Ги де Кар - Дерзкая красота

— Что п'оизошло?

Девушка не отвечала и продолжала плакать. Тогда Мамаду принялся гладить волосы Сильви своими красивыми руками с длинными тонкими пальцами, приговаривая с еще большей нежностью в голосе:

— Не надо плакать, Сильви. Я все п'ек'асно понимаю. Мы всего в пе'вый 'аз занимаемся любовью. Потом все уладится. Нужно только немножко те'пения…

Не зная, что еще сказать, он стал краем простыни вытирать ей слезы. Такая почти детская непосредственность заставила Сильви улыбнуться.

— Ты — славный, Мамаду, — проговорила она. — Но знаешь, если я приду к непоколебимому убеждению, что никогда не смогу стать полноценной женщиной в известном смысле этого слова, то непременно покончу с собой!

— Не сходи с ума! Так нельзя гово'ить! Слово «никогда» не из ф'анцузского языка. Нам, детям, это гово'или в школе у меня на 'одине. — Мамаду обнял Сильви за плечи.

— Ты, наверное, был самым очаровательным из всех темнокожих детишек? — улыбаясь сквозь слезы, спросила Сильви.

— Моя мама мне всегда гово'ила, что я — самый хо'ошенький, — со свойственной ему непосредственностью ответил негр.

— Она была права! Скажи, Мамаду, я тебе нравлюсь? — серьезно спросила Сильви.

— Ты 'азве не убедилась, что н'авишься? Иначе я ничего бы не смог сделать. — Мамаду выразительно посмотрел на предмет своей мужской гордости, красноречиво подтверждающий его слова.

— С твоими данными тебе нетрудно убедить в этом любую женщину! — заметила Сильви.

— Вообще-то белые женщины меня любят, потому что понимают как мне п'иятно доставлять им наслаждение. Женщина, кото'ая не получает удовольствия, это, по-моему, несчастная женщина, — вздохнул он. — Ты, я думаю, п'осто еще не п'ишла к счастью. Это потому, что в объятиях мужчины ты очень не'вничаешь. Ты слишком ост'о на все 'еаги'уешь.

— Ты говоришь это искренне? — Сильвии так хотелось поверить этому добродушному маргиниканцу.

— Да, — кивнул негр.

— Ты — замечательный парень, Мамаду! — Она порывисто обняла его за шею и прижалась к темнокожей щеке.

— Я уве'ен, что смогу тебе помочь сегодня же, не откладывая, — убежденно произнес тот.

— Но как? воскликнула девушка.

— Сейчас не очень поздно, даже наобо'от, сейчас — самое в'емя пойти потанцевать. Я п'иглашаю тебя в один клуб, где выступает очень хо'оший нег'итянский о'кест'. Ди'иже'— мой давний д'уг. Увидишь, в танце, п'ижавшись ко мне, твое тело почувствует то, что лишь нег'итяиская музыка способна п'обудить в человеке. Для таких, как ты, немного ф'игидных, там-там — лучшее лека'ство. А когда ты впадешь в т'анс, как и полагается во в'емя танца, п'идуманного для сладост'астия, я снова п'ивезу тебя сюда, и мы по-настоящему займемся любовью. После этого у тебя больше не будет никаких п'облем.

— А не может случиться так, что в будущем я смогу получать удовлетворение только с тобой или с твоими собратьями по расе? — настороженно спросила Сильви.

— Не обязательно! Главное научиться получать наслаждение от любви. Таким об'азом ты п'иоб'етешь навык на всю жизнь. Это можно с'авнить с плаванием. Если ты научилась плавать, то уже никогда не 'азучишься.

— Ты даже не представляешь, как поддержал и подбодрил меня. — Настроение у Сильви явно улучшилось.

— Я 'ад это слышать. Так мы идем на танцы? — весело сказал Мамаду.

— Чем скорее, тем лучше! — воскликнула Сильви.

Мамаду ничего не приукрасил. Оркестр, состоящий исключительно из негритянских музыкантов, был фантастически хорош. С таким оркестром нет нужды ни в какой стереофонии, он и без этого создает атмосферу полнейшей, доходящей до безумия раскованности.

Прильнув к своему чернокожему гиганту, Сильви впервые в жизни ощутила, что ее тело каким-то странным образом перестало принадлежать ей одной и органично вошло составной частью в нечто волнующе новое и цельное, имя которому танцующая пара. Отдавшись во власть ритма, она даже не заметила, что была единственной белой женщиной, танцующей с темнокожим кавалером. Другие негры в зале танцевали с женщинами своей расы. Остальные пары состояли из белых мужчин и женщин. Однако, несмотря на то что в интимно приглушенном свете она двигалась, слившись в поцелуе с Мамаду, в ней все не подымалась та волна сладкой истомы, которая захлестывает женщину, бросая в объятия мужчины.

Воспользовавшись тем, что оркестранты сделали перерыв и в ход пошли грампластинки, Мамаду и Сильви решили тоже передохнуть за своим столиком возле бара. Рядом с ними сидели двое белых молодых людей. Один из них, оглядев Сильви с нескрываемым презрением, сказал нарочито громко своему приятелю:

— Не понимаю, как может наша девушка выставляться напоказ на танцах с черномазым! У меня такие телки вызывают отвращение! А у тебя?

— Ну, знаешь ли… Тут нечему удивляться. Такой мордоворот, как она, вряд ли сможет найти себе кого-нибудь поприличнее.

У Сильви кровь застыла в жилах. Мамаду напрягся. Обняв девушку одной рукой, как бы показывая, что у нее есть защитник, мартиниканец повернулся к нахалам и произнес:

— Сожалею, но п'иходится напомнить вам, господа, что вы очень плохо воспитаны.

— Скажите пожалуйста! Этот негритос собирается учить нас вежливости! Между прочим, мы у себя дома, а не в твоих родных джунглях! — нагло ухмыляясь, заявил тот.

— Я — такой же ф'анцузский г'ажданин, как и вы, — по-прежнему спокойно ответил Мамаду.

— Неужели? А говоришь по-французски так, будто у тебя полон рот каши! — Приятели демонстративно расхохотались.

Это было уже слишком. Вне всяких сомнений, оба хулигана, придравшись к тому, что белая девушка танцевала в обнимку с темнокожим парнем, намеревались затеять драку. И она в то же мгновение началась. Огромного роста мартиниканец вскочил, чтобы проучить нахалов. Почти тут же все другие темнокожие, находившиеся в зале, поспешили ему на помощь, а белые, в свою очередь, примкнули к противоположному лагерю. Очень скоро свалка стала всеобщей, и никто уже не спрашивал, из-за чего, собственно, в ход пошли кулаки. Перепуганная Сильви съежилась на стуле, боясь пошевелиться.

В этот момент высокий белый мужчина, до того спокойно сидевший у стойки, спрыгнул с табурета и подошел к ней.

— Идемте! — сказал он. — Вам здесь нельзя оставаться! Дальше будет еще хуже.

Не успела девушка опомниться, как сильная рука незнакомца вытолкнула ее из зала. Очутившись на улице, он, не обращая внимания на ее громкие протесты, подтолкнул ее к стоящей неподалеку «альфа-ромео», распахнул дверцу и почти силой заставил сесть в машину.

— Замолчите, наконец! — произнес он повелительным тоном. — Вы что, хотите дождаться приезда патруля и оказаться вместе с драчунами в одном полицейском фургоне?