Любовный треугольник - Элла Александровна Савицкая
Сощуриваюсь с подозрением.
— Только не говори, что Мариам уже беременна… Ей доучиться надо как минимум…
— Нет, — усмехается, качнув головой, — дело не в Мари. — обхватив ограждение пальцами, задумчиво стучит по нему большим. — Это касается Оли.
— И что с ней?
Если сейчас снова начнёт меня лечить, что я не должен был к ней соваться в прошлый раз, я не посмотрю, что сегодня день его свадьбы и подчищу ему рожу.
— Она после приезда Мариам, к нам в гости приезжала, — произносит вместо ожидаемой прочистки мозга, — Они на кухне болтали, а я у себя работал. Вышел спустя какое-то время, хотел себе кофе сварить, и случайно услышал их разговор….
— И?
— Это правда, что ты три года назад хотел отказаться от женитьбы на Ани и остаться с Олей?
По мне словно разряд в двести двадцать вольт проходит. Сигарета в пальцах ломается, резко выпрямляюсь.
— Это она Мариам рассказала? — выплевываю со злостью.
— Не быкуй, — рявкает Демьян, — послушай сначала. И ответь.
Искривляю губы в желчной усмешке.
— Хотел.
— А она сказала, что не надо ей это?
Новая порция электричества прошибает до самых костей. Не отвечаю. Молча пепелю его взглядом, потому что внутри все искрить начинает.
— Дав, она соврала тебе.
— Чего?
— Блядь, я всё думал как ты мог уехать после всего, что между вами было…
— Ты о чем, Дем?
— Соврала она, говорю… тогда… — выдохнув, он проводит пятерней по волосам, будто пытается собраться, — в общем, тогда Лусине к ней приехала и… я толком не понял как, но она как-то сделала так, чтобы Оля услышала их разговор с Тиграном о том, как он с его семьей отвернулся от его сестры. Лейлы кажется. Потому что она ушла к поляку.
Хмурюсь, силясь переварить информацию.
— Не понимаю… Мать знала о нас с Олей?
— Выходит, что да. Так вот она ей в красках объяснила, что будет с тобой, если ты выберешь её. Как и мне когда-то объяснила…
— Тебе?
— Да. Три года назад, когда я хотел быть с Мариам, твоя мать пришла ко мне и сказала держаться подальше. Объяснила, что будет, если она останется со мной. А я сосунок еще был. Двадцать три года. Что я мог дать Мари в её восемнадцать лет? Сам на ногах не стоял и забирать её из семьи было бы кощунственно. А когда Оля рассказала ей это, я знаешь, что понял? Если бы ты тогда ушёл, Мариам бы сразу твои родители увезли в Ереван и выдали замуж. А она бы и не противилась. Потому что твой пример ей бы раз и навсегда отбил желание бороться за себя. Её бы просто сломали… И то, что сделала Оля… она не просто не дала тебе пережить всё то, что сейчас переживает Мариам, она по сути — спасла и её, сама того не зная.
Время застывает, воздух тяжелыми клубами застревает в носоглотке.
Фон начинает плыть, в ушах нарастает звон.
Меня дезориентирует, как бывает в случае громкого взрыва рядом. Грудь прихватывает, сердце бьётся гулко и часто. Вдохнуть получается с трудом.
Понять ничего не могу…
— Это Оля сказала? — выдаю заторможено.
— Да. Я долго думал говорить тебе или нет. У тебя семья, и я понимаю, что она соврала тогда… но сегодня, когда увидел вас танцующими, понял, что не могу молчать. Она бы сама тебе никогда не призналась. Испугалась она тогда. Сейчас я её понимаю. Я тоже в прошлом не смог бороться. А она девчонка совсем была. Если меня до жути испугала мысль оставить Мариам без семьи, то я даже не представляю, что чувствовала она…
Демьян что-то ещё говорит, но я не слышу. Его голос растворяется в пространстве. Образ плывёт перед глазами.
«Мои чувства не на столько сильны, как я полагала. Или может, я просто привыкла к мысли, что мы вместе только на три месяца и потом каждый пойдёт своей дорожкой» — разъедает память серной кислотой.
«Оля всё ещё любит тебя»…
Пячусь назад на еле передвигающихся ногах. В затылке пульсирует, в висках набатом бьют слова Демьяна… По телу огонь гуляет и жалит изнутри, сжигая все внутренние органы.
Да бред это… не могла она…
Или могла?
Разворачиваюсь, большими шагами пересекаю холл и вхожу в зал. Сканирую его, но Оли не нахожу. Мариам стоит с группкой девушек, о чем-то легко болтая.
Находясь под действием адреналина, буквально подлетаю к ней и не рассчитав силу, хватаю за руку и дергаю к себе.
— Давид? — удивленно распахивает глаза сестра.
— Где Оля?
— Ушла только что. А что?
Блядь…
Сжав челюсть, отпускаю её и направляюсь к выходу. Мне нужно её увидеть. В глаза посмотреть…
Пока иду, трясёт всего, как в лихорадке. Из холода в жар бросает и обратно. Ускоряю шаг. Ещё и ещё. Быстрее…
Проношусь по коридору, боясь, что упущу.
Выбегаю на улицу, спускаюсь по ступеням и вижу стройный силуэт в золотистом платье, садящийся в такси.
— Оля!
27 Оля
Первая любовь — любовь последняя! Нежная и пошлая, а теперь лишь — прошлое. Только! От её мне не найти спасения, Как небес пророчество, гордость и терпение, Пропасть в одиночество — совпадение…
(с) И. Аллегрова и Слава
Оборачиваюсь и замираю, так и не сев в автомобиль.
По телу судорога проходит, когда Давид размашистым шагом направляется в мою сторону.
Нет, не надо… я и так всю свадьбу, как на иголках была. Не могла в их с Ани сторону смотреть, и все равно так или иначе делала это.
Слова Мариам о том, что он всё ещё любит меня снятся мне по ночам, поэтому я отчаянно пыталась найти им опровержение. Удостовериться в том, что у них всё хорошо. Смотрела, как танцуют, разговаривают. Его жена улыбалась, а я сгорала заживо.
По мере приближения Давида, сердце начинает биться быстрее и быстрее.
Что-то не так. Он всю свадьбу вел себя сдержанно, а сейчас…
Сейчас он подходит, дергает меня за руку, отрывая от такси и захлопнув дверь, обхватывает моё лицо горячими ладонями.
— Скажи, что это неправда, — требует, сжимая мои щеки.
— Что? О чем ты?
— Скажи, что ты разорвала наши отношения не из-за моей матери!
Меня словно гранитной плитой прибивает. Чувствую, как от лица кровь отливает и к ногам устремляется. Голова идёт кругом, окружающий мир плывёт.
Карие глаза мечутся по моему лицу, губы сжаты, челюсть стиснута.
— С чего ты
