Люси Гордон - Одинокий орел по имени Бернардо

— Энджи, не надо. Прошу тебя.

— Почему? Ты надолго заткнул мне рот. И я устала сидеть с закрытым ртом. Сколько, по-твоему, я могу терпеть? Расскажи мне, что беспокоит тебя?

И снова она увидела на его лице отчаяние. Будто радость, которую они доставили друг другу, была лишь миражом. Энджи вдруг почувствовала себя бессильной. Победа, в которой она еще несколько минут назад была уверена, проскользнула между пальцами, и она не знала почему.

— Где ты был последние несколько часов? — гневно спросила она. — Я думала, мы любили друг друга…

— Мы любили…

— Нет, ты был в другом месте… со своими призраками.

Она заметила, как его передернуло.

— Ни одна женщина столько не значила для меня, как ты. Но этого достаточно. Прошу тебя!

Его слова она восприняла как удар. Отодвинулась и враждебно уставилась на него. Так же отчужденно, как он!

— Что значит «достаточно»? — Несмотря на обиду, она старалась говорить спокойно. — Мы предаемся любви, но я для тебя ничто. Потому что у тебя есть от меня секреты.

Он рассеянно провел рукой по волосам.

— Ты заставляешь меня сказать такое, после чего я сам себе стану невыносим. Этого ты хочешь?

— Если я не нужна тебе…

— Не нужна? Я не хочу, чтобы ты была для меня доктором. Я хочу, чтобы ты любила меня.

— Я люблю тебя…

— О да, но любишь по своим правилам. Ты хочешь владеть душой мужчины так же, как и его сердцем. Я был прав, когда боялся тебя.

Над ними нависло молчание. Отвратительное молчание недоверия. У Энджи появилось такое чувство, будто у нее что-то умерло в душе.

— Не смотри так, — попросил Бернардо.

— Не знаю, как я смотрю, — убитым тоном возразила Энджи. — Не знаю, что сказать тебе. По-моему, тому, что случилось между нами в прошлую ночь, наверно, не следовало быть.

— Ты и в самом деле так думаешь? — Он побелел.

— Не знаю.

— Нет, любовь моя. — Он обхватил руками ее лицо. — Не позволяй призраку встать между нами. Это ничего… ничего…

— Что значит «ничего»? По-моему, это «ничего» затягивает тебя в омут. Не спрашивай, откуда я это знаю. Знаю, и все.

— Тогда, я думаю, ты должна быть ведьмой, чтобы знать так много.

— Так много? — с горечью повторила она. — На самом деле я ничего не знаю. Ты не позволяешь мне знать. Ты говоришь о любви по моим правилам. А как насчет твоих правил? Ты хочешь отдать только частицу себя, и не больше. Это не любовь.

— Дорогая… пожалуйста… пожалуйста…

— Скажи мне! — с мукой выкрикнула она. — Кто третий призрак?

Он вздохнул, будто слабость не позволяла ему продолжать сопротивление.

— Третий призрак, — минуту спустя начал он, — мальчик двенадцати лет. Он живет один с матерью. Иногда к ним приезжает отец. Но отец не женат на его матери. У отца другая семья в большом доме у моря. Там законная семья. Ее все признают. Она носит его имя… Мальчик носит имя матери и втайне этого стыдится. Он стыдится и своего стыда тоже, потому что она хорошая мать и любит его. Мальчик старается быть таким, как она хочет, но втайне мечтает побывать в большом доме и увидеть семью отца. И однажды он убегает из дома и идет вниз по горам один. Никто не видит его, и никто не знает, куда он идет. Темнеет, а идти еще далеко. И он поворачивает назад, к дому. Там темно. Он ждет возвращения матери. Проходят часы, она не возвращается. Потом кто-то сообщает, что оба его родителя погибли. В тот день отец приезжал навестить его мать. Они были встревожены его отсутствием и поехали на машине искать мальчика. В горах машина перевернулась, и они оба погибли.

— О боже! — прошептала Энджи. Но Бернардо вроде бы не слышал ее. Он погрузился в кошмар, который по-настоящему никогда не оставлял его.

— Мальчик никому не говорил, почему он убежал, — продолжал Бернардо. — Но сердцем он знал, что это он убил их. И потом через несколько дней пришла жена отца, чтобы увидеть его. Ненависти этой женщины боялась его мать. Но с ним жена отца говорила по-доброму. Она сказала, что он должен жить в доме своего отца и носить имя отца, как и другие сыновья. Так ценой двух жизней он добился того, чего хотел. Он должен был честно сказать ей, что убил ее мужа. Тогда бы она отвернулась от него и послала бы в какое-нибудь детское учреждение. Чего он и заслуживал. Но он боялся сказать правду. Он трус, понимаешь?

— Нет! — с жаром воскликнула она. — Он же был ребенок.

— Но сейчас он не ребенок. Он продолжает молчать все годы. А теперь и вообще невозможно говорить об этом. Все попытки Баптисты проявить доброту он встречал с неприязненным подозрением. И всегда гадал, как сильно в глубине души она ненавидит его…

— Это несправедливо по отношению к Баптисте, — запротестовала Энджи. — У нее нет ненависти к тебе.

— Возможно. Но что бы она сказала, если бы узнала правду?

— Не знаю. Но не думаю, чтобы она прокляла ребенка двенадцати лет.

— Я не чувствовал себя ребенком. Я чувствовал себя взрослым человеком. Отец, уезжая от нас, всегда говорил: «Запомни: ты должен заботиться о матери. Это долг мужчины». Но вместо того, чтобы заботиться о ней, я… — Его передернуло. — Боже милостивый!

Инстинкт ей правильно подсказывал, подумала Энджи. Это то, что его мучило. Но сейчас он настолько верит ей, что открыл свою тайну. Теперь вместе они справятся. Все будет хорошо. Она со страстью и нежностью обняла его дрожавшее тело.

— Все в порядке, мой дорогой, — приговаривала она. — Прижмись ко мне. Я здесь. Мы все исправим.

— Это нельзя исправить, — простонал он.

— Мы исправим, исправим… если мы любим друг друга…

Она говорила и соблазняла его. Поглаживала, ласкала, прикасалась, пытаясь привлечь к себе. Наконец, застонав, он уступил их обоюдному желанию.

На этот раз его любовь была другой. Не такой нежной, более требовательной. Будто он что-то отчаянно хотел от нее получить. Она отдала ему все, что могла отдать. А сама этой ночью почувствовала себя особенно сильной. Победительницей.

Энджи проснулась, услышав, как Джинетта двигается по кухне. Комнату заливал свет — наверно, солнце уже высоко. Проспала. На нее это не похоже. Но за ночь произошло столько — она улыбнулась воспоминаниям, — что ей понадобился длительный сон.

Бернардо не было. Какое разочарование. Но потом она сообразила, что чувство приличия заставило его уйти до прихода Джинетты.

Это не имеет значения. Теперь она знает, что он любит ее так же, как она его. «Когда он доверит тебе свое самое сокровенное, ты будешь знать, что он истинно любит тебя», — как-то сказала ей Баптиста.

Прошлой ночью он вроде бы доверил ей самое сокровенное. Сам того не сознавая, он стал причиной гибели родителей. А из этого сложилось и все остальное. У него возникло убеждение, что он не имеет права стать членом семьи и не должен ничего принимать от них.