Александра Селлерс - Наследник султана

— Недавно в нашем женском журнале писали, что модели Камилы стали последним криком моды, — откликнулась Зара. — Я права, а, Камила? И мы не можем решить, шпилька это или лавровый венок.

Розалинда от души рассмеялась. Получив полное одобрение своих трудов, модельерша помогла Розалинде снять платье. Когда оно было вновь упаковано (наряду с множеством других платьев, предназначенных для «медового месяца»), молодые дамы остались одни. Они сидели в уютной гостиной в личных апартаментах принцессы. Окна комнаты смотрели в сад, который, благодаря горному климату, походил на английские сады куда больше, чем Розалинда могла ожидать, помня, какое расстояние отделяло ее от родных мест.

— Вы волнуетесь? — спросила Зара.

Она склонилась над колыбелью и взяла на руки ребенка, который только что проснулся и немедленно подал голос.

— Да, — ничего не выражающим голосом ответила Розалинда.

— Я не сомневаюсь, вы поступаете правильно, — сказала ей Зара. — Не бойтесь, Надж непременно сдержит слово. Вы можете полностью на него положиться. — В интонациях Зары послышалась теплота. — Я работаю с ним и поэтому хорошо его знаю.

— Вы с ним работаете?

— Надж является попечителем Национального музея и еще нескольких музеев поменьше. Ему приходится часто бывать на Западе. Он ведет переговоры с западными правительствами, в чьи руки попали произведения искусства восемнадцатого и девятнадцатого веков, да и двадцатого тоже. Его задача — вернуть наши сокровища или выкупить их. Все связи с прессой организует Гази, поэтому мне часто приходится видеть Наджа. А я занимаюсь восстановлением дворца Александра Великого, где будет выставлено все, что археологи нашли при раскопках в Искандияре.

Розалинда в изумлении уставилась на нее.

— Послушайте, Зара, я знаю, что он шпион. Выходит, музейная деятельность — это его прикрытие?

Зара покачала головой.

— Шпионаж — не его профессия, в этом вы можете быть уверены. Всем Сотрапезникам при необходимости приходится выполнять малоприятные поручения. А сейчас игра, как говорится, в самом разгаре. Во многие государственные дела Рафи меня не посвящает, но, насколько я понимаю, главная проблема в Гасибе. Сопротивление его режиму растет, и военный опыт Наджиба бесценен.

— Вот как?

— Вы знали, что Наджиб участвовал в Кальджукской войне?

— Да, он мне как-то говорил.

— Услышав, что принц Омар призывает Сотрапезников, Надж объявил Рафи, что идет с Омаром. Его отец был из Нарвана, таким образом, он связан с родом Дуррани.

Ребенок требовательно заявил о том, что проголодался. Зара покачала его, поцеловала, а когда он прильнул к ее груди, со счастливой улыбкой взглянула на Розалинду.

— Вы сами выкармливали Сэма? — спросила она.

Розалинда поперхнулась.

— Нет, я… Я бы очень хотела, но не было возможности.

— Ой, как жаль, — сочувственно произнесла Зара. — Ну ничего, выкормите следующего.

— Надеюсь.

Малыш уже сладко спал. Розалинда, улыбаясь, наблюдала за Зарой, которая осторожно отняла его от груди и уложила.

— Исключительный будет материал, — снова заговорила Зара. — Снимки из дворца принца Рафи! Романтическое воссоединение Сотрапезника с женой! Журнал получит колоссальную сумму из Военного фонда Нарвана. Как говорит Гази, за привилегии нужно платить, чтобы больше ценить их. Он намерен добиться самого широкого освещения торжеств.

Да, Розалинда не могла рассчитывать на передышку.

— Я должна тебе кое-что рассказать, — сказала Рози.

— Мне тоже нужно поговорить с тобой, — отозвался Надж.

Он взял ее за руку, и они медленно двинулись по тропинке. Яркие звезды усыпали небо, луна освещала вершину горы Шир. Надж с Розалиндой поднялись на утес и присели. Внизу открывалась широкая панорама, центром которой был сверкающий огнями дворец.

— Розалинда, позволь мне говорить первым. Прости меня. Ты была права. Я совершил ошибку, когда твердо решил, что ты обманываешь меня. Но я как следует обдумал все, что ты говорила, и мне открылась правда: ты не лгала. И я пришел к единственно возможному объяснению.

— В самом деле? — выдохнула она.

— И я понял, почему ты не могла рассказать мне все, от начала до конца. Розалинда, я вел себя непростительно глупо. Мне следовало увидеть очевидное. Причина в Ламис, верно? И Самир — сын моей родной сестры.

Розалинду и Ламис издавна связывала дружба, а после смерти Джемшида они сблизились еще больше. Рози знала, что на сердце у Ламис лежит какая-то тревога, хотя Ламис никогда не говорила об этом с подругой. Но когда пришло письмо от деда Джемшида, Ламис сочла, что уже нет смысла нести свое бремя в одиночестве. «Теперь ты, Розалинда, поймешь меня, — сказала она тогда. — Теперь ты знаешь, с чем именно я столкнулась».

И она рассказала Розалинде душераздирающую историю. Ее изнасиловал человек, которого она любила и который заверял Ламис в том, что понимает и уважает ее религиозные принципы. Дело закончилось беременностью, которую она скрывала до тех пор, пока это было возможно.

Девушка изнемогала от страха и стыда. А ее дед… Она не могла даже предположить, какую ярость вызовет у него неожиданное известие. Тем временем беременность становилась все более очевидной. Ламис решилась отдать ребенка приемным родителям, но в тот момент важнее всего было не допустить, чтобы родным стало известно о ее беременности. А ведь Лондон — огромный мегаполис, там так много зорких глаз…

Розалинда, воспитанная в представлениях западной культуры конца двадцатого века, не могла понять страхов Ламис. По ее мнению, Ламис должна была рассказать все без утайки своим родственникам. Но полученное письмо раскрыло ей глаза, помогло понять суровую реальность. Прочитав письмо, Розалинда согласилась, что Ламис следует любой ценой избежать необузданного гнева деда.

Обе подруги были слишком погружены в свои печали, чтобы трезво просчитать последствия, к которым мог привести их безумный план, представлявшийся им на удивление простым и безболезненным выходом. Было решено: ребенок Ламис станет ребенком Розалинды.

Рози взяла отпуск на несколько месяцев в посольстве Нарвана, где она работала. Никого это не удивило. Ламис тем временем заканчивала диссертацию, так что ее уединение тоже не вызывало вопросов. Подруги переехали в Бирмингем, где их никто не знал и где проживало множество выходцев со Среднего Востока.

В поликлинике Ламис назвалась именем Розалинды. Под ее же именем она зарегистрировала рождение ребенка. Все очень просто.

И план девушек сработал. Информация не просочилась за пределы их общей квартиры в центре Бирмингема. Ламис никогда прежде не носила чадру, но до рождения ребенка не показывалась на улицах с открытым лицом. К местному гинекологу она записывалась опять-таки под именем Розалинды и называла себя вдовой. Врач понимал, что она прибегает к обману, дабы уберечься от позора, но не имел представления, в чем именно состоял обман.