Памела Кент - Притяжение любви

— Боже праведный, Линдсей! Ты хочешь, чтобы я признался тебе в любви? Я люблю тебя. Я никогда не любил ни одну другую женщину.

— Благодарю тебя за пламенную речь, — сказала она, свесив ноги с кровати.

— То, что ты хочешь, просто невозможно. Ты просишь меня о невозможном.

— Иногда я встречаю разные пары. Пары престарелых людей. Они неспешно прогуливаются рука об руку, кажется, что каждый из них точно знает, куда сейчас шагнет его спутник. Женщина останавливается, чтобы наклониться и сорвать цветок, а мужчина заранее замедляет шаг. Он знает, что она будет делать, еще прежде чем та успевает об этом подумать. Он столько лет провел рядом с ней. — Речь Линдсей постепенно стала переходить в плач. Она почувствовала, как он попытался ее обнять, но отстранилась. — Может быть, то, чего мне хочется, и невозможно. Может быть, я просто сумасшедшая, раз позволяю себе мечтать о подобных вещах.

— Ты болеешь. Ты просто сейчас очень чувствительна.

— А ты рационален. Разве ты этого не понимаешь? Ведь ничего не изменилось! И как мы могли допустить такое? Я не хочу этой боли. И ты тоже.

— Тогда перестань причинять себе такую боль.

— Я хочу, чтобы ты ушел.

Она почувствовала, как он встал. Она не стала смотреть, как он одевается. Стараясь избегать прикосновения, она натянула комбинезон.

— Хорошо, я уйду, — сказал Стефан, — и мы снова окажемся там, где были до моего прихода.

— Мы уже там. Мы совершили ошибку. Иди.

— Я уйду. А ты подумай, насколько от этого ты станешь счастливее. Но я не ошибаюсь, думая, что мне этого совсем не хочется.

Он стоял перед ней одетый. Она больше была не в силах отводить глаза.

— Ты, наверное, единственный, кому известны твои мысли, — сказала Линдсей.

— Я хочу тебя. Я хочу спасти наш брак.

— Ты хочешь жену, которая жила бы с тобой. Ты хочешь семью, которую можно осчастливливать своими посещениями, но только тогда, когда тебе Бог на душу положит. Тебе не нужна я. Тебе нужен кто-то, кто сможет выражать чувства, которых ты не испытываешь сам. Ты хочешь, чтобы кто-то давал тебе тепло, когда ты сам на это не способен.

На сей раз глаза его были открыты. Они были полны переживаний. Но и теперь она могла прочесть их не лучше, чем прежде.

— Скажи мне, что я не права, — взмолилась она. — Дай мне хоть какой-то знак!

Лишь одну секунду ей казалось, что он вот-вот снова потянется к ней. И она, хоть это и казалось глупостью, готова была вернуться в его объятия. Но он резко развернулся и вышел из комнаты.

Ведомая чувствами, а не разумом, она подбежала к окну. Глаза ее ничего не видели за пеленой слез — она стояла и слушала, как отъезжает машина. Когда стих шум мотора, она вдруг поняла, что значит умереть заживо.

Линдсей прислонилась щекой к окну. В доме было очень тихо. Тишина казалась ей невыносимой. Она слышала, как бьется ее сердце. Кровь так прилила к голове, что, почудилось, она вот-вот лопнет.

Ей нужно было уйти куда-нибудь. Она побрела к шкафу и стала расчесывать волосы. Было только одно место, один человек, к которому она могла бы отправиться и который мог ее понять.

Там, за окном, лунный свет освещал пространство, отделяющее ее дом от дома Алдена. Вечер был теплым, но, когда легкий ветерок потрепал ей волосы, ее пробила дрожь.

Пройдя полпути, она испугалась, что не дойдет. Ноги ее налились свинцом, голова невыносимо болела. Слез уже не осталось, но сменившая их пустота была еще страшнее.

Почти дойдя до дома Алдена, она вдруг поняла, что идти дальше не может. Она уселась на придорожный валун и обхватила руками голову. Головокружение усилилось. Она с ужасом подумала, найдет ли ее на этот раз какой-нибудь случайный прохожий, как это случилось в мае. Но на сей раз в небе не мерцали разноцветные огни, не было неземной музыки и пришельцев из другой цивилизации. Было только отсутствие единения с самым любимым на свете человеком и пустота, которая пугала и разрушала ее.

Через какое-то время она поняла, что нет вообще никаких звуков в этой ночи, а может, она просто не слышала их за гулом, стоящим в ушах. Не было слышно ни сверчков, ни ночных птиц. Даже лес стоял в полном безмолвии, словно все звери, как и она, затаились в ожидании чего-то.

Она подняла голову, боясь сделать вдох, боясь прервать это мгновение.

И вдруг послышалась музыка. Аккорды ее были нежными и манящими. Ее даже нельзя было назвать музыкой. Требовалось какое-то более точное определение. Гул в голове прошел. Музыка, музыкальные инструменты вытеснили его. Она встала — головокружение тоже прошло. Она пошла навстречу музыке, музыка вела ее к дому Алдена. У самых ворот она остановилась и стала как завороженная вслушиваться.

Казалось, музыка ласкает стены его маленького домика. Из окон исходил свет, он отливал самыми разными цветами, названия которых были ей незнакомы. Она посмотрела на ворота, ведущие в сад, их форма вдруг показалась ей знакомой. Она видела уже эту форму другой ночью. Такой же рисунок был на корпусе космического корабля. Она подняла голову, чтобы взглянуть на ночное небо, но над ее головой были только звезды.

Она медленно перевела взгляд на дом. Алден стоял перед ней на ступеньках в свете разноцветных огней. Она знала, что это был он, хотя и не могла видеть лица. Ей был виден его силуэт. Она не боялась. Она была в трансе.

— Линдсей.

Она слышала его голос сквозь звуки музыки. Слышала совершенно отчетливо. Она подняла ногу, чтобы сделать шаг, но ее уже несло навстречу ему. Она не чувствовала страха. Она пронеслась сквозь отделяющее их пространство и упала ему на руки.

Глава 11

Когда Стефан повернул «пежо» к дому своего адвоката, он увидел, что в окнах горит свет. Фрэнк Барнс, сам дважды разведенный, отличался усердием. Он был натуральным трудоголиком. Его настоящее имя было Францек Барнияк. Его родители, эмигранты, торговали колбасой и пирогами на площади Чикаго, но Фрэнк уже давно открестился от своего происхождения и от толпы родственников, которые ни за что по доброй воле не позволили бы ему забыть о своих корнях. Судья присвоил ему новое имя, а военно-воздушные силы дали образование. Демобилизовавшись и окончив юридический факультет, он сделал блестящую карьеру в одной из лучших кливлендских компаний.

Стефан не очень-то любил Фрэнка. Хотя в этом человеке и не было ничего такого, что можно было бы любить или не любить. Он был целиком поглощен работой. Фрэнк редко занимался чем-либо, что не способствовало его подъему по социальной или профессиональной лестнице. Когда он предложил Стефану свой дом на острове, Стефан понял, что это делалось не из альтруистических соображений, а из чисто практических. Он надеялся, что Стефан порекомендует его в качестве адвоката своим коллегам по госпиталю. Поскольку Стефан не имел ничего против — в городе просто не было лучшего адвоката, чем Фрэнк, — оба были вполне довольны.