Салли Карлин - Это не ваша дочь

Марсия круто повернулась и быстро прошла в комнату, не имея никакой цели – лишь бы уйти подальше от Сэма и от своих предательских эмоций.

На кладбище ей было с ним хорошо, ее чувства были вполне естественны и приемлемы, там они делили общее горе. А стоило им покинуть кладбищенские пределы, как привычная для их отношений напряженность не замедлила вернуться.

Тут ей бросилась в глаза стоявшая на маленьком столике фотография софтбольной команды девочек в рамке. Довольная тем, что нашла чем заняться, чтобы хоть на время отвлечься от Сэма, Марсия схватила ее в руки.

Кайла, с софтбольным мячом в вытянутой руке, стояла во втором ряду, рядом с Сэмом, улыбаясь во весь рот.

– Настоящие сорванцы, – раздался сзади голос Сэма. – Иначе не скажешь.

Марсии послышалось, что эти шутливые слова были произнесены немного натянутым тоном, но не исключено, что это был всего лишь обман слуха.

– А в первом ряду, по-моему, Рейчел.

– Под номером семнадцать? Да, она.

– Совсем малышка. Смеется вовсю. Не то что сейчас.

– Здесь она на год моложе. Дети в этом возрасте очень быстро меняются. К тому же снимок сделан в ту пору, когда ее родители еше не были в разводе. А значит, она была счастливее, чем сейчас.

– Какая жалость! Она, очевидно, тяжело переживает разрыв родителей.

– Да уж, бедняжке не позавидуешь. От разводов всегда больше всех страдают дети. Отец пытается подружить Рейчел со своей избранницей, но у него ничего не получается.

У Марсии защемило сердце от почудившегос ей в словах Сэма упрека. Ведь она тоже навязывается Кайле в матери, рискуя причинить травму девочке.

– Черт возьми! – в сердцах воскликнул Сэм, потирая шею большой ладонью. – Поверьте, я ни на что не намекал. У меня и в мыслях не было.

– Ничего, ничего. – Марсия отвела глаза от Сэма и поставила фотографию на место. Было у него в мыслях или не было, но аналогия напрашивалась сама собой.

– Да, кстати, ведь уже поздно. Как вы насче того, чтобы поесть? Я вмиг сооружу нам несколь ко бутербродов.

– Да, поесть не мешает, – согласилась Марсия, охотно отвлекаясь от опасной темы. – Но зачем вам возиться, когда можно съездить за пиццей.

– Возни никакой. Пойдемте в кухню, вы увидите, как все просто. – В просторной старой кухне он открыл холодильник и, глядя внутрь, стал перечислять: – К вашим услугам ветчина, индюшатина, хот-доги, гамбургеры, даже замороженная пицца.

– Грандиозно. В моем холодильнике обычно можно найти несколько баночек с йогуртом, да и то не первой свежести.

Сэм, опершись об открытую дверь холодильника, с улыбкой повернулся к Марсии:

– Ну, знаете, если в доме подрастает девчонка и вечно толкутся ее сверстники, под рукой всегда должно быть побольше еды.

Марсия внутренне сжалась. У него, видите ли, есть Кайла, а у нее нет, зачем ей набитый продуктами холодильник? Улыбка постепенно сползла с лица Сэма.

– Я снова допустил бестактность, да? Прости те, пожалуйста. Но не подумайте, что я со злым умыслом. – Он сокрушенно покачал головой. – Просто, говоря о Кайле, я не привык задумываться, что можно рассказывать, а что – нет.

Вид у Сэма был огорченный. И Марсия поверила в его искренность – этот человек весь как на ладони.

– Я чрезмерно чувствительна, что бы вы ни сказали, все принимаю на свой счет, – произнесла она, криво улыбнувшись.

– И зря. Ведь, даже когда вам надо сказать что-то неприятное, вы говорите без стеснения и без обиняков. Уж я-то знаю.

Сэм снова заулыбался.

– Вот и прекрасно. Выяснив, что к чему, давайте обсудим меню.

– Я бы не отказалась от бутерброда с ветчиной.

– Хлеб белый или черный, горчица или майонез, огурцы, помидоры, салат…

– Вы же говорили, что возни никакой, – рассмеялась Марсия, подумав, что его кулинарные амбиции навряд ли простираются дальше бутербродов.

Несколько минут спустя они сидели за столом и ели с бумажных тарелок бутерброды с ветчиной и чипсы из пакета, запивая чаем со льдом.

– Как ваша мать относится к тому, что вы разыскали Кайлу? – поинтересовался Сэм.

– Рада, что у нее появится внучка. Умирает от желания увидеть ее.

Рука Сэма с бутербродом замерла на полпути ко рту.

– И больше ничего? – недоверчиво спросил он. – Ни капли раскаяния?

– О, вы не знаете мою маму. – Марсия пожала плечами. – Ведь ее побудительные мотивы всегда чисты как первый снег. Она уверена в своей правоте.

Сэм откусил от бутерброда, не сводя пристального взгляда с лица Марсии. Она занервничала, почувствовав внезапное желание встать на защиту матери.

– Она слишком много берет на себя, но с самыми лучшими намерениями.

– Слишком много берет на себя? Не означает ли это, что она женщина властная, решающая все за других?

Увы, момент явно неподходящий, чтобы испрашивать для матери приглашение на день рождения внучки, поняла Марсия.

– Да, властная, – признала она. – Но такой ее сделала жизнь. Отец мой скончался, когда мне было восемь лет, и матери пришлось много работать, чтобы поднять меня на ноги.

– И все это время она вами командовала?

Марсия в замешательстве положила еще кусочек хлеба на свой бутерброд, но тут же убрала его. На Сэма она старалась не глядеть.

– Она моя мать. Я делала все, что она приказывала. И никогда не бунтовала.

– Пока она не приказала вам отдать своего ребенка.

– Материнский инстинкт ничьих приказов не слушается. Я хотела иметь ребенка. Вы, наверное, думаете, что узнав о своей беременности, я, совсем еще девочка, пришла в отчаяние? Ничуть не бывало. Мне не терпелось взять моего ребенка на руки. Такое счастье!

– И вас не беспокоило, как вы его прокормите, воспитаете?

– Разумеется, я беспокоилась. Но знала, что как-нибудь выкручусь. При жизни отца мы никогда не придавали особого значения вешам. Да и после его кончины я на это не обращала внимания.

– Вы думали, что ребенок даст вам ту любовь, которой вам так не хватало после смерти отца?

– Прошу вас, не занимайтесь психоанализом, – фыркнула Марсия. – Как я вам уже сообщила, моя мать, из последних сил выбиваясь, делала все, что могла, для меня. И конечно, она меня любила. Но по-своему. И это никак не связано с моим отношением к ребенку. Вы не знаете, каково это – носить в своем теле новое живое существо. Мужчине трудно понять, что такое неразрывность уз, связывающих мать и ребенка.

В глазах Сэма появилась тоска, и Марсия пожалела о сказанном.

– Наверное, – тихо произнес он. – Я люблю Кайлу больше жизни, но иначе, чем любила Лиза или любите вы. Не меньше, а иначе.

– Знаю, – сказала Марсия. – Простите, меня слегка занесло. В течение нескольких секунд они молчали. – А как выглядел ваш отец? – спросил Сэм.