Джина Айкин - Незримая нить

Опершись локтями о стол, Джулия наклонилась вперед.

— Ты меня прекрасно слышала. — Она грустно вздохнула. — Послушай, Элинор, с самого начала мотивы, по которым ты взялась за это дело, были мне непонятны. О, разумеется, ты убеждала меня, Голди и Криса в том, что делаешь это ради рекламы, которую получит наша адвокатская контора. Первоклассный процесс. Внимание прессы. — Джулия закусила нижнюю губу, как бы прикидывая, стоит ли продолжать.

Элинор махнула рукой.

— О, продолжай ради Бога. Не тяни кота за хвост. — И приготовилась защищаться.

Джулия поморщилась.

— Может, не стоит. Видишь ли, слишком уж ты остро на все реагируешь.

— Я всегда веду себя так.

— Но только не со мной, — покачала головой подруга. — Хорошо, если уж тебе хочется сорвать злость на мне, для этого, по крайней мере, должен быть повод. Так вот, вина Оливии Ханиман бесспорна. Без всяких там «если» и «но». Я чувствовала это с самого начала. И единственной причиной, по которой ты игнорируешь столь очевидный факт, является то, что Оливия каким-то образом ассоциируется у тебя с матерью. Спасая ее, ты как будто спасаешь мать.

Элинор откинулась на спинку кресла.

— Просто чушь какая-то.

— Чушь ли?

В раздумье глядя на Джулию, она не знала, то ли, резко возразив, в негодовании покинуть ресторан, то ли рассказать обо всех противоречивых мыслях и чувствах, обуревающих ее в последнее время. И касающихся не только процесса, но и гибели родителей, Фрэнка, своей неспособности преодолеть внутренние барьеры, не позволяющие ей испытывать привязанность к кому-либо, кроме подруг.

Шумно выдохнув, Элинор наконец решилась.

— О Боже, Джулия. Боюсь, ты права.

Изумлению подруги не было предела.

Внезапно почувствовав себя настолько усталой, что могла, казалось, уснуть прямо на месте, Элинор подперла голову рукой.

— Я так долго таила в себе этот ужас… — Она почувствовала, что на глаза ее наворачиваются слезы. — Боже, как это патетично звучит!

— Вовсе не патетично, — возразила Джулия, беря подругу за руку.

— Понимаешь, — продолжила, Элинор, нервно комкая в пальцах салфетку, — я считала, что если не позволять никому приближаться к себе слишком близко, то ты гарантирована от душевных травм вроде той, которую причинила мне гибель родителей. Как же я ошибалась! Стоило мне увидеть сегодня в суде Фрэнка… О, Джулия, он был таким желанным, что, несмотря на процесс, мне захотелось бросить все и убежать с ним.

Джулия улыбнулась.

— Почему же ты этого не сделала?

— Потому что не могу.

Улыбка сползла с лица Джулии.

— Разумеется, можешь. Все, что тебе надо…

— Ты меня не слушаешь, — возразила Элинор. — Я не могу. Что-то внутри меня не позволяет сделать этого. Что-то, чего я боюсь до смерти.

Прошло несколько долгих минут, но никто из подруг не раскрыл рта, даже для того, чтобы попробовать то, что поставил перед ними официант. Каждой было о чем подумать.

Ощущая стеснение в груди, Элинор судорожно вздохнула и первой нарушила молчание:

— Не могу поверить, что сказала все это.

— Я тоже.

Встретившись взглядами, они улыбнулись друг другу.

— Знаешь, если тебе что-нибудь понадобится, в любое время дня и ночи я к твоим услугам. То же самое может сказать тебе и Голди.

— Знаю. Вы обе… единственная моя опора в жизни. И я вам очень благодарна за это.

— Но последовать моему совету не можешь?

— Нет, — покачала головой Элинор.

— Прекрасно, — кивнула Джулия, пододвигая к себе тарелку. — Ну и страдай себе на здоровье.

Элинор с изумлением уставилась на нее. Это было совершенно не похоже на подругу.

— Извини, но на этот раз на мое сочувствие можешь не рассчитывать. На мой взгляд, Фрэнк — это как раз то, что тебе сейчас надо. А ты решила все разрушить. Что ж, поступай как знаешь, только без меня. — И она принялась за салат.

Когда удивление, вызванное словами Джулии, прошло, Элинор ощутила странное чувство… освобождения.

Долгое время подруги относились к ней с крайней осторожностью. Следили за своими словами и поступками, и это притом что после гибели родителей прошло уже много лет. Бывали моменты, когда ей хотелось от них более откровенной, естественной реакции. Пусть бы они накричали на нее, обозвали нехорошими словами.

Но этого никогда не случалось.

Элинор улыбнулась. До сегодняшнего дня…

— Так что ты собираешься делать с полученной на Ханиман информацией? — прервала ее размышления Джулия.

Элинор встрепенулась.

— Не знаю. — Она взглянула на часы. — Если я вернусь в суд прямо сейчас, то смогу переговорить с ней до начала заседания.

— И что потом?

— Что потом… — Элинор задумалась. — Ведь мы можем выиграть это дело, ты понимаешь?

— Понимаю. Вопрос только в том, хотим ли мы этого.

Так и не прикоснувшись к еде, Элинор взяла сумочку.

— Выиграть или проиграть: вот в чем вопрос? — Она поднялась. — Однако этими двумя вариантами выбор не исчерпывается.

14

Поджидая Роджера, Фрэнк заказал себе пива и жадно отпил большой глоток. Он только что вернулся из аэропорта, где провожал улетающего обратно домой Мирослава, так и не дав своему другу и агенту окончательного ответа на его предложение.

И какое предложение!

Говоря, что имеет в виду нечто, от чего Фрэнк не в состоянии будет отказаться, Мирослав отнюдь не шутил. Переговорив с владельцем команды, он сообщил о намерении своего подопечного оставить спорт после конца сезона, на что владелец предложил утроить гонорар Фрэнка и пообещать ему крупную премию в случае выхода команды в финал в будущем году. Это сделало бы его самым высокооплачиваемым игроком в Национальной баскетбольной ассоциации.

Подвох, без которого, разумеется, обойтись было никак не возможно, состоял в том, что контракт заключался на три года.

Машинально помассировав травмированное колено, Фрэнк подумал о множестве игроков, отдавших бы за такой контракт все, что угодно. Однако это означало посвятить игре еще три года жизни.

Постоянные переезды из города в город. Проживание в безликих, похожих один на другой отелях. Риск получить еще более серьезную травму.

Странно, раньше он думал только о радостном азарте игры, теперь же лишь о ее опасностях и рутине.

Однако предложение также давало ему возможность забыть об Элинор Фергюссон…

Фрэнк окинул взглядом спортивный бар, в котором сидел. На больших телевизионных экранах показывались важнейшие события текущего дня, и собирающиеся здесь после рабочего дня люди уже начали заполнять места за массивными деревянными столами.