Эми Эндрюс - Драгоценная ночь

На смену сентябрю пришел октябрь. Она вернулась в Англию, уже ничем не напоминавшую о нескольких солнечных днях, проведенных на каналах. Погода была серой и тоскливой, с извечно моросящим дождем, пропитавшим влагой все вокруг.

Эва постоянно думала о Блэйке. Спрашивала себя, что он делает. И как провел остаток отпуска. Вернулся ли он уже к работе. Она бралась за телефон, чтобы позвонить ему или написать эсэмэску, по десять раз в день. Но всегда останавливалась.

Оно и к лучшему. Все равно она была слишком занята. Немного было вечеров, когда она находилась не на публике, в компании какого-нибудь жадного до внимания спутника. Торжественные мероприятия, банкеты, премьеры… Если речь шла о крупном событии, то благодаря Рэджи и Грэйди Хэмму она в нем участвовала.

Она ни разу не провела ночь ни с одним из своих спутников. Она не исключала подобного, но всякий раз вспоминала Блэйка, и ей было не важно, вошел ли сопровождавший ее человек в сотню самых красивых людей планеты и получил ли он роль в голливудском блокбастере. Ни один из них не мог сравниться с Блэйком.

Она знала, что Блэйк не был таким, как все, и что, окажись он рядом, сказал бы ей, что она одержима им, просто потому, что не может заполучить. Однако эти мысли не делали его отсутствие в жизни Эвы менее заметным.

А затем наступил всенародный день скорби. Еще один серый день, что опять идеально подходило к случаю. Эва лежала в кровати, натянув одеяло до подбородка и не желая вставать. Она думала, не присутствует ли Блэйк на каком-нибудь траурном мероприятии. Может, торчит в пабе с кем-то из своих армейских приятелей? Может, просто напивается один, на своей лодке?

И лишь стук в дверь в районе десяти утра вырвал ее из дремы. Несколько секунд она даже думала не отвечать на стук, но затем поднялась с кровати и накинула флисовый халат, готовая отвлечься хоть чем-нибудь.

По крайней мере, так она думала, пока не открыла дверь и не увидела свою мать – о которой вот уже пару месяцев ничего не слышала, – флиртующую с прессой с присущим ей нахальством. Мать отдыхала на Ибице, когда дом Эвы обстреляли, и, если не считать того телефонного звонка, мать не появлялась в ее жизни уже шесть месяцев.

Шейла Келли поцеловала Эву, не прикасаясь к ее лицу, но так, чтобы это попало в объективы камер, и прошествовала в дом, немедленно потребовав экскурсию по отремонтированному особняку. Эва закрыла дверь, в то время как папарацци кричали ей «Поцелуй маму, Эва», и собралась с духом.

Она выполнила просьбу матери, но морально уже готовилась к беседе. У матери не могло не быть скрытого мотива.

Шейла одобрила все дорогие новшества – крышу, бассейн, все, что из стекла и стали, – но равнодушно фыркнула при виде уютной деревянной кухни.

– С твоими доходами ты могла бы нанять личного повара, – заявила она.

Началось. Она явно искала удобного случая, чтобы перейти к делу. Эва терпеливо ждала, пока мать не скажет, зачем пришла.

– Пол звонил мне. Предлагает сделку с книгой, – небрежно заявила она.

Эва едва успела подавить смешок, услышав имя своего бывшего агента, ныне занимавшегося сомнительными офшорными сделками на литературном поприще. Она не понимала, как ее мать до сих пор могла иметь с ним дело.

Эва потянулась за сумочкой на кухонном столе.

– Сколько на этот раз? – спросила она, доставая чековую книжку.

– Четверть миллиона, – ответила Шейла. – После твоего маленького… скандала с Изабеллой цены на твои мемуары сильно подскочили.

Эва стиснула зубы. Каждый месяц она платила матери щедрое довольствие, которое позволяло ей жить в хороших домах и ездить по миру. Но пару раз в год она все равно заявлялась к ней и просила еще.

– Мне стоит написать книгу, дорогая, – сказала Шейла. – Пол сказал, что я заработаю хорошие деньги. Тогда я не зависела бы от тебя.

Эва ухмыльнулась. Еще бы он так не сказал.

– Нет, – произнесла она, подписывая чек. – Никаких мемуаров. Напишешь хоть слово, и оставлю тебя без содержания.

Она нарочито громко оторвала чек. Эве было плевать, что мать напишет о ней – какую именно извращенную версию правды. Эва знала истинную историю. Но она не верила, что мать упустит возможность оболгать ее отца, а этого она допустить не могла. Она не позволила бы очернять его память.

– В этом нет необходимости, – язвительно ответила мать, забирая чек.

Эва скрестила руки:

– Хорошо.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем Шейла сказала:

– Тогда я пойду.

Эва кивнула. Конечно. Ее мать получила то, за чем пришла. На этот раз обошлось без объятий и воздушных поцелуев – внутри дома не было камер.

Она смотрела, как Шейла идет к выходу и исчезает за дверью, и не без удивления отметила, что руки ее дрожали, когда она убирала чековую книжку. Чувство одиночества в огромном мире не покидало Эву, хоть это и казалось абсурдным, учитывая то, сколько людей ее всегда окружало.

И все равно она кляла мать, и на глаза ей наворачивались слезы. И прежде чем сообразила, что делает, она пошла обратно в спальню, взяла с тумбочки телефон и стала просматривать список контактов.

Блэйк ответил после второго гудка:

– Алло?

Эва закрыла глаза, чувствуя себя глупо из-за этого звонка, но ей так приятно было слышать его голос.

– Алло?

– Блэйк…

На другом конце провода последовала довольно долгая пауза.

– Эва.

В голосе его отчетливо слышались беспокойство и трепет.

Слезы стали с новой силой наворачиваться на глаза, но веки ее были опущены.

– Ты в порядке?

Эва покачала головой:

– Нет. Ты можешь приехать?

Блэйк знал, что это плохая идея – сорваться с места сразу же после ее звонка. Знал, что идея плохая, когда остановил машину у дома Эвы, где его засняли сразу четыре фотографа, и один из папарацци сказал:

– Эй, вы не тот парень, строитель?

Он знал, что это идея плохая, когда она открыла ему дверь, с надменным видом и одетая в один халат.

Но это не помешало ему войти, когда она открыла дверь шире. Не помешало ему захотеть поцеловать ее. И уж точно не помешало ему сделать это, когда дверь закрылась, и надменность в ее взгляде исчезла, когда она потянулась к нему и впилась губами в его рот.

Позднее ему суждено было узнать, что это так называемый ПСП – первый смертельный поцелуй. Но в этот момент ничто уже не имело значения. Ни два месяца разлуки, ни кадры светской хроники, где она с другими парнями… Ни гигантская разделительная черта между их жизнями, которую так наглядно демонстрировали люди с камерами за дверью.

Он просто припал к ее губам, вбирая и вдыхая в себя их аромат и вкус, с силой прижав Эву к ближайшей стене и пожирая ее так, словно она – его последний ужин.