Пенни Джордан - Прекрасное пробуждение

Заниматься с ней любовью, любить ее было для него чем-то вроде смакования для гурмана, если уж продолжать тему о еде… Его сердце бешено стучало в груди, как будто он только что преодолел крутой горный подъем.

Дэниел бросил взгляд на часы. Уже далеко за полночь. Криста спит?

Он вышел из кухни, тихо поднялся наверх. Дверь в спальню Кристы была закрыта. Дэниел, помедлив, осторожно повернул ручку. Криста лежала на боку, уткнувшись лицом в подушку. Шелковистые пряди волос разметались по плечам, выделяясь ярким пятном на белоснежной наволочке. Его охватило непреодолимое желание протянуть руку и коснуться их. В лунном свете, пробивающемся из-за шторы, нежная кожа обнаженного плеча и рук была матово-бледной.

Криста беспокойно зашевелилась во сне. На лбу появились тревожные морщинки, под глазами легли темные круги, словно… словно она долго плакала, прежде чем уснуть.

У Дэниела перехватило дыхание. Необычайная нежность отозвалась в груди щемящим чувством. Плакала? Из-за него? Ему до боли хотелось наклониться и прикоснуться к ней, разбудить ее, нежно шепча слова любви и осыпая поцелуями. Сердце кольнуло страстное желание увидеть, как распахнутся ее глаза, в глубине которых отразятся удивление и наслаждение, почувствовать на себе томный взгляд, излучающий любовь и откровенное желание. Нет, то, что он хотел получить от нее, было больше, чем просто секс. Его вовсе не устраивала только бурная интимная связь. Он любит ее и хочет, чтобы она навсегда вошла в его жизнь, но не уверен, что она испытывает, такие же чувства к нему. Что-то отталкивает ее, встает непреодолимым барьером между ними, несмотря на слова, которые она сказала ему сегодня днем.

Может быть, она уже была готова отдаться ему, и если бы Дей не приехал, то к этому часу они стали бы любовниками. Но Дей приехал и таким образом дал ему время подумать. Дэниел посчитал, что его первоначальное решение было разумным, особенно если он был прав и одна из причин противоречивости испытываемых Кристой чувств лежит в неприятии ею его работы.

Лучше будет подождать, пока курсы и все, что с ними связано, останутся позади, прежде чем…

Если бы он только смог сдерживать себя так долго… Ну, по крайней мере, завтра не так уж трудно будет справиться с этим, горько усмехнулся он, когда его взгляд упал на ботинки, купленные Кристой утром. Они будут в горах большую часть дня.

Была какая-то насмешка в том, что ему приходилось проводить уроки, чтобы создать базу для доверительных отношений с женщиной, с которой ему это было особенно важно, но которая, как он подозревал, не хотела ему доверять.

Он наклонился и очень, очень нежно прикоснулся губами к ее обнаженному плечу… Это был самый воздушный поцелуй, какой только может быть. Но, несмотря на это, выпрямившись, он почувствовал, что в нем толчками начинает подниматься столь сильное и всепоглощающее желание, что мускулы задрожали от напряжения в отчаянной попытке подавить вскипающую страсть.

В глубине души он не сомневался: что бы Криста ни говорила, во что бы ни верила, она все еще не готова отдаться ему всем сердцем, доверять ему в той мере, в какой он этого хочет. И как бы ни было им хорошо в постели, а он знал, что для него их близость будет сказочным наслаждением, — но без полного обоюдного доверия этого будет недостаточно.

— Ты уверена, что все в порядке?

Криста сердито отвернулась от Дэниела. Ее пальцы яростно сжали чашку с горячим кофе. Как он смеет быть таким… таким… заботливым и внимательным… таким искренним, когда она знает — и он тоже должен понимать, что она знает, — как фальшивы и наигранны эти заботы?

— Конечно же, со мной все в порядке, — солгала Криста, все еще не решаясь поднять на него взгляд. — Почему что-то должно быть не так? — с вызовом добавила она.

— Мне очень жаль… что так получилось прошлой ночью. Я звонил, но ты, должно быть, уже легла, — сказал Дэниел, когда она наконец-то заставила себя спуститься вниз.

Она отрицательно покачала головой, когда он спросил, что сделать на завтрак.

— Тебе нужно поесть, — настаивал он. — Впереди, длинный день, на ланч будет только горячий бульон и сандвич. Когда мы будем подниматься в гору, тебе придется собрать все силы, какие только у тебя есть.

Кристу все время подмывало заявить, что она не сдвинется с места и останется в доме, но предусмотрительность одержала верх. По крайней мере, в горах она сможет отвлечься от своих невеселых мыслей о том, как она несчастна, как ей нестерпимо больно.

Боль. Такое коротенькое слово не в состоянии выразить то, что она испытывает.

Она не понимала, откуда у Дэниела столько нахальства, чтобы вести себя так, словно ничего не произошло, смотреть на нее лживым взглядом, в котором отражалась притворная забота, когда все это время…

— Мне показалось… я не ослышалась, когда ты сказал, что хочешь рано выйти из дома? — холодно напомнила она, допивая кофе. Поднявшись, она начала убирать со стола, все время, стараясь повернуться к нему спиной, чтобы не видеть его лица, глаз… его губ.

О Господи! Пожалуйста, не позволь этим предательским слезам, обжигающим глаза, покатиться по щекам, обнажая перед ним ее чувства.

— Криста…

— Я поднимусь наверх и переоденусь, — холодно сказала Криста, не обращая внимания на его оклик.

Через полчаса, спускаясь по лестнице, она чувствовала на сердце тяжесть несравнимо большую, чем внушительный вес ботинок у нее на ногах.

Вместе с гневом и горечью ее охватили панический страх и острая боль. Несмотря на то, что она теперь все знала про него, крохотная частичка ее сознания шептала ей, что она может оказаться не настолько сильной, чтобы вести себя так, как решила. Она вздрагивала при мысли, что ее чувства, ее любовь могут предать ее и одержать верх над благоразумием. Она не могла смотреть на Дэниела и не вспоминать каждый раз, как приятно находиться в его объятиях, не сознавать, что какая-то часть ее все еще страстно мечтает очутиться там, не желая знать правду и нашептывая, что, возможно, он не лгал, а на самом деле чувствовал то, о чем говорил.

Она боялась своей собственной уязвимости, поняла Криста, отворачиваясь в очередной раз, чтобы не встретить вопросительный взгляд Дэниела.

— Иди сюда и сядь, — скомандовал он, мягко толкнув ее на стул, прежде чем она опомнилась и стала сопротивляться.

Когда он опустился перед ней на колени, на какое-то безумное мгновение она подумала, что он собирается умолять ее о прощении. Она смотрела вниз, на склоненную темноволосую голову, на шею с завитками волос, неожиданно показавшуюся ей уязвимой в своей незащищенности, с болезненным ощущением любви к этому человеку.