Эврибия капитана Джонса (СИ) - Траум Катерина
— А ты слишком красива для безродной бродяжки, — хмыкает он, вытирая последние грязные полосы и откидывая тряпку себе под ноги. — Рассказывай, Джессика. С самого начала. Кто ты, и что делаешь на моём корабле.
Я больше не слышу никаких угроз в его голосе. Напротив, словно солоноватый запах морской воды чуть утихомирил инстинкт выживания. Возможно, слухи всё-таки правдивы. И Джонс, действительно, благороден — насколько может быть благороден пират. Набравшись смелости, закрепляю свои безопасные позиции:
— Я расскажу всё. Но если ты уберёшь плеть и развяжешь меня.
— Не надо ставить мне условий, куколка, — он чуть отстраняется, и в этом шипении мерещится нечто змеиное. Однако всё же вытаскивает из-за пояса рукоять плети и с раздражением швыряет её на стол поверх карты. — Это всё. Если ты и правда думала, что я буду лупить тебя ею, как животное. Но верёвка будет на тебе, пока я не узнаю правды. Вдруг ты послана каким-нибудь самонадеянным капралом, дабы устроить на моём корабле диверсию?
— Пресвятая Дева Мария, нет, конечно! — торопливо его перебиваю, пока он не придумал новой чуши, и начинаю сбивчивый рассказ: — Я много лет работала служанкой в богатом доме на континенте. Была личной прислугой престарелой хозяйки. А когда она умерла, её наследники начали гвалт… Обвинили меня в краже каких-то фамильных ценностей. Никто бы не стал слушать мои оправдания, да и слово моё ничего для них не значит. Пришлось бежать, рыбацким судном добралась до Кубы. Но оказалось, что и там меня уже разыскивают: теперь обвиняя ещё и в том, будто я якобы сама убила хозяйку, подмешав яду. Мне просто некуда было бежать, за мной по пятам идут желающие получить награду за мою голову…
— И тут ты видишь на причале корабль без флага, — со вздохом заканчивает Джонс, прерывая мой тонкий всхлип. — Пробираешься на борт и надеешься просидеть в бочке до самых Кайманов.
— Не совсем так, — уклончиво мотаю головой, и с некоторой долей сомнения, что это необходимо, всё же поясняю. — Я услышала, как про тебя говорили в таверне. Что ты удачлив, что не льёшь лишней крови, что попасть к тебе в матросы мечтают многие. Ну и, решила…
— Что даже если тебя обнаружат, то не скормят рыбам, — его понимание ситуации безмерно обнадёживает, а способность договорить за меня слова удивляет. — Глупо. Знаешь, что сейчас происходит? Вся моя команда на палубе ждёт, что или я объявлю тебя засланной сукой и брошу за борт, или отдам им для славного развлечения — что, по сути, равносильно смерти, только ещё более жестокой. Иначе я плохой капитан, и допустить подобных мыслей среди шайки разбойников мне нельзя. Ты загнала нас обоих в угол, куколка.
На этих словах он начинает неспешно и лениво обходить меня сбоку. Из-за крюка я не могу толком повернуться, и лишь слышу его гулкие шаги в повисшей тишине каюты. А ещё чувствую жар этого крепкого тела, неизбежно приближающегося к мне со спины. Прикрываю веки, вдыхаю полной грудью, и от его запаха начинает кружиться и тяжелеть голова.
Море. Терпкий табак и горький ром. Свобода.
Потрясающе. Потрясающе было бы сейчас развернуться и коснуться его руками — провести от шеи вниз, по мускулистой груди, узнать, насколько приятна на ощупь эта смуглая кожа. Как же это всё неправильно. Неправильные желания.
Мне бы помолиться, покаяться за них сейчас — но кажется, он прав, и тут властвуют морские боги. Или только один… От которого волнами исходит совсем не платонический интерес к фигуре пленницы.
— Так что ты думаешь со мной сделать? — решаюсь я спросить, и вдруг у меня резко перехватывает дыхание, потому как его торс отчётливо прижимается к моей спине.
Где-то на шее вспыхивает жар его непозволительно близко придвинувшихся губ. Неожиданность рывка вышибает остатки разума и вливается магмой в вены.
— А что бы ты хотела? — чарующий баритон подбадривает и без того гуляющие в голове самые непристойные мысли, словно они услышаны. Потому как правая рука капитана решительно обвивает мою талию, а левая властно ложится на бедро, притягивая ещё ближе к себе. Закусываю губу, чтобы сдержать восхищённый выдох: никогда ещё меня не касались столь беззастенчиво, и в тоже время с откровенным желанием. У самого уха продолжается соблазняющий шёпот этого морского дьявола. — О, знаю, чего ты хочешь. Я вижу это, чувствую. Такая маленькая и сладкая, но такая глупая… Девчонка с глазами, в которых бушует шторм. Коварная сирена или сама Эврибия*?
Он кажется сейчас несущим бред безумцем, но я абсолютно не лучше. Потому как сама откидываю голову, открывая доступ к шее, отчаянно не желая, чтобы этот контакт закончился. Может, это последний день моей жалкой жизни в вечных кандалах рабыни: так почему бы не получить хотя бы кусочек удовольствия перед смертью? Наверное, не надо было в ответ на его хватку самой прижиматься тесней к мужской груди. Но сила, которую излучает этот загадочный капитан мистического «Призрака» — непреодолимый магнит. Так сильно отдающий пульсацией в животе, стоит ему только дотронуться до моей шеи горячими сухими губами и сжать в кулак остатки рубашки.
— Сумасшедшая, — хрипло выдыхает Джонс, его пальцы свободно гуляют по моему бедру, заставляя меня трепетать в предвкушении и жалеть о скованности движений. — Тебе не идёт это рваньё. Или платье, или ничего. Я предпочёл бы ничего.
Не дав мне шанс для ответа, он обеими руками рвёт в стороны рубашку, оглушая треском и стуком учащённого пульса. Оставив куски болтаться по сторонам, жадно запускает ладони к талии и вверх, к ноющим без воздуха рёбрам. Касания изучающие и несколько смущающие: на мне даже нижней сорочки нет, попросту не успела впопыхах надеть, когда торопилась забраться на корабль в ворованных тряпках. И теперь контакт кожа к коже кажется слишком горячим, потому что я покрываюсь мурашками моментально. Он это замечает.
— Мне прекратить? — дьявольский шёпот у мочки уха, чтобы затем тут же скользнуть губами к скуле.
Дразнит. Сводит с ума и стягивает туже узел в низу живота. Ах, если бы мои руки были свободны!
— Только попробуй, — дерзко заявляю я, сама поражаясь тому, что мне всё это нравится.
Безумно нравится. Беззащитность уже не пугает, ведь Джонс не сделает мне больно — не знаю, откуда такая убеждённость. Возможно, на уровне инстинкта. Или в самом сердцебиении.
— Это был твой последний шанс, куколка, — довольно усмехается он, подбираясь ладонями выше и выше.
Его губы становятся наглее и требовательней, влажные поцелуи в шею поселяют во мне трепет и уносятся слабостью в колени. Ягодицей чувствую его каменную твёрдость под тканью штанов, и восхищённо выдыхаю:
— Да! — понятия не имею, на какой вопрос, да и мыслить уже не очень получается.
Чёрный морской дьявол, требовательно сжавший руки на моей груди — всё, что остаётся вокруг настоящего. Не больно, а ровно с такой силой, чтобы оценить упругость полушарий и пробудить во мне острое желание свести ноги в поисках малейшего давления на пульсирующие точки.
Джонс явно воспринимает этот возглас как свою победу. Умелая игра продолжается, и теперь он мягко ласкает пальцами твердеющие соски — от его мозолей моя кожа словно покрывается мельчайшими царапинками, грудь наливается тяжестью. Жар внутри нарастает, я в лёгкой надежде дёргаю свои путы, однако меня точно никто не собирается освобождать. Понимая, что не способна остановить это цунами, которое обрушивается на меня в образе неумолимого пирата, бессовестно потираюсь о его пах ягодицами. В ответ он издаёт тихий рык, а затем втягивает в себя кожу на моей шее — лёгкая боль, тягучая, как патока, растворяющая последние рамки приличий между нами. Не успеваю остановить себя, и робкий стон разносится по каюте, растворяется за её стенами в морской глубине.
Джонс заглушает его, безошибочно ловя мои губы своими. Я так ждала этого, но всё равно оказываюсь разбита тем пылом, с которым он обрушивается на меня, как тропический шторм. Со вкусом моря и табака, с запахом ливня и незнакомой мне неудержимостью. Сразу и глубоко, врываясь в мой рот языком, подчиняя и уводя за собой в чёрную пучину забвения. Попросту забываю, что надо дышать. Может, я уже мертва, и это мне видится в райских садах? Но нет, скрип крюка над головой ясно говорит, что я всё ещё на грешной земле. Отвечаю на поцелуй со всем возможным пылом, сплетаясь с ним языками. Опыта мало. Опыта почти нет, но я стараюсь, потому что касания мне недоступны, и только так он может увидеть, как я хочу его сейчас.
