Джулия Тиммон - Её победа

— С повреждением плеча, — ответила она, старательно сохраняя внешнее спокойствие.

— Минуточку. — Сестра заговорила с кем-то, очевидно по внутреннему телефону, а спустя минуты две, показавшиеся Кристин часом, опять обратилась к ней: — Рана у мистера Хеннеси довольно серьезная. Необходимо обработать ее и наложить швы.

— Это я и без вас знаю! — выкрикнула Кристин, срываясь. — Скажите, в каком он состоянии! Стоит ли опасаться за его жизнь?

— Минуточку, — опять произнесла медсестра, и Кристин вновь услышала, как она заговорила с кем-то еще, прежде чем ответить: — Не беспокойтесь, состояние мистера Хеннеси не вызывает опасения.

У Кристин отлегло от сердца. На нее вдруг навалилась слабость, как всегда бывает после нервного перенапряжения. Она звонила из прихожей и сейчас тяжело осела на стоящий у стены пуфик, не выпуская из руки трубки.

— Когда я могу увидеться с ним?

— Вероятнее всего, не раньше чем часа через три, — на этот раз ни с кем не консультируясь, сказала медсестра.

— Спасибо, — пробормотала Кристин и положила трубку.

Три часа, подумала она. Целых три часа! За это время я, наверное, с ума сойду.

Следовало чем-то занять себя, на что-то переключить внимание, и Кристин снова взяла трубку. Она набрала номер телефона родителей, но их не оказалось дома. У Летиции, ее университетской подруги, было занято, мобильный Марты — вообще отключен. Медленно поднявшись с пуфика и ощущая себя полностью разбитой, она прошла в гостиную, не задумываясь, взяла с кресла подушку, крепко прижала к груди и закрыла глаза.

В этот момент ей стало вдруг понятно, что, как бы упорно она ни уклонялась от разговора с Тимом, тот все равно рано или поздно состоится и им обоим станут тогда ясны вещи, которые все кардинальным образом изменят. К лучшему. Иначе просто не могло быть.

Окрыленная этой мыслью, Кристин открыла глаза, чмокнула подушку, бросила ее на кресло и выбежала из дома.

К этому времени ветер стих. Кристин села в машину, выехала за ворота и направилась в Сент-Энтони. Только на полпути до нее дошло, что на ней до сих пор брюки, футболка и спортивная ветровка, испачканная высохшей кровью Тима, те самые, в которых она снимала его с дерева.

Кристин взглянула на себя в зеркало заднего вида и увидела, что волосы на висках выбились из прически, сам лоб перепачкан чем-то темным, а глаза покраснели.

— Красавица, нечего сказать! — фыркнула она, скривившись. — Нет, в таком виде показываться нормальным людям, тем более врачам и мужчине, по которому сходишь с ума, категорически воспрещается. Вернусь-ка я домой и приведу себя в порядок.

Удивительно, но с той самой секунды, когда она почувствовала, что они с Тимом созданы друг для друга и непременно будут вместе, на нее пошел покой, даже умиротворение.

Дома Кристин приняла душ, подкрасила ресницы, чтобы сделать менее заметной красноту глаз, волосы расчесала, оставив распущенными, и подошла к шкафу с намерением выбрать что-нибудь из одежды.

Ее взгляд, как только она раскрыла дверцы, упал на желтое коротенькое платьице на тонких бретелях со скромной отделкой на лифе. То самое, которое на ней было во время их с Тимом единственного свидания.

Она уверенным жестом достала его и закрыла шкаф.

Когда мягкая ткань платья коснулась ее стройного стана, Кристин с головокружительной ясностью вспомнила их с Тимом вечер и те восхитительные ощущения, которые испытывала в его объятиях.

От вспыхнувшего с новой силой желания пережить подобное еще хотя бы разок у нее все поплыло перед глазами.

— Только бы с ним все было в порядке, — прошептала она, обращаясь к своему отражению в зеркале. — Только бы все обошлось. А тогда…

Спустя полчаса хирург, занимавшийся раной Тима, уже объяснял ей, что худшее позади. Тим спал, и предполагалось, что проснется он не раньше чем часа через два.

Обнадеженная словами врача Кристин подошла к палате, в которой лежал молодой человек, раздвинула пальцами горизонтальные металлические пластинки жалюзи на наполовину стеклянной стене и заглянула внутрь.

Кровать в палате стояла так, что Кристин могла видеть лицо Тима лишь в профиль. Оно было по-прежнему бледным, но выражало теперь не страдание и полузабытье, а облегчение и покой.

На его плече белели бинты. Он выглядел не уверенным в себе и независимым, как обычно, а уязвимым, нуждающимся в чьей-то поддержке, в женской ласке… И чем-то напоминал Кристин себя такого, каким был в ту ночь, когда пытался загладить перед ней свою вину.

Какая я дура! — подумала она. Бегаю от него вот уже несколько недель и не решаюсь признаться самой себе, что не представляю без этого парня жизни, что мучаюсь от любви к нему, что никак не могу его забыть. И никогда не смогу.

Когда он проснется, я сама заведу с ним серьезный разговор. Скажу, что, несмотря на обиду, от которой, по правде говоря, практически ничего не осталось, вспоминаю о том нашем вечере чаще, чем о каком-либо другом событии из своего прошлого, и вспоминаю с радостью. Пусть воспринимает мое признание как хочет. Пусть даже опять подшутит надо мной, мне все равно.

— Мисс… — раздался откуда-то из-за ее спины знакомый женский голос. Она повернула голову и увидела женщину лет двадцати восьми в белом халате, пухленькую, пышущую здоровьем. На губах женщины не было улыбки, но лицо прямо-таки излучало доброжелательность и готовность помочь. — Здравствуйте. Это вы звонили и справлялись о состоянии мистера Хеннеси?

— Да, я, — ответила Кристин, отпуская пластинки жалюзи.

— Значит, мы уже беседовали с вами и немного заочно знакомы. — Женщина улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки. — Я дежурная медсестра Глория Пирс. — Она протянула руку.

— Очень приятно, — пробормотала Кристин, со стыдом вспоминая, что, разговаривая с сестрой Пирс по телефону, сильно нервничала и, раздражалась. — Кристин Рэнфилд. — Она пожала протянутую руку. — Простите меня за несдержанность… Я имею в виду телефонный разговор.

Сестра Пирс опять улыбнулась своей неподражаемой, херувимской улыбкой.

— Ничего страшного. Мы к подобному привыкли. Когда нервы у людей, переживающих за родных, на пределе, они не в состоянии себя контролировать. Это естественно.

— Спасибо, что относитесь к нам с пониманием, — произнесла Кристин, тоже улыбаясь, впервые за сегодняшний сумасшедший день.

— Это наш долг, — сказала Глория Пирс. — Комната для родственников наших больных направо по коридору. А слева от центрального входа в больницу, в небольшом здании бледно-розового цвета, отличное кафе. Ваш… — она кивнула на палату Тима, — муж?