Соблазнение на Коста-Рике - Пиппа Роско
— У тебя есть то, что тебе нужно. У тебя есть карта, так что можешь уезжать.
— Что, если я захочу остаться? Возможно, ты не готов это услышать, — сказала она.
Он знал, чего она хочет — он хотел этого сам, — но не мог позволить ей прикоснуться к себе.
Он знал, что, если она это сделает, он пропадет. И он уже слишком много потерял.
— Я сказал, что эта часть наших отношений подошла к концу.
— Я знаю, что ты сказал, и понимаю, почему ты это сказал.
Сочувствие и желание боролись в ее глазах.
— Ты был прав, когда обвинил меня в желании сбежать, но ты неправильно понял, почему я хотела это сделать, — сказала она, встала и сделала шаг ему навстречу. — И я думаю, что ты прячешься оттого же самого, пытаешься контролировать себя, отрицая это.
Она прижалась поцелуем к его губам — губам, которые он сжал, хотя каждая клеточка его тела бунтовала от потребности обнять ее.
— И поэтому мы оба чувствуем себя несчастными, — сказала она, еще раз целуя его, и положила руку на его чисто выбритую щеку.
Мягкость ее губ встретилась с твердой, неподвижной линией его собственных.
— Но с тобой мне хорошо. Я хочу быть рядом с тобой. И я хочу тебя. Потому что я…
Это было уже слишком. Он должен был остановить ее, прежде чем она скажет это снова, прежде чем она сможет объявить его своим, как она сделала это за ужином. Потому что он не думал, что сможет выдержать это. Он не думал, что сможет отпустить ее…
Его губы открылись для нее, прервав ее на полуслове, и, как если бы он открыл шлюзы, она влилась в него, в его рот, в его легкие, в его вены. Все его мысли и сомнения мгновенно утихли, все, что он ощущал, — это ее прикосновение, ее запах.
Его пальцы сжались в шелковистых прядях ее волос, и она тихонько застонала от желания. Ее руки легли на грудь Бенуа, прижимая его к себе.
Этого было недостаточно. Этот поцелуй не успокаивал его, ему нужно было больше. Но больше было совершенно невозможно. Иначе он погубит их обоих.
Он оторвался от ее губ и отвернулся, но не раньше, чем увидел шок и боль в ее выразительных глазах. Это было то, что он никогда не забудет до конца своей жизни.
— Повторяешь прошлые ошибки, Скай? Предлагаешь себя в подарок? Благодаришь меня за карту?
Она отпрянула, как будто ее ударили.
— Не говори так! Не надо!
Но он не мог остановиться. Слова были пеплом на его языке, боль в ее глазах обжигала его сердце, но это был единственный способ убедиться, что он не уничтожит ее полностью.
— Тогда не принижай себя, думая, что одна ночь и одно сексуальное пробуждение означают, что ты должна умолять меня, чтобы остаться со мной.
Он видел, как она сжала челюсти, сопротивляясь жестоким ударам его слов. Но она продолжала молча стоять. Его живот скрутился узлом, который, как он думал, никогда не развяжется, когда он медленно и четко произнес слова, которые, как он знал, причинят ей наибольшую боль.
— Тебе пора уходить, Скай. Ты мне больше не нужна.
«Ты мне больше не нужна».
Три недели, даже три дня назад эти слова оставили бы в ее душе шрам, который она скрывала бы годами. Это опустошило бы ее, определенно заставило бы ее бежать куда подальше, без сомнения, как и планировал Бенуа.
О, это было больно. Очень. Но недостаточно, чтобы заставить ее уйти. Потому что за последние несколько дней он открыл для нее дверь в новый мир.
Дверь, которую ей следовало открыть много лет назад. Он заставил ее по-настоящему взглянуть на себя. Понять, чего она хотела от жизни. Сейчас и в будущем. Ее желания не должны были быть связаны с желанием защитить своих сестер или с потребностью получить одобрение отца и его жены. Или с желанием быть замеченной своей матерью.
Никто никогда не заботился о ней так раньше. И именно это чувство позволило ей заглянуть за стены, которые Бенуа построил вокруг своего сердца, и сказать:
— Это ложь, Бенуа.
— Это правда, Скай, и ты выглядишь отчаявшейся.
— А ты испугался, — быстро ответила она, прежде чем его словесный удар успел оставить кровоточащую рану на ее сердце. — Помимо всего, ты просто трус. Потому что ты не доверяешь ни мне, ни Камилле, ни даже Ксандеру. Все дело в тебе. Вот почему ты исчезаешь в Коста-Рике без доступа к внешнему миру. Поэтому ты прыгаешь с невероятно высоких водопадов. Ты боишься снова зависеть от кого-то или нуждаться в ком-то.
— Не смей втягивать ее в это, — предупредил он. Он чувствовал дрожь во всем теле от нервного возбуждения.
Все или ничего — Скай поняла это в тот момент, когда сказала его семье, что любит его.
— Бенуа, с той ночи, когда сбежала твоя мать, ты так долго обвинял себя в том, что чуть не предал Ксандера. Ты держишь это в себе, как будто эта боль нужна тебе, чтобы ты не забывал, какой ты ужасный человек. Но ты был всего лишь ребенком, который хотел остаться с матерью, несмотря ни на что. То, что твоя мать ушла, произошло не по твоей вине. Она сама так захотела!
— Ты не понимаешь, о чем говоришь.
— Ты думаешь, я не знаю, как больно быть брошенным родителями, и не один раз, а снова и снова? Мой отец предпочитал свою новую семью мне при каждом удобном случае. Так что да, я знаю, о чем говорю.
Она хотела, чтобы он понял. Просто для себя. Теперь у нее было очень мало надежды на то, что она останется с ним. Но она хотела, чтобы он понял, что повлияло на решение, которое он принял. Хотя бы для того, чтобы помешать ему сделать то же самое в будущем.
Когда она на мгновение заглянула ему в глаза, то увидела в них непостижимую боль. Которая затем сменилась пустотой.
— Ты так отчаянно пытаешься наладить связь между нами, что докапываешься до наших самых глубоких ран, чтобы сравнить их? Я ушам своим не верю, Скай, сколько боли еще я должен причинить тебе, прежде чем ты просто уйдешь?
Тогда она поняла, что потеряла его. Глаза его были темны, челюсть решительно сжата. Он предпочел не видеть правду ее слов.
— Оставь кольцо себе, — сказал он ей. — Оно всегда предназначалось
