Карин Либо - От греха подальше

— Я не знал, что ты так испугаешься, — сказал он, когда она перестала дрожать. — Зачем ты преследуешь грозы, если их так страшно боишься?

— Я делаю это не из любви к острым ощущениям.

— Тогда зачем? — опять спросил он.

Она помедлила с ответом. Ей было приятно в его объятиях, и рассказ о том, о чем он хотел узнать, мог разрушить это ощущение безопасности и покоя. Тут она вспомнила, что он был виноват в том, что с ними случилось: ей бы не понадобились его ободрение и утешение, если бы они выехали вовремя, пока путь к отступлению еще не был отрезан. Теперь уже не имело значения, хочет она рассказывать ему эту проклятую историю из своей жизни или нет. Но она должна была это сделать, должна дать ему понять, как близко от беды они очутились. И она решилась, заговорив негромким, несмотря на шум ливня, голосом:

— Однажды весенним вечером, когда мне только-только исполнилось двенадцать, у нас случился торнадо. Совершенно неожиданно. Мы ничего о нем не знали, пока не услышали предупреждения по радио. Мне пришлось в грозу выбежать из дому, чтобы предупредить отца. Он распахивал поле на тракторе и ничего не знал. Я уже была в нескольких сотнях шагов от отца, когда что-то ударило меня по голове. — Она проглотила подступивший к горлу ком и продолжала: — Видимо, какой-то летевший обломок, может, ветка дерева, я так и не узнала, что это было. Не успев добежать до отца, на несколько секунд я потеряла сознание, а когда очнулась, трактора не было. Моего отца тоже нигде не было.

Роун ничего не сказал. Единственным признаком того, что он вообще слушал ее рассказ, было легкое посапывание.

Она замолчала, не вполне уверенная в том, что хочет рассказать ему все подробности этой страшной истории. Но разговор отвлекал ее от того, что происходило за окнами фургона, и она продолжила, пытаясь не думать о том, что, возможно, зря открывает ему свою тайну:

— Когда потрясение от гибели отца прошло, меня охватила настоящая ненависть к метеорологам, которые не предупредили нас вовремя о надвигающемся торнадо. А потом я начала задаваться вопросом, почему смерч унес моего отца, но не тронул меня. Все это превратилось в настоящую одержимость. Я хотела знать все о торнадо и прежде всего научиться предсказывать его рождение. Я надеялась, что мои старания однажды спасут кому-то жизнь. Но независимо от того, сколько гроз я наблюдала — а это уже не один десяток, — я каждый раз вспоминаю тот день, то чувство беспомощности и страха…

Он погладил ее плечо.

— Мне очень жаль.

Она отвергла его попытку утешить ее.

— Я не ищу жалости. Ты хотел понять, поэтому я тебе рассказала.

— Кроме всего прочего, я понял, что ты очень смелая.

— О, только не надо таких слов.

— Нет, это действительно так. Допустим, я способен совершать множество отважных поступков, но только потому, что я не боюсь. Ты же, наоборот, побеждаешь собственный страх, значит, ты в сотню раз смелее меня.

— Меня совершенно не волнует, считают ли меня смелой или нет. — Она подумала, а потом добавила: — И такая между нами разница. Причем большая.

— Ты думаешь, что я готов на безумства лишь потому, что хочу казаться смелым? — спросил он удивленно.

— А разве это не так?

Он лишь покачал головой, ничего не возразив.

Гроза прошла, и теперь мелкий дождь мягко стучал по крыше «Торнадомобиля». Ветер стих, раскаты грома отдалились. Опасность миновала, и к Виктории вернулось присущее ей благоразумие и самообладание. Она подняла голову с плеча Роуна, театрально отстранилась и, схватив попавшийся под руку дорожный атлас, шлепнула его по руке.

Он посмотрел на нее, открыв рот от изумления.

— Это за что?

— За то, что из-за тебя нас чуть не убило!

— Ты хочешь сказать, что это я вызвал торнадо?

— Я хочу сказать, что, если бы ты сел в машину, когда я тебя первый раз позвала, — произнесла она более спокойным тоном, — мы бы поехали на юг и вовремя ушли бы с пути торнадо.

Он попытался улыбнуться, но у него не получилось.

— Ну, стоит ли так расстраиваться? Ведь в конце концов ничего страшного не случилось…

— Не смей говорить со мной таким снисходительным тоном. Ты обещал Амосу и мне тоже, что будешь во всем слушаться меня. Ты не сдержал обещания. А если ты думаешь, что ничего не случилось, — она повернулась, отодвинула боковую дверцу фургона и спрыгнула на землю, — то можешь полюбоваться: вся крыша во вмятинах, ветровое стекло треснуло. А я обещала Амосу беречь «Торнадомобиль».

Роун вылез из фургона и внимательно осмотрел повреждения.

— Эти вмятины — как боевые шрамы. Насколько я помню, дядин старый пикапчик был весь покрыт вмятинами.

— Сегодня — другое дело.

— Почему?

— Это можно было предотвратить.

— Ты хочешь извинений? Ты ведь к этому клонишь?

Они стояли под слабым дождем, уставившись друг на друга.

— Извиниться было бы неплохо, — сказала она спокойно.

— Ладно, извини. Я думал, что ты перестраховываешься.

Его извинение явно не были самыми трогательными из тех, которые когда-либо слышала Виктория. Но у нее создалось впечатление, что ничего другого, кроме этой скупой фразы, она от него не дождется.

— Замечательно, — сказала она, обходя фургон и открывая дверцу со стороны водителя. — Давай-ка поедем отсюда.

— Куда? — спросил он.

— В Лаббок. Твоя карьера преследователя гроз закончилась.

Когда они достигли участка дороги, где прошел торнадо, Виктория сбросила скорость, и Роун впервые увидел вблизи разрушительные последствия стихии. Широко раскрытыми глазами он смотрел из окна машины на вывороченные с корнями деревья, опрокинутый забор… и мертвую корову в канаве.

— Что… — Роун хотел что-то спросить, но в горле у него так пересохло, что он был вынужден прокашляться, чтобы заговорить снова. — Что случилось с коровой?

Виктория пожала плечами.

— Наверное, бедняжку ударило чем-то тяжелым, а может, подняло в воздух…

Роун почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Если бы он задержал отъезд еще на несколько минут, может быть, даже на несколько секунд, их могла бы постичь участь этой коровы…

— Виктория, я… Я действительно очень виноват. Я совершенно не представлял себе всей опасности торнадо. Кроме того, я не проявил ни малейшего уважения к твоим знаниям, твоему…

— Самоуничижение тебе не поможет, Роун. Я везу тебя обратно в Лаббок.

Он не мог обижаться на нее за такое решение.

— Тебе необязательно везти меня так далеко. Просто высади меня где-нибудь, и я сам доберусь до Лаббока. Тебе не придется прерывать свою погоню за торнадо.