Натали Митчелл - Жаркие ночи

— Третья дверь слева! Там есть свободная кровать, — и шепнул Алисии: — Надеюсь, у них отыщется хотя бы лишнее покрывало.

— Мы вернем его, — заверила она серьезно. Взгляд у нее был немного необычный, словно она смотрела на меня из другого времени.

— Ты хочешь спать? Поспи, я доставлю тебя в целости и сохранности.

Она слабо улыбнулась:

— Я не хочу спать. Я хочу видеть тебя, Кевин. Мне все еще не верится…

— Во что не верится?

— Что это происходит на самом деле. Ты спас меня. Ты любишь меня. Разве это может быть правдой?

— Но это правда.

Закрыв глаза, Алисия повторила шепотом: «Правда». Мне показалось, что она уснула с этим словом, и я подумал, что ей должен присниться счастливый сон. Но вскоре она снова открыла глаза.

— Мы уже на первом этаже, — сообщил я ей, гордясь собственной силой. — Скоро я вынесу тебя на воздух. Там твоей голове станет легче.

Алисия усмехнулась:

— Ей уже хорошо. Ей так хорошо, Кевин, ты даже не представляешь!

— Нет, представляю. Мне ведь также хорошо.

И, словно услышав наш разговор со стороны, тихо спросил, коснувшись губами ее уха:

— Тебе не кажется, что это разговор двух сумасшедших? Вокруг столько горя, стонут все, а мы с тобой говорим о счастье?

— Я читала одну книгу о Второй мировой войне, — вспомнила она. — Забыла автора. О любви мужчины и женщины в концентрационном лагере. Они тоже были счастливы, представляешь? Там было так же страшно, как здесь. Если не хуже.

— Быть счастливым всегда немного стыдно.

— И мне немного стыдно. — Она боязливо косилась на лежавших на земле людей.

Я вспомнил:

— Знаешь, Гарри, кажется, погиб.

— О!

— Сожалею. Никто не видел его живым, мы пытались его найти. Яхта совсем разбита.

Меня мучил вопрос о том, где они находились, когда надвигалась волна, и почему не заметили ее приближения, но не хотелось смущать Алисию еще больше и портить то, что только-только возникло между нами.

— Положи меня на траву, — попросила она. — Где-нибудь под деревом. Где никого нет.

У меня екнуло сердце: неужели она хочет… Или ей просто было необходимо уединение?

Когда я нашел подходящее место, и, опустив Алисию на землю, сел на покрывало рядом с ней, она взяла мою руку и прижала к своей щеке.

— Ты не должен думать о Гарри плохо, — проговорила она, глядя мне в глаза. — Это ужасно, что он погиб. Он был очень добр ко мне… Оказывается, он — старый друг твоего отца. Все его ухаживания за мной — это была только часть спектакля, который задумал Роберт, чтобы в тебе проснулся… бойцовский дух.

— Что это значит?

— Он хотел, чтобы ты приревновал меня к Гарри и начал бороться. Роберт боялся, что иначе мы с тобой так и вернемся в Монтану ни с чем.

Я не мог в это поверить.

— И ты все знала с самого начала?

— Когда он жевал стекло? Нет, конечно! Это, кстати, его излюбленный трюк.

— Серьезно? Он не зарабатывал этим на жизнь? Так ровненько он обгрыз ту рюмку… Очень эффектный номер!

— Согласна. Хотя, представляешь, он и в самом деле доктор политологии!

— Кто бы мог подумать?

Она печально заметила:

— Я чувствую, ты все-таки злишься на Гарри. Это нехорошо, Кевин. Теперь.

Пришлось пообещать:

— Постараюсь больше не злиться. Так он все рассказал о себе уже на яхте?

— Не он. Это твой отец посвятил меня во все утром. Когда мы разговаривали на берегу.

У меня вырвалось:

— А у вас был содержательный разговор…

Она сделала виноватые глаза:

— Ты обиделся? Но что мне было делать, Кевин? Ты же никак не реагировал на меня!

— Я… Я реагировал!

— Только вида не подавал. — У нее вырвался виноватый вздох. — Если честно, мне и вправду хотелось прокатиться на яхте. Не именно на его, на любой. Когда еще доведется?

— А если б я поехал с вами?

Алисия легко рассмеялась, запрокинув голову. Мне показалось, что звезды отразились в ее глазах.

— А ты в любом случае не поехал бы. Отец решил заранее, что не пустит тебя.

Я припомнил, как все было:

— Но ведь он же не мог знать, что мама прилетит именно в этот час! Только не говори, что он и ее втянул в свой заговор!

Улыбнувшись, она покачала головой:

— Нет, конечно. Это был для него настоящий подарок судьбы. Но он придумал бы, как тебя отвлечь, можешь не сомневаться.

Я спросил напрямик:

— В чем я еще могу не сомневаться?

— Во мне, — не медля, ответила Алисия. — Все эти хитрости… Это вынужденное, Кевин! Я ведь уже не знала, как мне быть. Рождество прошло впустую…

— Как же… Мы съели кальмара.

Я надеялся, что она рассмеется, хотя мое чувство юмора, видимо, растворилось в соленой воде, и ничего остроумного мне в голову не приходило.

Легкий смех Алисии пощекотал мне щеку:

— Кевин… Главное в том вечере было не это… Уж точно не кальмар.

— Ночное купание? Теперь ты, наверное, никогда не зайдешь в море?

— Не знаю. — Она прерывисто вздохнула. — У меня весь этот ужас как-то не связался с морем. Я ведь даже не видела эту волну. Меня просто вдруг швырнуло в стену, и все начало трещать и рушиться. Ох…

Я прижал палец к ее губам:

— Давай не будем говорить об этом. Хотя бы какое-то время. Потом, когда ты сможешь…

Она улыбнулась:

— Давай вообще не будем говорить. Ни о чем.

Я спохватился:

— Извини. Я утомил тебя.

— Нет, совсем нет. — Ее голос зазвучал торжественно. — Просто сейчас мне хочется вовсе не разговаривать. Иди ко мне, Кевин.

— Ты…

Алисия протянула руку:

— Просто иди ко мне. Я ведь еще не сказала… Я так люблю тебя. Даже больше, чем просто люблю. Я просто с ума по тебе схожу!

«Отец именно так и сказал!» — вспомнилось мне. Но я не стал говорить ей этого. Она должна была сама сказать мне эти слова, как я ей.

Ее вздох скользнул по моей щеке:

— И то, что я прилетела за тобой, было самым безумным изо всего, что я совершила в жизни! Но знаешь, Кевин, я ничуть не жалею об этом. Хотя мне, наверное, еще долго будут сниться кошмары…

— Надеюсь, я не стану одним из них? — уточнил я на всякий случай.

Она неуверенно обняла меня. Как ни странно, от нее пахнуло не лекарствами, а морем. Может, ее кожа теперь впитала этот запах, и он сделался ее собственным? Я готов был вдыхать его полной грудью. Но все еще не мог поверить, что держу в руках свою самую тайную мечту.

Ее ласковый шепот приятным ознобом прошел по всему моему телу:

— Я надеюсь, ты станешь моим лучшим сном. И явью. И всей жизнью. Скажи, такое возможно?

— После того что мы пережили, только такое и возможно, — сказал я ей.