Александра Селлерс - Наследник султана

Александра Селлерс

Наследник султана

ПРОЛОГ

Тяжелая, гнетущая тишина повисла в здании банковского хранилища, построенном частично из старинного кирпича, а частично из современной стали. Трое мужчин молча наблюдали, как управляющий банком поворачивает ключ в замке небольшой хромированной дверцы.

Все они были молоды; лет около тридцати, решил управляющий. Что-то необычное чувствовалось в них, хотя банкир не смог бы облечь свои ощущения в слова. Пожалуй, какая-то внушительность, властность, не свойственная, как правило, людям в этом возрасте. Кого-то они ему напоминали, трудно сказать, кого именно. Возможно, этот эффект возникал благодаря их внешнему сходству, доказывающему, что всех троих связывают узы крови. Один из них назвал покойника, чей сейф управляющий теперь открывал, их родственником.

Пальцы управляющего легли на небольшую рукоятку, и через мгновение на свет явился длинный блестящий ящичек.

— Как вы понимаете, его не трогали пять лет, — пояснил управляющий.

Происходящее было типичным для времени, наставшего после долгой и кровопролитной Кальджукской войны. Во многих семьях люди потеряли следы банковских вкладов погибших близких, а то и не знали об их существовании до получения уведомления из банка. Случалось и так, что банк не получал никакого ответа на свои письма…

Никто не ответил управляющему. Тогда он вынул ящичек из сейфа, затем провел своих гостей по узкому коридору, решив миновать все комнаты, в которых заурядные клиенты банка изучали вклады своих родственников, и принялся подниматься по лестнице, ведущей в основное здание, где жизнь била ключом. Там он подошел к двери с надписью «Зал совещаний» и кивком велел молодому служащему отпереть ее.

— Здесь вам никто не помешает, — с некоторым затруднением выговорил управляющий и пригласил троицу войти.

Он поставил ящичек на полированный деревянный стол, после чего выпрямился и посмотрел на гостей. До сих пор ни один из них не вымолвил ни слова. Внешне они держались совершенно спокойно, и все же в воздухе сгустилась тяжесть, которой не бывает в обыкновенных случаях, когда наследники в радостном нетерпении ожидают появления семейного сокровища, оставшегося невредимым после всех превратностей судьбы. Управляющему вдруг стало интересно, что же находится в ящичке.

Он кивнул, словно бы в ответ на собственные мысли, и повторил:

— Здесь вас никто не потревожит.

— Благодарю вас, — сказал один из троих с вежливой невозмутимостью.

Управляющий банком поклонился и неохотно вышел, сознавая, что ему не доведется присутствовать при развязке драмы.

Наджиб аль-Махтум прикрыл дверь, как бы выпроваживая его, затем повернулся к своим товарищам. Некоторое время все трое молча смотрели друг на друга. В расположенные высоко под потолком узкие окна лился яркий солнечный свет, который отчетливо высветил семейное сходство троих, обычно не столь резко бросавшееся в глаза. Вес они унаследовали от кого-то из предков широкий лоб, мощные скулы и полные губы. Однако индивидуальные черты каждого из троих легли на этот типаж.

— Что ж, будем надеяться, что это оно, — произнес Ашраф.

Все трое мгновенно подошли к стульям и заняли места у стола, словно эти слова Ашрафа послужили для них сигналом. Крышку откинули, и наконец неглубокий продолговатый ящичек был открыт. Раздался дружный вздох.

— Пусто, — сказал Ашраф. — Да, вряд ли стоило ожидать, что…

— Мы должны были… — начал Харун, но Наджиб перебил его:

— Аш, он не пустой.

Двое остальных затаили дыхание. На дне ящика лежали два конверта, почти невидимые из-за контраста света и тени.

Несколько мгновений трое в безмолвии разглядывали их.

Наконец Наджиб и Харун подняли глаза на Ашрафа, и тот извлек два бумажных прямоугольника — коричневый канцелярский конверт и удлиненный белый.

— Это завещание! — с удивлением воскликнул Ашраф и кивнул на коричневый конверт. — И письмо, адресованное дедушке.

Он швырнул конверт на стол и принялся вскрывать завещание, запечатанное красной лентой.

— Что за фирма? — поинтересовался Наджиб. — Это не старик Ибрагим?

Ашраф перевернул конверт и показал своим спутникам логотип юридической фирмы.

— «Джамаль аль-Вакиль», — прочитал он и поднял голову. — Вы о таком слышали?

Двое других покачали головами. Лоб Ашрафа перерезала складка, когда он извлек из конверта фирменный бланк.

— С чего бы человек накануне войны отправился заверять завещание неизвестно к кому? — пробормотал он себе под нос и уставился в бумагу.

— Что там? — в унисон спросили двое других.

— «Моей… — стал читать Ашраф, но запнулся и встретил пораженные взгляды брата и кузена, — моей жене…» Он был женат.

— Женат? На ком?

Ашраф вновь углубился в документ.

— «Моей жене, Розалинде Оливии Льюис…» Английское имя. Это значит, когда он был в Лондоне…По всей вероятности. — Он прочитал еще несколько строк, помертвел и оторвал глаза от бумаги, чтобы бросить на своих товарищей предупреждающий взгляд. — Она была беременна. Они ждали сына.

— О Аллах! — прошептал кто-то.

Все трое теперь глядели друг на друга.

— Если бы был ребенок, она бы связалась с нашей семьей, — слабым голосом проговорил Харун. — Особенно в случае, если бы родился мальчик.

— А может быть, и нет. Или вы думаете, что он перед женитьбой рассказал ей все как есть?

— Будем надеяться, что нет.

Ашраф продолжал читать, недоверчиво покачивая головой.

— Наверное, все-таки сказал. Послушайте: «Моему сыну я оставляю Розу аль-Джавади…»

И снова наступило молчание, во время которого Наджиб с Харуном осмысливали услышанное.

— Так ты думаешь, он настолько потерял голову, что оставил Розу ей? — вполголоса произнес Харун.

— Возможно, это было не так уж неразумно. Просто он счел, что небезопасно ввозить ее в Нарван накануне войны.

Наджиб взял второй конверт, распечатал его и достал первое, что нащупали его пальцы: жестковатый светлый прямоугольник. Он перевернул находку, и ему улыбнулись глаза женщины.

— Это она, — пробормотал Наджиб.

В течение какого-то времени все трое смотрели на женское лицо. Очень молодое, очень красивое, округлое и нежное лицо. При первом же взгляде на него Наджиб ощутил горькое сожаление: прошло пять лет, и ему уже не суждено увидеть ее такой, увидеть эти цветущие, манящие щеки…

— Значит, сейчас ребенку четыре года, — сказал Харун, выражая то, что думали все трое.