Линн Грэхем - Трудное примирение
Люк добился всего, чего хотел. Ни сомнений, ни колебаний. Цена не имела значения. Его интересовал только конечный результат. Ему взбрело в голову, что она собирается выйти замуж за Дрю, а поскольку Дрю должен был вот-вот развестись, времени у него было в обрез. И уж конечно, если б она с благодарностью пала к его ногам, о женитьбе и речи бы не зашло. Но своим сопротивлением она бросила Люку вызов. А не принять вызов противоречило его натуре.
Она сжала зубы, в горле у нее стоял комок. Ее мучил неотвязный образ пойманной рыбы. Ее охватил безграничный гнев, такой гнев, какого она раньше не знала и от которого все кипело внутри.
И тут как раз на лестнице, идущей от замка, она увидела Люка. Ей припомнилось то, что произошло на заднем сиденье лимузина, и она почувствовала, что его смерть была бы слишком легкой карой. Она вскочила и, схватив стакан, швырнула в его сторону. Тот грохнулся на землю в нескольких шагах от Люка, и он остановился.
— Ты мерзкая, отвратительная, лживая, грязная свинья! — закричала она, схватила второй стакан и со всей силы швырнула его вслед за первым. — Гадина! — За ними последовал телефон. — Ничтожество! — надрывалась она, пытаясь сорвать с себя туфлю; оттого что она никак не могла попасть в цель, гнев ее только нарастал. — Ублюдок! — Она преодолела даже собственное отвращение к этому слову, добавив к нему для убедительности и вторую туфлю. — Убить тебя мало!
— Раз с меткостью у тебя проблемы, может, лучше воспользоваться ядом? — Люк окинул оценивающим взглядом зону обстрела. — Снайперских талантов у тебя явно не обнаружилось.
Ее ярость достигла взрывоопасных пределов.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Самое безопасное предположить, что к тебе вернулась память, — сказал он. — Сомневаюсь, что мне сойдет с рук, если я выскажу что-то другое.
— Можешь быть в этом уверен! — Его полнейшее спокойствие ее бесило. — Я бы стакана воды тебе не подала, даже умирай ты от жажды! Я бы не дала тебе куска хлеба, умирай ты от голода! Если бы на всем свете не осталось ни одного мужчины, кроме тебя, и ни одной женщины, кроме меня, человечеству пришлось бы вымереть окончательно! Тебя мало повесить, тебя надо еще колесовать и сжечь, и, будь я мужчиной, тебе бы не поздоровилось!
— Будь ты мужчиной, вряд ли бы ты попала в подобную ситуацию, — невозмутимо вставил Люк, когда она умолкла, чтобы перевести дыхание.
— Я заявлю на тебя в полицию! — выкрикнула Кэтрин, радуясь, что перешла наконец к реальным угрозам.
Люк откинул голову и внимательно на нее посмотрел.
— За что?
— 3-за что? — Она повысила голос. — За что? За то, что ты меня похитил!
— Разве я тащил тебя силком? Физически принуждал? И что, есть свидетели?
— Я скажу, что есть, я солгу! — завизжала она.
— Но почему же ты тогда не протестовала в аэропорту, когда я объявил о нашей свадьбе? — поинтересовался Люк все с тем же невероятным, невозмутимым спокойствием.
— Ты держал меня здесь в плену целую неделю! — Чтобы уличить его в нарушении уголовного кодекса, она отчаянно бросилась к новому обвинению.
Он поднял брови.
— Разве двери были заперты? Что-то не помню, чтобы я препятствовал тебе уйти.
— А физические оскорбления! — прошипела Кэтрин сквозь зубы. — Я тебя в этом обвиню!
Люк широко улыбнулся.
— Какие физические оскорбления?
С высоты всех своих пяти футов и четверти дюйма Кэтрин закричала:
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! Пока я… пока я была не в себе, ты самым омерзительным образом мной воспользовался!
— Разве? — пробормотал он. — Кэтрин, я глубоко убежден, что в эту неделю твой разум был гораздо более в порядке, чем за последние пять лет.
— Да как ты смеешь? — взвизгнула она, готовая разрыдаться. — Как ты смеешь мне такое говорить?
Он легонько пожал плечами.
— Я говорю так, потому что это правда.
— Правда в чьих глазах? — в бешенстве кричала она. — Сейчас же возьми свои слова назад!
— Не имею ни малейшего намерения отказываться от своего мнения, — безжалостно сообщил он. — Когда успокоишься, сама поймешь, что это правда.
— Когда успокоюсь? — завизжала она. — Разве похоже, что я могу успокоиться?
Он кинул на нее оценивающий взгляд.
— Если бы ты плавала чуть лучше, я бы бросил тебя в бассейн.
— И ты ведь ни капельки ни о чем не жалеешь, правда? — Вот единственное, что она понимала. И вряд ли это могло умерить ее гнев.
Он вздохнул.
— А о чем я должен жалеть?
— О чем? О чем? — Она уже с трудом произносила слова. — Ладно, я заставлю тебя пожалеть! Мне только надо убедиться, что никаких угрызений совести за то, что ты меня здесь держал, ты не испытываешь!
— Ты права. Не испытываю.
— Ты поступил со мной так, будто я вещь, предмет, который можно, когда хочешь, взять, когда надоест, бросить! — Когда губы его расплылись в улыбке, она вдруг поняла, что может толкнуть человека на убийство.
Ресницы скрыли выражение его глаз.
— Если ты для меня предмет, то и я для тебя предмет точно в такой же степени.
Секунду, пока до нее доходил смысл его слов, она смотрела на него непонимающим взглядом.
— Я говорю не о сексе! — выпалила она наконец.
— Конечно, — согласился он. — Ну, раз обвинение в физических оскорблениях снято…
— Я его не снимала! — перебила она.
— Ты сама сменила тему, — возразил он. — Тебя влекло ко мне ничуть не меньше, чем меня к тебе.
— Ты самонадеянный болван! Я была не в себе! Я тебя ненавижу!
— Это пройдет, — заверил он.
— Ничего не пройдет! Я ухожу, уезжаю, оставляю тебя… — выпалила она.
— Типичнейшая для тебя реакция на неприятности, но на этот раз исчезнуть тебе не удастся.
— Я ухожу! — в бешенстве закричала она.
— Осторожно, стекло! — бросился к ней Люк. Но было поздно. Ступню пронзила резкая боль, и Кэтрин вкрикнула. Люк подхватил ее на руки, дотащил до ближайшего шезлонга и буквально взгромоздил на него, все время придерживая ее рукой за лодыжку.
— Не дергайся! — гаркнул он. — А то загонишь стекло еще глубже.
Рыдая от боли и обиды, она дала ему вытащить осколок и снова принялась осыпать его проклятиями.
— Так и знал, что ты снова возьмешься за свое.
— Убирайся!
— Оставить тебя среди всего этого стекла? Да к тебе пора приставить няньку для присмотра, — насмешливо сказал он, перевязывая ей ногу чистым платком. — Когда тебе в последний раз делали прививку от столбняка?
— Полгода назад! — фыркнула она, раздраженная своим беспомощным положением. — Ты слышал, что я тебе сказала? Я ухожу!
— Черта с два.
Он поднял с земли упавшее полотенце и завернул ее в него, точно куклу, что разозлило ее уже окончательно.
