Тонкие грани чувств - Олли Серж
– Могу я узнать, почему мне отказано в выезде? – голос звучит совершенно беспристрастно, что сильно удивляет мужчину.
– На вас заведено уголовное дело по статье сто пятьдесят восемь УК РФ. Кража.
– Это какая-то ошибка… – по спине начинает строиться липкий пот, – Это какая-то ошибка. Я в жизни ничего ни разу не крала.
– В особо крупном размере, Алиса Игоревна, – в комнату заходит девушка в форме, подаёт таможеннику несколько распечатанных бумаг, что-то тихо говорит на ухо и выходит, – Вот, можете ознакомиться с постановлением и повесткой.
Вчитываюсь в расплывающиеся перед глазами строчки: «Потерпевший – Фетисов Роман Иванович…»
– Это какая-то не смешная шутка? – хочется скомкать и швырнуть эти сраные бумажки в лицо работника в форме, но умом, я понимаю, что он ни в чем не виноват. Это так практикуются во всевластии двое зажравшихся циников. Которые с чего-то решили, что могут управлять моей жизнью.
– Это не шутка. Более того, на выходе из аэропорта уже ждёт машина, которая доставит вас в отделение для выяснения обстоятельств, – в бокс заходят двое мужчин в тёмных костюмах.
– Пойдёмте с нами, Алиса Игоревна, – один из них подхватывает мой чемодан и несёт к выходу. Заботится? Да ну, чтобы не сбежала.
– Алиса, – на выходе в меня вцепливается мама, – Что происходит? – я смотрю на неё такую испуганную, несчастную и не могу сказать правду. Набираю в лёгкие побольше воздуха, – Ошиблись, мам, – выдавливаю улыбку, – Представляешь? Говорят, штраф не заплатила за двойную сплошную. Вот поеду разбираться.
– Так как же теперь лететь? – она не может скрыть, как ее разрывает. Я ее понимаю, там, в двух часах лета, моей сестре нужна мама.
– Лети, мамочка, – целую ее и крепко обнимаю, – Ну не плачь, пожалуйста, я решу этот странный вопрос и тоже приеду.
– Обещаешь, доченька? – женщина поднимает на меня наполненные надеждой и любовью глаза, и я киваю ей в ответ.
– Обещаю.
Алиса
Чёрный внедорожник тормозит возле элитного жилого комплекса, замки блокировки дверей отщёлкиваются. Первым из машины выходит мужчина, сидевший справа от меня и подаёт руку.
– Алиса Игоревна, идите за мной, – отдаёт распоряжение ещё двум мужчинам оставаться на улице, и мы заходим в подъезд.
– Что-то слабо похоже на отделение полиции, – я не удерживаюсь от сарказма, – И с каких пор доблестным стражам правопорядка хватает на классические костюмы от «Версаче»?
– Вас ждут, Алиса Игоревна, – мой конвоир непробиваем, – У меня нет полномочий говорить с вами.
– Да куда уж тут, конечно, – на самом деле, всю дорогу я искренне радовалась, что меня не втягивали в разговор. Ибо могла сорваться и высказать все, что думаю совсем не тем людям. Зато сейчас мой горшочек полон, он кипит, а я просто горю желанием пообщаться с автором этого балагана.
Мы заходим в стеклянный прозрачный лифт и поднимаемся на самый последний этаж. Кто бы сомневался.
– Дверь открыта, входите, – мужчина в костюме указывает рукой на одну из двух квартир, – Я останусь снаружи.
Делаю шаг за порог и с силой захлопываю за собой дверь, волна удара гулом разносится по подъезду, а со стены падает небольшая деревянная ключница.
– Решила разгромить мою квартиру? – из комнаты мне на встречу выходит Рома, – Или просто эффектно появляешься?
– Ты и твой отец совсем офигели? Я вам ничего не должна. Откуда в базе таможни появилось дело о краже ювелирных изделий?
– Алиса, давай поговорим спокойно.
– Ты сейчас шутишь, Фетисов? – шиплю я ему в лицо. От злости у меня сводит мышцы шеи, – Да ни один суд не даст ход этому делу. Ты же уже наверняка знаешь, что я могу вывести из кампании ещё десять раз по столько же! Хоть наличными, хоть металлом, хоть камнями!
– Лисичка… – он делает шаг в мою сторону, – Вся информация уже уничтожена. Я не мог дать тебе улететь, прости меня, когда узнал, что могу больше тебя не увидеть, чуть с ума не сошёл.
– Ты даже не понимаешь, что натворил, Рома… – обречённо качаю головой, обхватываю себя за плечи руками и прижимаюсь спиной к стенке с рельефной гипсовой плиткой, – Я не видела маму с самого детства. Я держала ее руку в своих руках, а ты… Ты заперся, как слон в посудную лавку, и все разбил. Просто ради своего эгоизма, ради долбаного удовольствия легиона чертей в твоей голове… – мой голос садится и затухает, – Не дал мне уехать к тем людям, которые, может быть, первый раз в жизни могли мне дать полноценную любящую семью.
– Девочка моя, – он стекает по стене рядом со мной вниз и пытается притянуть меня к себе, – Что тебе наговорила Кристина? Почему ты уехала и не дала шанса все объяснить? Я все знаю, про твою бабушку и родных, это ничего не меняет. Ты очень нужна мне. Поговори со мной, пожалуйста.
– Нам не о чем говорить. В вашем мире свой «In God We Trust»[1], а в моем свой. Я уеду, а ты… Просто делай, что должен. Женись на Свете, пусть она рожает тебе здоровых детей…
– Алис, при чем тут Света и дети? – он сгребает меня в объятья, пытаясь заглянуть в глаза, а я упираюсь в его плечи кулаками, – Я люблю тебя…
– Это ложь! – от его признания мне становится тяжело дышать. Да как он вообще смеет… Хлесткая пощечина приземляется на его щеку, и я замираю, потрясённая тем, что он позволил мне это сделать.
– Бей ещё, – он говорит резко, надсадно, смотрит мне прямо в глаза. Меня затягивает на глубину его страсти, – Бей сразу столько раз, сколько хочется, – я вижу на его лице ещё до конца не зажившие следы драки, и мои руки опускаются. Собираю остатки сил, концентрирую их в трясущихся ногах, пытаюсь резко встать, чтобы уйти, но он перехватывает мои руки и заводит их за спину, прижимаясь своими губами к моим, – Пусти! – кричу ему в губы, а меня трясёт. Сознание мутнеет от запаха его возбуждения, по низу живота растекается жидкий свинец.
– Просто до одури люблю, я ничего не могу с этим сделать, – целует меня глубоко, жадно, словно я – родник, а он не может напиться.
Стягивает с моих плеч пальто, я теряю равновесие и, мы, не прерывая поцелуи, падаем на него.
– Рома, это неправильно, то что мы делаем, – я пытаюсь воззвать к адекватности, но шерстяное платье летит в сторону, а горячее мужское дыхание скользит по моим щекам, смешиваясь с нежными поцелуями,
