Измена. Тени доверия - Алиса Зорина

Его пальцы запутались в её волосах, вымазанных синей краской, словно они оба стали частью её безумного холста.

Он лежал, глядя на трещину в потолке. Кира курила у окна, её силуэт напоминал изломанную линию на чертеже.

— Ты теперь мой, — сказала она, но это прозвучало как вопрос.

Алексей молчал. Где-то за городом поезд пронзил ночь гудком, и он подумал, что это кричит его совесть — далеко, но всё ещё слышно.

Глава 4. Чужие окна

«Дети молчат громче всего. Они не исчезают — они становятся невидимыми, пока взрослые ломают мир вокруг»

Квартира встретила её запахом пыли и детских красок. На холодильнике магнитиком из деревни прикреплена записка от бабушки:

«Полина у нас. Не волнуйся. Но она почти не говорит. Приезжай, когда разберёшься… с собой».

Марина уронила чемодан. На полу валялся осколок хрустальной вазы — Алексей так и не убрал осколки. Она подняла его, вдруг вспомнив, как Полина в пять лет сказала: «Мама, не режься, а то будет больно».

Он снял номер с видом на мост, который когда-то проектировал. В мини-баре — только виски. На столе — билет до Берлина (рейс в 6:00) и смс от Киры:

«Ты уверен, что хочешь быть призраком?»

Алексей позвонил в деревню. Бабушка ответила сухо:

— Она спит. Не звони больше.

В трубке мелькнул шёпот Полины: «Папа…» — но связь прервалась.

Девочка рисовала в блокноте: мама — птица с подрезанными крыльями, папа — корабль без парусов. Бабушка вязала у печки, бормоча:

— Родители — они как погода. То гроза, то солнце, а ты под зонтом жди.

Полина спрятала под подушку фото: они втроём на карусели. Папа смеялся тогда.

— Почему вы здесь? — он налил ей коньяк в пластиковый стакан.

— Мне некуда идти, — она потрогала фотографию Киры, случайно оставленную в рамке.

— Она уезжает, — сказал Дмитрий. — Боится стать тенью.

Марина расплакалась, а он обнял её, как когда-то обнимал жену у окна больничной палаты.

— Заберите Полину. Дети не должны дышать пеплом, — прошептал он.

Кира ждала его на вокзале, держа два билета:

— Берлин или обратно? Выбирай.

— Я… не могу, — он посмотрел на её чемодан, где лежала его зажигалка.

— Ты уже сделал выбор, — она сорвала с шеи цепочку с кулоном в виде моста. — Даром ходить по нему нельзя.

Он остался на перроне, пока поезд увозил её крик:

— Трусость — тоже измена!

Марина приехала в деревню на рассвете. Полина спала, сжимая розового единорога. Бабушка молча протянула ей конверт — внутри лежали вырезанные фото девочки из альбома. «Она сказала: "Надо стереть себя, чтобы вы перестали ругаться"».

Алексей вернулся в пустую квартиру. На столе лежал браслет Полины и ключи от машины. Он вышел на балкон, где когда-то целовал Марину под дождём, и разбил телефон о стену.

Полина проснулась и увидела маму у окна.

— Ты уйдёшь? — спросила она.

— Нет, — Марина обняла её. — Теперь только вперёд.

А вдалеке громыхал поезд, увозя обломки прошлого.

Глава 5. Тени прошлого

«Иногда мы храним чужие секреты, чтобы свои казались меньше».

Дмитрий остался после закрытия, разбирая архивные коробки. На дне одной из них он нашёл конверт с надписью «Елена». Внутри — плёнка и письмо, никогда не отправленное:

«Лена, я знаю, ты просила не искать виноватых. Но как мне жить с тем, что последние слова между нами были о прачечной?»

Он включил проектор. На стене ожила Елена — смеялась, поправляя объектив камеры. За кадром его собственный голос: «Хватит снимать, иди сюда!». Она обернулась: «Подожди, это важно…».

Кадр прервался.

Елена фотографировала старый мост, когда прервалась её жизнь. Дмитрий, опоздавший на полчаса из-за «срочного звонка клиента», нашёл её лежащей на камнях. В кармане её куртки — тест на беременность с двумя полосками.

— Я не успел сказать, что готов… — прошептал он, глядя на экран, где её улыбка таяла, как дым.

Марина пришла в галерею за оставленными вещами дочери. Дмитрий сидел в темноте, сжимая в руках кулон Елены — крошечный серебряный мост.

— Вы знали, что она умирает? — спросила она, увидев фото Елены в больничной палате.

— Лена скрывала болезнь. Говорила: «Не хочу быть твоей болью», — он провёл пальцем по стеклу. — А я… я изменял ей.

Марина замерла.

— С коллегой. Глупо, мимолётно, — он засмеялся горько. — Елена узнала. В день, когда умерла, хотела поговорить…

— Зачем вы мне это говорите? — Марина отступила к двери.

— Чтобы вы поняли: даже те, кто кажется спасителем, когда-то были палачами.

Дмитрий открыл сейф. Внутри — альбом Елены с фотографиями моста, где они познакомились. На последней странице — её записи:

«Д. боится быть отцом. Говорит, что сломанные люди не должны рожать. А я… я уже люблю нашего «ничего».

Он достал детский свитер — жёлтый, с вышитыми звёздами. Невысказанное «прости» застыло в каждом стежке.

Вечером он поехал на дачу, где Елена писала письма нерождённому ребёнку. В старом ящике нашёл её дневник:

«Сегодня Д. принёс цветы. Сказал: «Начнём сначала». Но я вижу, как он вздрагивает от детского смеха по телевизору. Мы строим дом на песке, а я притворяюсь, что не замечаю прилив…»

Он разжёг камин, бросая в огонь страницы, но оставил одну — с нарисованным ребёнком, держащим их за руки.

Глава 6. Мосты и барьеры

Марина развешивала фотографии на верёвке между берёзами. Снимки Полины: бабушка у печи, котёнок в траве, первые подснежники. Девочка снимала маму через старую камеру, ловя моменты, когда та не притворялась сильной.

— Почему ты не снимаешь людей? — спросила Полина, показывая на серию пейзажей.

— Потому что они уходят. А горы и реки — остаются, — Марина поправила рамку с фото моста, но девочка вдруг вытащила из кармана кулон Дмитрия:

— А он останется?

Марина не ответила. Ветер сорвал с верёвки фото Алексея — оно упало в лужу, и черты лица поплыли, как когда-то их любовь.

Алексей снял студию над авторемонтом, где шум двигателей заглушал тишину. На стене — эскизы мостов, которые теперь напоминали клетки. По ночам он строил макет из спичек — хрупкий, как его оправдания.

Кира позвонила однажды:

— Ты всё ещё там, где тебя нет? — спросила она, и он услышал за её спиной смех ребёнка.

— Берлин? — он попытался улыбнуться.

— Детский сад. Моя племянница, — пауза. — Ты мог бы быть отцом.

Он бросил трубку, раздавив макет ногой. Утром нашёл в мусоре письмо Полины: «Папа, бабушка говорит, ты заблудился. Я нарисовала карту».

Дмитрий стоял там, где жена мечтала