Штеффи Вольф - Коктейль для Барби

— Я все знаю, — кричит она в трубку, — вы совершенно не умеете одеваться. Послезавтра я буду У вас. Мы встретимся на главном вокзале, приезжайте встретить меня, а там посмотрим, можно ли вообще что-нибудь сделать.

Она говорит так, будто я прокаженная, а горбатого, то есть в моем случае горбатую, как известно, только могила исправит. Я робко обещаю встретить ее. В конце нашего разговора госпожа Хубер ревет в трубку, что ее поезд прибывает в 14.03 и что опозданий она не потерпит. Но я-то знаю себя: уже в час дня я буду на четвертой платформе, дрожа от страха.

Мариус, который слышит наш разговор, говорит, что мне нужно быть поуверенней.

— Ведь этой женщине платят за то, что она будет ходить с тобой по магазинам, — объясняет он. — Я бы с ней по-другому разговаривал.

Но в назначенный день я все, же стою на четвертой платформе уже в час дня. Колени дрожат. Я даже боюсь на минутку отойти, чтобы выпить чашечку кофе или сходить в туалет, а то вдруг поезд придет раньше обычного и госпожа Хубер, вместо того чтобы приветливо сказать мне «здравствуйте», изо всей силы ударит меня плеткой. В итоге я так сильно хочу в туалет, что постоянно переминаюсь с ноги на ногу. Девочка лет десяти подходит ко мне и спрашивает, не надета ли на мою скакалку шапка-невидимка.

Ровно в 14.03 прибывает скорый поезд из Берлина. Я сразу вижу госпожу Хубер. Она ростом метра два и одета с иголочки. Все безукоризненно. Все в тон. Серый брючный костюм из кашемира, белая блузка, серебряная цепочка, очки. Волосы как у женщины из рекламы «Тафт — три погоды»: Утро: Берлин. Легкий туман. День: Рим. Палящее солнце. Вечер: Гамбург. Сильный северо-западный ветер Прическа остается неизменной.

Я в своих джинсах и кроссовках чувствую себя девчонкой-малолеткой. Какой кошмар! У меня потные ноги. О нет! Только не это!

С госпожой Хубер еще какая-то ассистентка, которая представляется как Лаура Кастельяни. Она не протягивает мне руку, а только кончики пальцев, наверное, ей неприятно со мной общаться. Теперь у меня совсем не осталось чувства собственного достоинства.

Следующие несколько часов — это просто кошмар на улице Вязов. Мы едем на такси в центр Франкфурта, там госпожа Хубер приказывает водителю повернуть на улицу Гетештрассе. Все магазины известных дизайнеров именно там. Наша первая остановка — бутик «Версачи». Я пытаюсь открыть дверь, но из этого ничего не выходит, потому что в этих элитных магазинах надо звонить, чтобы тебя впустили. Госпожа Хубер снисходительно улыбается моей неосведомленности и приветствует продавщицу, которая наконец-то открывает дверь:

— Моника, сколько лет, сколько зим, я, кажется, видела тебя последний раз на Бермудах!

Моника отвечает:

— Нет, это было на Фиджи.

Тут госпожа Хубер ударяет себя рукой по лбу и кричит во все горло:

— Конечно, как я могла такое забыть, мы ведь тогда купались в ванне с шампанским!

Я, наверное, повешусь. Просто не выношу таких женщин.

— Но, Эстефания, что я могу сделать для тебя? — спрашивает Моника.

— Это и правда проблема, — говорит Эстефания и оценивающе смотрит на меня. — Вот эта (она показывает на меня) будет ведущей ток-шоу, и мы должны привести ее в более или менее божеский вид. Конечно, задача не из легких, но все-таки нужно хотя бы попробовать.

Эта наглая женщина, наверное, сестра господина Дункеля, не иначе.

— Я даже не знаю, есть ли у нас одежда ее размера. И непонятно, к какому типу относится ее телосложение?

При этом Моника обращается отнюдь не ко мне, я для нее что-то вроде манекена, который нужно одеть к осенней коллекции. Это ведь унижение в чистом виде.

Эстефания многозначительно вздыхает.

— Принеси, пожалуйста, несколько моделей.

Моника, у которой ноги от ушей растут, идет к полке и достает оттуда какие-то черные вещи.

— Примерьте это! — приказывает мне Эстефания.

Ужасно нервничая, я иду в примерочную. Зеркала здесь расположены так же, как в комнате смеха, и когда смотришь на свое отражение (прямо какой-то воздушный шар), то даже становится весело. Мне приходится снять кроссовки. Ну и грязнущие у меня ноги! Не остается ничего, как вытереть их платком. Потом босиком выхожу из примерочной.

Эстефания, Лаура и Моника немного отступают назад, морща нос и бросая на меня презрительные взгляды, давая понять, что выгляжу я ужасно.

— Нет, так нельзя, — категорично заявляет Моника. — На вас все сидит как на барабане. Снимайте скорее это безобразие!

Ну, мне конец! Все эти дизайнерские штучки только подчеркивают недостатки фигуры. Я ведь, в конце концов, не топ-модель. Если мне дадут примерить сороковой размер, то кофточка или там блузка налезет мне только на руку. Или же сначала мне придется ее долго растягивать, например, дав поносить слонихе, которая вот-вот родит.

Моника, виляя задницей, опять идет к полке и приносит другую одежду. А я снова иду в примерочную. Я слышу, как эта троица перешептывается и посмеивается надо мной.

У меня звонит мобильник. Как глупо, моя сумочка лежит у Эстефании, и она отвечает на звонок. Во наглеж! Я слышу, что она говорит:

— Да, конечно, я все передам.

Кто бы это мог быть? О господи. Марго, Ханс, кто же это? Я выхожу из примерочной. Эстефания сообщает мне с явной издевкой в голосе:

— Вам тут звонила Фелицитас Функе. Она сказала, что операция по смене пола прошла успешно и что появилась небольшая грудь, хотя врач только вчера прописал гормональные препараты. А еще она хотела, чтобы вы вместе подобрали подходящую губную помаду и туфли, и просила зайти к ней в ближайшее время.

Я лепечу что-то такое вроде:

— Э-э, понимаете, все дело в карнавале, один мой друг, весельчак, всегда мне звонит, когда я прихожу в этот магазин, такое больше не повторится…

На это Моника холодно замечает:

— Вы здесь первый раз, я знаю всех своих клиентов в лицо. А карнавал проходит с ноября по февраль, максимум по март.

Ну, погоди, Рихард, не видать тебе гормональных таблеток, как своих ушей.

У Джанни мы так ничего и не подобрали по моей фигуре, и Эстефания Хубер командует шоферу ехать в бутик «Джорджио Армани». На кой черт сдались мне все эти магазины!

У «Джорджио» нас встречает еще какая-то дебильная продавщица, она со мной повежливей, но тоже не особенно. Из того, что она приносит, мне абсолютно ничего не подходит. Эстефания говорит, что я безнадежна и самое лучшее, что она может сделать, — это позвонить Сильвестру и попросить его показывать в кадре только мое лицо.

— Мы просто не сможем найти одежду вашего размера! — говорит она с презрением.