Фридрих Шпильгаген - Ганс и Грета

И герцогиня обратилась къ Грете:

– Посиди здѣсь, дитя мое, и подожди меня; я скоро возвращусь.

Герцогинѣ не далеко было до герцогскаго кабинета, находившагося на одной линіи съ ея покоями. Изъ него былъ выходъ на террасу и лѣстницу, которая вела въ паркъ, прямо къ большому фонтану. Между деревьями парка, такъ какъ замокъ стоялъ на возвышенности, виднелись, среди живописнаго ландшафта, во всей ихъ весенней красоте, синія горы, окаймляющія горизонтъ.

Приглашенные къ обеду герцога уже откланялись ему, и онъ сиделъ одинъ, качаясь въ креслѣ, и курилъ сигару. Онъ не отложилъ ее въ сторону и при входе герцогини, которая, между прочимъ, предоставила ему полную свободу курить въ ея присутствіи.

– Что ты узнала новаго? – спросилъ герцогъ вставая.

– Я убѣдилась, что этотъ человѣкъ ни въ чемъ не виноватъ, – отвѣчала герцогиня.

– Преинтересная новость! – сказалъ герцогъ, насмѣшливо улыбаясь. – Мнѣ кажется, и самъ парень не думаетъ этого про себя!

– Потому-то именно онъ и заслуживаетъ нашего участiя. Онъ давалъ фальшивыя показанія только ради дѣвушки. Это замечательное дѣло; ты вѣрно удѣлишь мнѣ нѣсколько минутъ и терпѣливо выслушаешь меня.

Терпѣніе никогда не было отличительной чертой герцога, но на этотъ разъ онъ любезно склонилъ голову въ знакъ согласія, и зажегъ новую сигару.

– Ты видишь, – сказалъ онъ, иронически улыбаясь, – я приготовился выслушать длинную исторію, хотя черезъ полчаса намъ пора ѣхать въ театръ.

– Въ первомъ актѣ Бергеръ никогда не угождаетъ тебѣ своей большой аріей, и ты еще долженъ благодарить меня, что я тебя избавляю отъ необходимости ее слушать, – возразила герцогиня смѣясь, и ходя вмѣстѣ съ герцогомъ по террасѣ, она начала разсказывать ему все, что сейчасъ узнала отъ Греты.

Сначала онъ слушалъ разсѣянно, но потомъ исторія казалось, заинтересовала его.

– Чего же ты требуешь отъ меня? – спросилъ онъ, когда герцогиня кончила.

– Вели переслѣдовать дѣло.

– Не могу.

– Ну такъ прости его!

– Не хочу.

– Почему же ты этого не хочешь, милый Карлъ?

– Потому что надо показать примѣръ другимъ…

– Даже и тогда, когда невинный страдаетъ вместо виновнаго?

Герцогъ нетерпѣливо пожалъ плечами и сказалъ:

– А кто тебе поручится, что дѣвочка не морочитъ тебя и не выдумала весь этотъ романъ?

– Ея честный, добрый взглядъ!

– Вотъ что!

– Есть еще средство убедиться въ истине ея словъ. Вели привести къ себе этого человека.

Герцогъ пристально взглянулъ на жену.

– Кого?- спросилъ онъ съ удареніемъ.

Герцогиня поняла, что зашла слишкомъ далеко. Что теперь дѣлать? Она вспомнила о бѣдной дѣвочке, сидевшей за двѣ комнаты отъ нея, съ такимъ трепетомъ ожидавшей ея возвращенiя и такъ безгранично ей вѣрившей, и глаза ея наполнились слезами.

Герцогъ продолжалъ ходить по комнатѣ; наконецъ онъ остановился передъ женою и сказалъ более мягкимъ тономъ:

– Положимъ, я тебе сдѣлаю это удовольствіе, (хотя это будетъ неслыханное дѣло), но ведь тогда я долженъ буду простить этого человѣка, если даже узнаю, что тебя обманули? Не могу же я его отсюда отправить обратно въ смирительный домъ?

Герцогиня молчала.

– Пусть будетъ по твоему, – сказалъ герцогъ. Онъ вошелъ въ кабинетъ, написалъ нѣсколько строкъ, позвоннлъ камердинеру, далъ ему еще нѣсколько словесныхъ приказанiй, а когда лакей уже удалился, закричалъ ему вслѣдъ: – Только непремѣнно въ закрытомъ экипаже! – и опять воротился къ герцогинѣ.

Она схватила его руку и поднесла къ своимъ губамъ.

– Теперь, я тоже желаю видеть дѣвочку, – сказалъ его свѣтлость; ласка жены привела его въ отличное расположеніе духа.

– Какъ хочешь, милый Карлъ!

Позвали Грету.

Грета вошла въ великолѣпную залу, такъ же спокойно, какъ входила передъ тѣмъ въ более простыя комнаты герцогини. Что ей было за дѣло до искусно расписаннаго потолка, до блестящяго паркета, богатыхъ зеркалъ, до мраморныхъ вазъ и картинъ?

Она смотрѣла только на кроткіе глаза герцогини, въ которыхъ ясно свѣтился для нея лучъ надежды. Блѣдныя щеки Греты покрылись яркимъ румянцемъ, но она не сдѣлала ни одного вопроса. Придетъ время, она все узнаетъ, а пока она терпѣливо отвѣчала на вопросы, предлагаемые ей герцогомъ.

Герцогъ былъ знатокъ въ женской красотѣ. Стоя передъ Гретою и разспрашивая ее, его взоръ скользилъ по ея миловидному личику, и долго останавливался на ея прекрасныхъ, черныхъ глазахъ, отѣненныхъ длинными рѣсницами. Герцогъ думалъ про себя: что за прелестная дѣвушка! А когда черезъ полчаса камердинеръ доложилъ, что экипажъ возвратился изъ города, то его свѣтлость сказалъ съ такою досадою: «Пусть подождетъ!» – какъ будто его прерывали среди самаго интереснаго разговора.

Но онъ сейчасъ же спохватился и сказалъ по-французски герцогинѣ, которая, впродолженіе длиннаго допроса, сидѣла тутъ-же весело улыбаясь, и вставляя лишь изрѣдка нѣсколько словъ въ разговоръ, когда герцогъ слишкомъ отдалялся отъ дѣла.

– Я думаю, другъ мой, дѣвочкѣ лучше уйти отсюда, пока мы будемъ вѣсти переговоры съ ея возлюбленнымъ.

– Хорошо, – сказала герцогиня и, обращаясь къ Гретѣ прибавила: – Поди опять въ ту же комнату и садись у окна. Теперь тебѣ не придется долго ждать.

Грета ушла, и, уходя, еще разъ посмотрѣла на кроткіе глаза герцогини.

– Боже мой, сказала герцогиня, мнъ дѣлается страшно, когда я подумаю, что мы значимъ для этихъ людей!

– Только прошу не сантиментальничать, – сказалъ герцогъ, – по-крайней-мѣрѣ въ присутствіи этого молодца. Онъ кажется не изъ мягкосердечныхъ! – И онъ позвалъ камердинера.

– Онъ тамъ?

– Въ перѣдней, ваша свѣтлость!

– Каковъ онъ на видъ?

– Отчаянный, ваша свѣтлость!

– Кто сопровождаетъ его?

– Два человѣка изъ тюремнаго караула, ваша свѣтлость!

– Они въ перѣдней?

– Точно такъ, ваша свѣтлость!

– Пусть стоятъ тамъ!

– Слушаю-съ, ваша свѣтлость!

– Введи его!

– Слушаю-съ, ваша свѣтлость!

Расторопный камердинеръ вышелъ неслышными шагами изъ комнаты, отворилъ дверь въ перѣднюю и сдѣлалъ знакъ рукою. Гансъ въ ту же минуту вошелъ въ кабинетъ и остановился у двери, которая затворилась вслѣдъ за нимъ. Съ Ганса едва успѣли снять арестантскую куртку и замѣнить ее рабочей блузой; только коротко остриженные волосы напоминали о мѣстѣ, откуда его привезли. Даже блѣдность, отпечатокъ тюремнаго заключѳнія, исчезла съ его лица, съ тѣхъ поръ какъ силача Ганса стали употреблять преимущественно на разныя работы на свѣжемъ воздухе.

Онъ сильно загорѣлъ и смотрѣлъ по прежнему бойко и смѣло. Гансъ зналъ дисциплину; – ему не разъ доводилось стоять на караулѣ у высокихъ особъ, и не разъ онъ удостоивался чести отвѣчать на ихъ вопросы. – Гансъ и остановился на приличномъ разстояніи у дверей, вытянувшись въ струнку и держа въ правой руке военную фуражку, возвращенную ему въ этотъ же день. Онъ не понималъ, что все это значить; онъ зналъ только, что его свѣтлости угодно предложить ему нѣсколько вопросовъ, и Гансъ стоялъ у дверей и ждалъ, что именно угодно будетъ спросить его свѣтлости.