Элизабет Эштон - Великодушный деспот

Она, не веря своим ушам, уставилась на Энтони. Его красивый профиль был бесстрастен, Энтони сосредоточенно вел машину; что это еще за безумная идея? Никто, если он в здравом уме, не пожелает связываться с безумными Геральдами.

– Но... но... мы же не... – Она беспомощно замолчала.

– Но могли бы, – спокойно продолжил он. – Понимаете, у меня никогда не было нормальной семьи, у театральных детей всегда так бывает. Все мои родичи либо снимаются, либо играют на сцене, а мои родители почти не вылезают из каких-нибудь заграничных турне. Мой дед, вдовец, воспитывал меня, когда остальных не было дома, а его экономка не очень-то любила возиться с маленькими мальчиками. – Тут он печально улыбнулся. – Как только я немного подрос, меня отдали в театральную школу, а это для ребенка не жизнь. Лина, представь только – пытаться успеть сделать уроки, пока не занят на сцене, вечно быть на побегушках у загримированных матрон и так далее и тому подобное! Я слыл очень симпатичным мальчиком, как мне говорили, и от приглашений отбою не было. Требовались деньги на мое обеспечение, так что чудо, что я не стал еще несноснее, чем был тогда. Тебе не скучно все это слушать?

– Нет, что вы. – Полина была польщена, что удостоилась его откровений. – Но разве вы не учились в частной школе для мальчиков? – Она вспомнила, что именно там Джордж познакомился с ним, а уж Джордж-то явно не ходил ни в какую театральную школу.

– Только когда у меня начал ломаться голос. Я пробыл там три года и, слава богу, понемногу отвык от заносчивых привычек. В школах не любят юные таланты.

– Странно, что вы подружились именно с Джорджем, – сказала девушка. – Вы с ним такие разные.

– Наверное, притяжение противоположностей. Из-за того, что я пропускал занятия и сильно отстал, меня поместили в младший класс, но в нем учились несколько оболтусов-второгодников, задиравших тех ребят, которых невзлюбили. И Джордж почему-то вбил себе в голову, что должен защищать меня. Хороший он парень, этот Джордж.

– Но он не... – начала было Полина и замолчала. Не нужно портить отношения с Джорджем. Он ее запасной вариант, и в будущем ей еще может понадобиться его поддержка.

– Что он «не»?

– Я хотела сказать, что нам он тоже всегда был очень хорошим другом.

Энтони отвлекся от дороги и кинул на Полину быстрый проницательный взгляд. Та поспешно отвернулась и стала смотреть в окно. Они ехали по совершенно деревенской местности, по обеим сторонам дороги расстилались голые поля, на которых там и сям мелькали фермерские домики и маленькие деревушки.

– Да, я смотрю, он со всеми крепко дружит, – заметил Энтони с ноткой сарказма в голосе. – Но мы ушли от нашего предмета.

– Да, да. – Она была рада перевести разговор. – Наверное, когда вы закончили школу, стало легче?

– Не совсем. Тут я как раз подхожу к периоду «Гранатовых страстей». Лина, могу поклясться тебе в одном: мои дети никогда и близко не подойдут к сцене или к киностудии, и у моих детей будет настоящий дом и настоящая семья!

Полина не могла себе представить, что Виола бросит карьеру ради того, чтобы сидеть дома с детьми. Энтони ведь должен это понимать, хотя он, конечно, может себе позволить нанять хорошую няню. Но помня, как та смотрела на бедного маленького Джо, она абсолютно не представляла Виолу в роли матери. От Виолы ее мысли снова вернулись к рассказу Энтони об одиноком детстве и о том, как его швыряло от одних трудностей к другим в этом странном театральном мире, ей совершенно незнакомом и чуждом.

– Но разве в этом не было совсем ничего хорошего? – спросила она. – Вы уже ребенком имели успех, а детям всегда это нравится.

Он кивнул:

– Это меня чуть не сгубило, я же говорю. Я стал совершенно невыносимым, может, еще и сейчас таким остался. Ты ведь меня считаешь именно таким, правда?

– Нет! – воскликнула девушка, захваченная врасплох этим вопросом. – Ну, разве что поначалу. Понимаете, я невзлюбила вас за то, что вы купили наш дом...

– А теперь?

Она поняла, что попалась в ловушку, но сказала чопорно:

– Я научилась принимать неизбежное.

– Ну, продолжай в том же духе, и тогда ты мне как раз подойдешь, – ответил ей Энтони, и Полина уловила в его словах какой-то скрытый подтекст. – Так что понимаешь теперь, – заговорил он уже другим, легким тоном, – почему меня так тянет к нормальной семейной жизни. Я даже начал подумывать, не усыновите ли вы меня.

– Но мы совсем не такое уж милое домашнее семейство, – возразила Полина. – Когда папа был жив, все нас называли «безумные Геральды».

– Я бы не назвал вашу тетю или Линетт безумными.

– Тетя Марион не совсем член нашей семьи, а Линетт всегда отличалась от нас, и конечно, она уже вас обожает. За Майка поручиться не могу, но если вам так хочется, я постараюсь быть вам хорошей сестрой.

Если ему хочется поиграть в «Счастливое семейство», то пожалуйста!

Энтони был ошеломлен.

– Сестрой? – воскликнул он.

– Ну да. Если мы вас примем в семью, вы станете моим братом, кем же еще? Вы же не можете быть мне дядей по возрасту. Правда, у меня дяди никогда не было, но мне они почему-то всегда представлялись лысыми и вредными.

Он рассмеялся:

– Я пока не лысый.

Полина мельком взглянула на его густые темные волосы.

– Да, так что на роль дяди вы не годитесь. Придется вам быть моим братом, – она вздохнула, – по крайней мере, пока вы не женитесь.

– Для начала и это сойдет, – загадочно проговорил Энтони. – Ну так вот, как твой брат, причем старший брат и глава семьи, я запишу Линетт на прием к специалисту.

Так вот к чему он затеял всю эту чепуху! Одурачил ее самым коварным образом и добился-таки своего! Но для Линетт действительно было бы чудесно, если ее вылечат, и Полина не имеет права лишать младшую сестренку такого шанса. Она смирилась и напоследок возразила только одно:

– Но вы сказали, что не так уж богаты.

– Для одинокого холостяка более чем достаточно, – отрезал Энтони. – Прошу тебя, не лишай меня удовольствия потратить свои деньги на доброе дело.

«Ладно, все равно Виола скоро все изменит», – горько подумала Полина.

– Большое вам спасибо, – вслух произнесла она, – с вашей стороны это действительно очень благородно, мистер Марш.

– Меня зовут Энтони, – сообщил он.

– Да, но как я могу...

– А что, разве сестры не зовут своих братьев по имени? Только, ради бога, не называй меня Тони.

Конечно, так его называть можно только Виоле, и понятно, что он не хочет слышать это имя от кого-то другого.

– Энтони, – несмело выдохнула Полина.

Виола заехала тем же вечером, уже оправившаяся от потрясения, самоуверенная, с твердым намерением восстановить свое доброе имя в общественном мнении. Она сказала, что постоянно думала о бедном мальчике, кроме того времени, когда ее допрашивала полиция, конечно, и глубоко раскаивается, что стала причиной его страданий. Как его здоровье? Она бы его уже сама навестила, но подумала, что это неудобно. А если она показалась им бесчувственной сразу после несчастного случая, то это потому, что находилась в страшном шоке и была просто сама не своя. Что бы ей послать ребенку? Фрукты? Сладости? Цветы?