Джейн Арбор - Безрассудная страсть

— Вы удивляете меня! А мне казалось, вы не ждете никакого внимания от Курта, с тех пор как возвратились из Эвьяна, — съехидничала Никола.

— Внимания? — ухмыльнулась Жезина. — Чего стоит простое внимание?! Его мне вполне хватает от Грегора или любого другого мужчины, которого я знаю!.. И здесь мы подходим к главной причине, почему я держу возможность отомстить Курту про запас. Отомстить за то, что он уже давно мстит мне — ведь я отказала ему, когда он домогался моей руки. Да и сейчас Курт хочет, чтобы я принадлежала ему. Им руководит жажда обладания, которая стала еще сильней со времени нашей последней встречи. Он и любит, и ненавидит меня, а это означает: Курт ждет расплаты за то, что пять лет назад я сначала увлекла, а потом бросила его. Но он убедится, что я тоже могу диктовать условия и выбирать время для реванша. Понятно?

— Понятно, — произнесла Никола. — Узнав обо всем от меня, вы теперь рады, что можете при необходимости использовать свое обещание не раскрывать тайны как средство воздействия на Курта, да? Но ведь это зовется таким неприятным словом, как шантаж!

— Да, но это если мне придется прибегать к подобному средству; однако такая необходимость может и не возникнуть.

— Но она возникнет, если Курт не захочет просить вас выйти за него замуж тогда, когда вы того пожелаете? Вам будет все равно, как отзовется газетная публикация на положении Курта, на репутации Дианы или даже на мне?

Жезина поднялась, перешла к туалетному столику и уселась спиной к Николе, давая ей понять, что ее больше не задерживает и та может уходить. Затем стала рассматривать ногти и слегка подпиливать их.

— Скажите на милость, с какой стати я должна беспокоиться о вас? Когда Курт или я решим избавиться от вас, я уверена, он вам хорошо заплатит. Что же касается Курта и Дианы, то будем надеяться, что его не придется долго уговаривать, не правда ли? — сказала она.

Глава 7

Никола кипела гневом бессилия, когда выходила из отеля.

А нельзя ли, собственно говоря, повернуть угрозу Жезины против нее самой? Взять и рассказать Курту, что есть два человека в Лозанне, которые знают про их секрет. Но как Курт отреагирует на это, любя Жезину? Если он поверит Николе — а может и не поверить, — то может поступить двояко: либо скажет Жезине и Рою Форсетту, что они свободны поступать, как им заблагорассудится, рискуя, что те осуществят угрозу; либо, спасая свое и Дианы доброе имя, согласится на циничные условия Жезины.

И в том, и в другом случае Николе пришлось бы испытывать стыд за Курта. Ибо в первом он бы терял контроль над ситуацией, а во втором — шел бы на жертвы, которых при ином раскладе мог бы избежать. То, что Курт, всецело осуждая Диану, был не прав, отступало сейчас на второй план. Главное — это то, что Никола с самого начала посвятила себя Курту, а теперь, полюбив его, готова идти с ним до конца. И значит, ни словом, ни действием она не должна спровоцировать скандал, которого может и не произойти. Да и не произойдет, если только Курт или Диана найдут ключ друг к другу в оставшееся короткое время.

Но хотя бы за одно она должна быть благодарна судьбе. Жезина еще не решила простейшей задачи: не вычислила, что «школьная подруга» Николы из Монтре и Диана — одно и то же лицо. Жезина наверняка до сих пор считает, что Никола не больше Курта знает о местопребывании Дианы. Ну и слава Богу! Разнюхай Жезина и это, она стала бы опасной вдвойне! У Николы не было на этот счет никаких сомнений.

По пути на виллу она подумала, что ей стоит вновь обратиться к Диане с увещеванием, но затем пришла к выводу, что это бесполезно. Интересно, не ответил ли Антон Пелерин на обращение Курта через газету? Никола каждое утро — как только приходила почта — надеялась услышать о его ответе. Но тот, конечно, не отвечал; в противном случае Курт обязательно сказал бы ей. К счастью, от надежды нет вреда, даже тогда, когда ситуация безнадежна.

Дома Никола заставила себя обзвонить всех участников конференции и их жен, чтобы выяснить, кто поедет в Сьон. Когда Курт приехал обедать, она зачитала ему список отъезжающих. Затем они вновь заговорили о приеме у Жезины; Никола сказала, что Жезина опередила ее с утренним «благодарственным» звонком, но промолчала о шантажистских замашках Жезины. После обеда Курт и Никола расстались: он возвратился в Невшатель, где должен был остаться на ночь; она отправилась в бассейн на мыс Бельгрив, где ее уже ждали.

Поездка в Сьон, административный центр кантона Балле, расположенный примерно в девяноста километрах от Лозанны, должна была стать последним общественным мероприятием перед открытием выставки-ярмарки во Дворце красоты. Курт спланировал поездку таким образом, что гости сумели познакомиться с историческими достопримечательностями древнего торгового центра до наступления сумерек, когда началось представление «Звук и свет». Оно шло среди развалин дворца епископа на вершине скалистой горы Турбильон, круто вздымающейся с равнины и вместе с горой-близнецом Валер образующей фигуры причудливых сказочных очертаний.

В представлении участвовали профессиональные актеры и музыканты; в массовых сценах были заняты жители города. В основе сюжета — древняя история этой области, относящаяся к тем временам, когда орды восточных кочевников бежали от преследовавших их армий и находили спасение в альпийских горах. Часть этих сарацинов осталась здесь навсегда, смешавшись с местным населением, которое занималось землепашеством, скотоводством, домашним ремеслом. Жизнь в долинах гор протекала мирно, спокойно, за исключением тех случаев, когда весенние горные потоки переполняли Рону и та заливала округу, нанося огромный ущерб, или когда каждый здоровый мужчина призывался своим феодалом на войну против другого феодала, одной страны против другой.

Если на земле мир и покой, о чем рассказывать? А вот если пришла беда, событий не перечесть. Поэтому и в сьонском красочном представлении речь шла и о баталиях, и о судьбах беженцев, и о мародерстве, и о мимолетных победах.

В конце представления, завершившегося ночью, тихой и спокойной, актеры, выстроившиеся на естественной сцене (причем театральным задником служило черно-синее, словно из бархата, небо), принимали горячие аплодисменты. Публика требовала, чтобы они попозировали, их фотографировали в свете вспышек.

Наконец зрители излили свой восторг, актеры и музыканты откланялись, помахали на прощанье; погасли в последний раз «юпитеры». «Сцена» погрузилась во мрак.

По пути к таверне спускались порознь, группками, как и прежде. Курт и Ганс шли впереди вместе с Николой и миссис Годфрой по узким изломанным ступенькам. Более двух человек рядом на тропинке не умещалось.