Сара Орвиг - Птица счастья

— И что же случилось?

Кортни помолчала, провела пальцами по воротнику его рубашки, по упругим мышцам груди.

— Может, у нас все и получилось бы, я не знаю, если бы я не забеременела сразу же во время медового месяца. Правда, мы принимали какие-то меры предосторожности, но не противозачаточные таблетки. Мы с Мейсоном хотели подождать с ребенком несколько лет, самим повзрослеть сначала. — Кортни погладила темные курчавые волосы, выглядывающие из выреза рубашки, затем ее пальцы вновь скользнули к краю воротника.

— Продолжай, Кортни.

— Мне было очень плохо чуть ли не с самого первого дня. Невыносимо плохо! Месяц или два, думаю, Мейсон на самом деле старался мне во всем помочь, быть рядом. Но он был так молод и так хорош собой! К тому же вокруг крутилось столько свободных обожательниц.

Джерет тихо выругался. Нервничая, Кортни вертела в руках верхнюю пуговицу его рубашки, пока не оторвала ее совсем.

— Райан родился в декабре. Зима была снежной, холодной, а ребенок очень болезненным, даже пролежал целый месяц в больнице с воспалением легких. Я тоже была довольно слаба после родов. Тогда и начался весь этот кошмар. Мейсон считал, что ребенок связал его по рукам и ногам. Райан был ему не нужен.

Джерет снова выругался, на этот раз громче, и погладил Кортни по щеке. Продолжать было нелегко, ей пришлось собрать все свои силы:

— Наконец, я решила уйти от него. Это все равно случилось бы раньше или позже. У Мейсона уже была подружка. А к Райану он оставался абсолютно равнодушен, демонстрируя это на каждом шагу. Не то, чтобы он наказывал его или обижал, он просто не замечал ребенка.

— Проклятье!

— До того, как мы поженились, я любила Мейсона и не обращала внимания на его недостатки, не понимала, что нежелание иметь детей уже говорило о многом. Он не хотел брать на себя ответственность за кого бы то ни было, тем более за ребенка, которого он называл не иначе как «визжащим мокрым выродком».

Джерет выругался, но в этот раз его голос прозвучал жутко-спокойно и холодно.

— Он живет в Нешвилле?

— Слава Богу, нет. Мейсон уехал в Калифорнию, а позже туда переехала и его семья. Они поначалу очень интересовались Райаном, но постепенно все угасло. Не знаю, что Мейсон сказал своим родителям, но их отношение ко мне и Райану сильно ухудшилось.

Джерет нахмурился, и в его глазах Кортни увидела горечь.

— Чертовски плохо и обидно расти с отцом, который не любит и не замечает тебя, — проговорил он. — Я знаю, потому что и сам пережил это.

В душе Кортни почувствовала резкую боль за Джерета. Ведь те же страдания выпали бы на долю ее сына, если бы в свое время она не ушла от Мейсона.

— Мне так жаль, — сказала она и погладила Джерета по щеке.

— Да ладно, это все уже позади.

— Райан ничего об этом не знает. Я просто объяснила ему, что папа уехал, так как мы не могли жить вместе.

— Но когда он вырастет, то захочет знать больше.

— Наверное. Но я никогда не смогу сказать ему, что его отец…

— Тс-с-с, Кортни, остановись. — Джерет приложил палец к ее губам. — Я услышал уже достаточно, чтобы иметь ясное представление. Малыш, ты такая нежная и чувствительная, а я… знаю, что грубый, но, надеюсь, не слишком. — Джерет пристально смотрел на нее. — Кортни, ты нужна мне. Я люблю тебя. Ты излучаешь столько тепла, в котором я так нуждаюсь.

Он медленно наклонился и осторожно притронулся губами к ее полураскрытым губам, а потом прижался к ним в таком страстном и голодном порыве, что сердце у Кортни гулко застучало. А у него есть сила, которая так необходима ей. Кент был прав: под довольно грубой внешностью скрывался Джерет мягкий, уступчивый и нежный. Глубоко в душе он таил понимание, силу и свет. И обняв Джерета за шею, Кортни страстно поцеловала его.

Джерет соскользнул с кресла, и они прилегли на ковер. Из кухни доносились ароматы жареного мяса, было тепло и уютно. Запах Джерета, как ароматы леса в солнечный весенний день… Время потеряло для них значение. Медленно лаская Кортни, Джерет осторожно, но настойчиво вызывал в ней желание. Каждое прикосновение было открытием для нее, казалось, сердце вот-вот остановится от ласки обжигающих губ и рук.

Они долго ласкали друг друга, лежа прямо на ковре в гостиной, до тех пор, пока Кортни не задрожала от желания. Лихорадочно она начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Одним движением Джерет стянул с нее свитер и отбросил в сторону, туда же полетел и тонкий кружевной бюстгальтер. Он ласкал ее грудь, целовал затвердевшие соски, пока Кортни не застонала в сладостной истоме. Она не могла больше оставаться неподвижной и, изогнувшись всем телом, прижалась к его твердой груди. С наслаждением она проводила рукой по совершенным формам бронзового тела Джерета. Отдаваться его объятиям было так необходимо и естественно.

Осторожно Джерет снял ее джинсы и отбросил в сторону, продолжая ласкать стройные бедра. В порыве нежности и доверия сама прильнув к нему, Кортни вновь протянула губы для поцелуя. Постепенно руки его сняли последнюю деталь ее одежды, а его поцелуи — остатки стыдливости и робости. Каждым изгибом чувствуя мускулистое возбужденное тело Джерета, Кортни окутала его покрывалом своих золотистых волос. Она познала мощь бронзовой груди и тот удивительный восторг, когда мягкие вьющиеся волоски на ней, прикасаясь к ее напряженным соскам, заполняют тысячами осколков хрусталя, острых и переливающихся. Она гладила и познавала его тело — твердый упругий живот, жаркую плоть, длинные мускулистые ноги. Настойчиво и медленно Джерет изучал, какие ласки доставляют ей большее наслаждение, когда стоны блаженства уносят последние следы робости и стыда. Первый раз в своей жизни Кортни встретила мужчину, который отдавал себя полностью, посвящал себя ее удовольствию. Она поймала взгляд Джерета и спросила:

— Ты и теперь скажешь, что я ханжа?

Он нежно поцеловал ее ладонь:

— Ах, черт, конечно же, нет. Но я и раньше знал, что ты иная. А я? Слишком груб и самонадеян? — спросил он в свою очередь.

— Ты и сам знаешь ответ. — Кортни принялась целовать его шею, губами прокладывая тропинку к уху, обвила руками и закрыла глаза. Джерет приподнялся на локте и прошептал:

— Мы так подходим друг другу, ты и я. Ты очень нужна мне, Кортни.

Ей не удалось ответить: голова закружилась, голубое сияние глаз Джерета затопило ее. Кортни просто гладила его плечи, шею, грудь, неожиданно ставшие такими дорогими и необходимыми. Тело Джерета…

— Кортни, беспокоиться о предосторожности — это моя забота, — добавил Джерет очень осторожно.

Пылая, словно в огне, Кортни повернула к нему свое счастливое лицо, которое, как открытая книга, преподносило желанный ответ. Переполненная неистовой страстью, Кортни предложила и отдала себя в эти уже безмерно дорогие руки, доверчиво раскрывая свои тайные глубины. Каждой клеточкой разгоряченного тела Кортни откликалась на ритмичные движения, вызывавшие безмерный восторг. Одновременно прозвучавший стон завершил полное единение, осветив близость более возвышенную, чем физическая.