит с ним в последний раз… Она покинет трибуну свидетельницы, и ее тут же умчат куда-то согласно предписаниям программы, дадут новое имя… Она никогда больше не увидит Ника, никогда его не поцелует, никогда к нему не прикоснется! Никогда уже не лежать им рядом, слушая, как бьются в унисон их сердца.

Конни медленно шла через зал, зная, что каждый шаг приближает ее к зияющей пустоте бессмысленного будущего, и тут слева послышался свистящий шепот. Кто-то назвал ее имя.

Да, окликнувшая ее женщина постарела, но как не узнать пухлые губы, вечно кривящиеся в издевательской ухмылке?.. Откуда она взялась? Нет, воображение тут ни при чем, мегера из прошлого, и правда, здесь, в зале суда. Ее руки покоились на коленях: руки, что много лет назад впивались в запястья Конни, рвали ее волосы. С этих губ слетали гнусные обвинения — дескать, девчонка пытается соблазнить ее мужа, своего приемного отца. «Я видела, как ты выставляла перед ним свои титьки!»

Нет, сказала Конни про себя. Неправда. Я его ненавижу! От него разило.

Приемный папочка сидел тут же, рядом с женой. Грязные темные волосы стали грязно-серыми, морщины на лице углубились, глаза невыразительные, словно у гремучей змеи. Он посмотрел на Конни и облизнулся. Каждое слово этого человека навеки врезалось в память…

«Не могу допустить, чтобы малышка Конни говорила такие нехорошие слова. Ай-ай-ай! Значит, от меня разит?» Он медленно расстегнул пряжку на поясе, и гладкий кожаный ремень мелькнул перед глазами. А пальцы женщины, словно острые когти, все крепче впивались девочке в руку…

Конни подалась назад. Но сзади раздался еще один приглушенный голос.

— Привет, детка!

Жирная, дебелая тетеха! Маленькие поросячьи глазки теряются в складках кожи. Она помахала похожими на сосиски пальцами и улыбнулась крохотным ротиком. Тем самым ротиком, что некогда лгал полиции, уверяя, что это Конни хранит наркотики, а вовсе не ее собственная, ни в чем не повинная лапочка дочка!

Конни заставила-таки себя идти вперед. Скамья судьи и трибуна свидетелей терялись где-то в тумане.