Мод Лэрби - Вечная игра

Трудно поверить, что ее нежная чувствительная бабушка дружила с таким человеком. Однако Эмма не могла не признать, что он искренне огорчен ее смертью. Лицо у него было печальным и измученным.

— Я понимаю, как вам тяжело… — заговорила она, решив утешить его.

— Еще не хватало, чтобы вы меня пожалели! — Он отступил на шаг и сложил руки на груди. — Я знаю, почему вы опоздали, даже чуть не пропустили похороны.

— Произошла путаница… — Она замолчала. — Я вовсе не обязана перед вами отчитываться, — повторила она, вздергивая подбородок. — Послушайте, почему бы вам не убраться с моей дороги?

Она невольно оглядела его. Голова откинута назад, плечи расправлены — любой король мог бы позавидовать такой осанке. Эмма вновь решила обойти его, и на этот раз он не стал загораживать ей тропинку.

Девушка убеждала себя, что не из-за чего расстраиваться. И все-таки жаль, что он столь грубо обошелся с ней. Ей так хотелось поговорить о Мэгги. Но нет, только не с ним.

— Дурак, — пробормотала она чуть слышно, быстро удаляясь от него.

Она не оглядывалась, хотя слышала позади себя его шаги. Ну почему ему надо идти за мной? — с досадой подумала Эмма.

Теперь Эмма не сомневалась, что он был одним из многих людей, которым Мэгги помогала всю свою жизнь. Ее старой родственнице не раз удавалось вселить бодрость в тех, кто уже отчаялся и давно разочаровался в жизни.

Грустно покачав головой, Эмма остановилась на углу и оглядела сонную главную улицу Уэбстера. Кладбище располагалось на южной окраине города рядом с белой церковью, построенной еще — это она знала точно — в пятидесятых годах прошлого столетия. Главная улица тянулась между усеянными коттеджами холмами и в нескольких милях от города вливалась в большую дорогу.

С тех пор как Эмма еще ребенком проводила здесь летние месяцы, Уэбстер не изменился. Он располагался на одном из плато в Южной Каролине. В нем по-прежнему витал дух благочинности и неуклонная вера в незыблемость традиций. На городской площади до сих пор летом устраивали танцы и концерты, великолепные ярмарки и праздники цветов!

Эмма улыбнулась, вспомнив, как ей в первый раз разрешили пожить у Мэгги. Теперь-то она понимает, что ее матери и отчиму хотелось провести медовый месяц без любопытных глаз семилетней девчонки. Однако за первым разом последовали другие. В Уэбстере она завела себе друзей и вообще чувствовала себя здесь как дома, тем более что отчим работал в нефтяной компании и семье частенько приходилось переезжать с места на место, нигде не задерживаясь подолгу.

Эмма перешла через дорогу и направилась к автобусной остановке. Она поймала себя на том, что вежливо кивает встречным, не понимая, как ей удается вести себя так, словно ничего не произошло. Еще ей было обидно, что все кругом не усматривали в этом страшном для нее дне ничего особенного, обычный будний день с его заботами и хлопотами, работают магазины и жизнь идет своим чередом. Эмма сжала зубы.

Вспоминая о том, как люди уважали ее бабушку, Эмма вдруг подумала о Форресте. Странно все-таки, что Мэгги называла его лучшим другом. Надо бы спросить, не опасно ли выпускать на улицы города подобных типов. Наверняка преподобный Джонсон все о нем знает.

Эмма нахмурилась. По крайней мере, одно хорошо: он вывел ее из стрессового состояния, в котором она пребывала все время после звонка матери.

Брат два дня помогал Эмме перевозить вещи в ее новую квартиру в Вашингтоне, где пока не был подключен телефон. Девушка уже предвкушала покой, о котором мечтала, прожив две недели в фамильном доме, откуда еще не разбежались все ее сестры и братья в возрасте от десяти до восемнадцати. В доме на Аляске вечно все было вверх дном, и, хотя это счастье — со всеми повидаться и немножко понежиться в атмосфере любви и доброжелательности, все же остаться одной тоже неплохо.

Она все спланировала: сначала переедет в новую квартиру, потом навестит тетю Мэгги, а уж после этого приступит к новой работе в министерстве.

Однако матери как-то удалось разыскать ее через нового шефа, который и передал ей печальное сообщение. Эмма ощутила, как по спине у нее вновь поползли мурашки.

— Нет, Мэгги, ты должна была подождать, — простонала она, чувствуя, как на нее снова накатывается волна отчаяния. Эмма провела по лбу тыльной стороной ладони.

Шагая по раскаленной бетонке под убийственно жаркими лучами солнца, она не замечала ничего кругом, как вдруг услышала шум мотора и оглянулась. Рядом, не опережая ее, ехал старый пикап, и из окошка выглядывал Брент Форрест.

Эмма гордо вздернула подбородок и зашагала быстрее, чувствуя, как юбка бьется о ее ноги.

— Эмма, мне надо с вами поговорить, — громко произнес он, стараясь перекричать шум двигателя.

Брент переключил скорость, и в машине что-то ужасно заскрежетало, словно она, протестуя против грубого обращения с ней, собиралась вот-вот остановиться.

— Мы уже поговорили, — угрюмо отозвалась Эмма.

Она посмотрела на него взглядом, говорившим: «не трать понапрасну время» — и безошибочно действовавшим на чиновников в американских посольствах во Франции и Сенегале. Однако Брент Форрест не обратил внимания на ее взгляд и продолжал ехать с ней рядом, мешая движению машин.

Когда на углу она решила перейти улицу, он остановил машину прямо перед ней. Не сводя с Эммы глаз, Брент открыл дверцу, небрежно махнув рукой, и заполнил собой проем, нагнувшись ей навстречу.

— Залезайте. Я доставлю вас домой.

Услышав командирский тон, Эмма уперла руки в бока и почти крикнула:

— Никуда я с вами не поеду! Я знаю, вы огорчены из-за смерти тети Мэгги, но я все равно не позволю вам досаждать мне! Я позову шерифа Роджера!

— Голос у вас громкий, но он уже не шериф и давно уехал во Флориду. — Брент еще больше наклонился вперед, одной рукой придерживая дверцу, а другую положив на спинку сиденья. — Шериф теперь Джонатан Дарк.

— Джонатан Дарк? — Она сморщила нос.

— Правильно.

Эмма в изумлении покачала головой. Если ей двадцать шесть, то Джонатану не намного больше, и, насколько она его помнит, он чем-то очень похож на Брента.

— Оставьте меня в покое, — нервно отмахнулась она.

Брент быстро глянул на дорогу впереди себя, затем внимательно посмотрел на девушку.

— Послушайте, Эмма, нам надо поговорить. — В его глазах появилась настоящая мольба, а голос задрожал. — К тому же я кое-что хочу показать вам в доме Мэгги. Она бы вам сама показала, если бы вы приехали раньше…

Эмма растерялась и одновременно смутилась от происшедшей в нем неожиданной перемены, но все равно покачала головой. Ему во что бы то ни стало надо заставить ее почувствовать свою вину, а ей как раз нужно не показать ему, что она ее уже и так чувствует с той самой минуты, как только услышала о смерти Мэгги. Но Бренту Форресту не обязательно об этом знать.