Виктория Шарп - Наперекор всему

– Конечно, – улыбнулся Том. – Ты же у нас была примерной девочкой!

– Зато ты был изрядным озорником! Но при этом всегда был истинным джентльменом, не то что другие мальчишки.

– Приятно слышать.

– Впрочем, ты, кажется, и остался таким, – прибавила Элизабет, слегка покраснев. А затем, желая перевести разговор на нейтральную тему, оживленно проговорила: – Знаешь, что мне вспоминается, когда я смотрю на свечи, огонь в камине и мороженое? Мне вспоминается Рождество! И не просто абстрактное рождество, а то, которое мы встречали в Нью-Йорке, под главной елкой страны. Ты помнишь?

– Конечно, помню, – улыбнулся Том. – Разве такое можно забыть? Мы тогда учились в последнем классе, и я уже был… – Он хотел сказать «влюблен в тебя», но вовремя спохватился. – Насколько помню, идея с поездкой в Нью-Йорк исходила от тебя. Ты сказала мне, что давно мечтала встретить Рождество у главной нью-йоркской елки, и я ухватился за эту идею.

– И подбил на эту поездку половину наших одноклассников! – рассмеялась Элизабет. – К глубокому возмущению их родителей, считавших, что Рождество нужно встречать в семейном кругу. Но они возмущались уже потом, после всего, потому что мы уехали в Нью-Йорк тайком. И в этом тоже была своя прелесть. Сбежать из дому в сочельник, оставив родителям коротенькую записку… Это казалось таким романтичным! Да и путешествие в поезде, длившееся целых восемь часов, тоже было полно романтики. Особенно когда мы ехали назад и отмечали праздник!

– А отмечали мы его весьма бурно, – оживленно подхватил Том. – Мы сели в поезд в три часа ночи и веселились до восьми утра, пока не начало светать. Да, это была потрясающая ночь!

– А все благодаря тебе! Ведь, если бы не ты, мы бы не смогли организоваться и поехать в такую дальнюю дорогу.

– А если бы ты не подкинула мне эту идейку, то поездки вообще не состоялось бы, – со смехом парировал Том. – Так что еще неизвестно, кто из нас двоих больший авантюрист!

Переглянувшись, они весело расхохотались. Потом Том вдруг встал, подошел к Элизабет, облокотился на спинку ее кресла и взволнованно спросил, пристально глядя ей в глаза:

– Бет, скажи мне, пожалуйста, а после этого ты часто ходила в Рождественскую ночь на елку? Ну, за те годы, что прожила здесь?

– Ты удивишься, но нет, – ответила она, растерянно пожимая плечами. – Ни разу не ходила! Каждый год собиралась, но мне все время что-то мешало. То не находилось компании, то приходилось уезжать в Питтсбург, к родителям, то еще что-нибудь. Так что за целых десять лет я ни разу не встречала Рождество под главной нью-йоркской елкой. А ты?

– И я ни разу, – с улыбкой ответил Том. – По тем же причинам, что и ты. Как глупо, не правда ли? Жить в этом городе и за столько лет ни разу не попасть на Рождественскую елку!

– Ужасно глупо!

– А хочешь, пойдем туда в этом году? – неожиданно предложил Том. – Вдвоем, только ты и я?

– Да! – радостно воскликнула Элизабет. – Очень хочу!

– А потом поедем ко мне и устроим шикарный праздник. Да, дорогая?

– Да, – промолвила Элизабет внезапно севшим голосом.

И было от чего потерять голос: Том назвал ее «дорогая»! Но не было ли это просто оговоркой? Наверное, глаза Тома могли бы подсказать Элизабет ответ, но она была так взволнована и смущена, что не решалась взглянуть на него. И вдруг она почувствовала, как пальцы одной руки Тома ласково пробегают по ее волосам, а другая рука нежно скользит по ее шее и плечу. Потом он мягко запрокинул ее голову и приник к ее губам. В тот же миг Элизабет бросило в жар, и огоньки свечей закружились перед ее глазами.

Сладкая дрожь охватила все ее тело, губы радостно раскрылись навстречу его губам, руки обвили сильные плечи. Том осыпал поцелуями ее пересохший от волнения рот, лицо, шею. Притянув к себе его голову, Элизабет начала пылко отвечать на его поцелуи. Ее пальцы зарылись в непослушные пряди его волос, проникли за вырез рубашки, с наслаждением ощутив упругую твердость развитых мускулов. Счастье переполняло Элизабет, от нахлынувшей нежности ее глаза вдруг наполнились слезами, и она чуть не разрыдалась от избытка чувств. Застонав от удовольствия, она закрыла глаза и откинулась назад, подставляя лицо жарким поцелуям Тома, всем своим видом призывая его разделить ее страсть, утолить так долго сдерживаемое желание.

– Ты хочешь заняться со мной любовью, милая моя Бетти? – Голос Тома доносился до Элизабет сквозь густую завесу блаженного тумана. – Пожалуйста, скажи, я хочу услышать от тебя эти слова. Ты хочешь быть со мной? Хочешь, чтобы я любил тебя этой ночью?

– Да, – чуть слышно промолвила Элизабет. – Я хочу быть с тобой, хочу, чтобы ты меня любил…

Он пылко прижал ее к себе, а затем на какое-то время оставил одну. Не решаясь открыть глаза, Элизабет с замирающим сердцем слушала шорох снимаемой одежды. Потом до ее слуха донесся какой-то щелчок, и она догадалась, что Том разложил диван. Затем он вернулся к Элизабет и, осыпая поцелуями ее лицо и плечи, медленно раздел ее. Когда он легко приподнял ее и прижал к себе, ей показалось, что жар его сильного тела опалил ей кожу. Она тихо вскрикнула и широко открыла глаза. Их взгляды встретились, и ей показалось, что она тонет, растворяется в бездонном омуте его глаз.

Никогда в жизни ни один мужчина не смотрел на нее так: с глубокой, всепоглощающей нежностью, безудержным желанием и теплотой, обволакивающей словно бархатное одеяло. Этот взгляд так взволновал Элизабет, что ее глаза снова наполнились слезами. Тихо всхлипнув, она порывисто обняла Тома за плечи, и он тут же крепко прижал ее к себе, так крепко, что ей стало трудно дышать. Потом нашел ее губы и припал к ним в горячем, страстном поцелуе, раздвигая языком податливые влажные лепестки. Томно застонав, Элизабет еще крепче стиснула его плечи и принялась пылко отвечать на его поцелуи. Так пылко, как даже не могла от себя ожидать. А потом перед ее глазами все смешалось…

Когда, спустя целую вечность, Элизабет пришла в чувство, в комнате царил полумрак. Розовые свечи догорали, яркий огонь в камине превратился в приглушенное красноватое свечение. Прислушавшись к своим ощущениям, Элизабет с радостью обнаружила, что ей очень тепло, покойно и уютно. Так, как не было, наверное, еще никогда.

И вдруг она поняла, почему ей так покойно и хорошо. Потому что она лежит в объятиях Тома. Его сильное, жаркое тело прижимается к ее груди, нежные руки бережно перебирают взмокшие пряди ее волос, губы осторожно и как-то благоговейно касаются ее лица и пересохших от волнения губ. А глаза… Они снова смотрят на Элизабет с бездонной, всепоглощающей нежностью и обволакивающей теплотой. Только страсти в них было чуть меньше: теперь она была не на поверхности, а таилась в их морской глубине. Но нежность и теплота остались. И это казалось Элизабет просто невероятным. Потому что никогда ни один мужчина не смотрел на нее так любовно после того, как его страсть была утолена.