Подари мне эдельвейс. Мой любимый ботаник - Евгения Смирнова
Мила подошла к двери, за которой на этот раз играла глупая американская песенка про новый год, и постучала.
– Да-да! – раздался слегка сиплый голос шефа из-за массивной двери.
Мила аккуратно приоткрыла дверь.
Шеф сидел за своим невероятным столом и раскладывал по кучкам разные конфеты необыкновенного вида – куколки, пистолетики, зонтики, домики, мишки, машинки и что-то еще. Мила подумала, что это новогодние образцы, которые о которых речь вилась почти год. Сейчас, кажется, уже был заключен контракт с кондитерской фабрикой, хотя точно Мила не знала.
– Можно? – робко спросила она.
– Да, Милочка, проходи, – весело сказал Николай Иванович, настроение у него было превосходное, шеф был счастлив на столько, что готов был идти на улицу и раздавать детям шоколадные конфеты. – Угощайся!
Николай Иванович сунул Миле в руке горстку разноцветных конфет, среди которых выделялся сливочно-клубничный леденец в виде зонтика.
– Спасибо, – улыбнулась Мила, и сразу немного расслабилась.
– Скоро Новый год, – шеф кивнул на огромную в потолок живую ель, украшенную стеклянными игрушками, мишурой и электрическим гирляндами, формой напоминающими уличные фонари начала двадцатого века.
Сама же Мила как шеф и коллеги мишурой обвешиваться не стала, она всего лишь поставила на свой стол небольшой стеклянный шар, в котором Дед Мороз мчался на санях, с запряженной в них четверкой оленей, и шел искусственный снег, если шар немного потрясешь. Мила трясла шар исправно, и еще пила специально купленный жасминовый час из большой синей кружки с елочками. Чай дымился, пахло теплом и немного жасмином, Дед Мороз мчался на своих санях сквозь искусственный снег, а за окном валил настоящий, и очень хотелось гулять, кататься на санках и вместе с родителями выбирать елку, чтобы дома пахло хвоей, мандаринами и яблочным пирогом.
– Да, месяц всего остался, – сказала Мила.
– С детства люблю Новый год, – начал Николай Иванович, – это был день, когда вся наша большая семья собиралась вместе, мамулик накрывала стол, пекла пироги, доставала соленья, варенья, варила вкусный морс, и под елкой нас всех ждали небольшие бумажные свертки с именами. Мы ведь тогда любой мелочи радовались. Помню, мне как-то родители калейдоскоп подарили, так весь двор к нам в гости ходил посмотреть, я счастлив был – и словами не передать. А сейчас что? – Николай Иванович нахмурился. – Не знаешь, что внукам дарить. Зажрались, матушка!
Николай Иванович сказал это так, что Миле вмиг стало стыдно за себя, внуков и за всю молодежь в целом.
– Так что я тебя вызвал-то, – Николай Иванович откашлялся и отхлебнул из огромной бадьи, любовно названной им «малышкой».
«Плесни-ка в мою малышку кофейку, Верочка, – говорил шеф своему секретарю».
«Сколько вам налить, Николай Иванович?» – спрашивала добросовестная Верочка, справедливо думая, что в эту бадью спокойно помещается пол чайника.
«А ты что краев не видишь?»
– Так вот, – продолжил шеф, – мы решили, что готовы расширяться.
– Расширяться? – переспросила Мила.
– Да. Хватит нам сидеть в подполье, так сказать, пора покорять и столицу нашей Родины. Урал мы уже покорили, – хихикнул шеф.
Мила замерла.
– Мы открываем наш филиал в Москве! – торжественно провозгласил шеф. – И ты должна отправиться туда в ближайшие дни.
– Почему я? – изумилась Мила.
– Ты прекрасный специалист, молодая, активная, предприимчивая, умная. Именно ты должна будешь сформировать тамошний коллектив! Ну, как, ты согласна?
Мила молчала. Вот тот самый долгожданный шанс, которого она всегда ждала. Но увы…
– Николай Иванович, я не смогу.
– Глупости, – я видел, как ты работаешь, да и Клавдия Васильевна тебя рекомендовала.
– Клавдия Васильевна меня рекомендовала?! – изумилась Мила. – Да она же меня ненавидит! Ой, – Мила зажала рот руками, но все уже было сказано.
Шеф зычно расхохотался. Потом, немного успокоившись, он вытер выступившие на глаза слезы огромным носовым платком и сказал:
– Клавдия Васильевна у нас человек не простой, конечно, но справедливый. Да и профессионал она отличный. Сразу сказала, что ты, Милочка, прекрасная ей замена, и что отлично справишься с любой задачей. В том числе и с подбором коллектива в Москве!
– Это очень важно для меня, Николай Иванович, и я бы с удовольствием приняла ваше предложение. Собственно, я его и принимаю и готова ехать в Москву хоть завтра, но прежде просто обязана вам сказать.
Тут Мила запнулась, немного помолчала, посверлила мыском туфли турецкий ковер, и сказал: «Я беременна».
2.
– Спасибо вам, Вадим Андреевич, – сказала пожилая женщина, и крепко обняла Вадима.
– Не за что, – сдавленно ответил адвокат Антонов, и попытался высвободиться из пылких объятий пожилой, но все еще очень сильной дамы.
– Да как это не за что, я ведь уж и не надеялась, – всплеснула она руками, и на миг отпустила Вадима. Последний же, быстро сориентировался, и шагнул за стул, хрупкую, но все-таки преграду.
– Мария! – закричал он, и голос сорвался на верхней ноте.
Маша медленно приоткрыла дверь, но заходить не стала. Спасать начальника от назойливой любвеобильной старушке ей совсем не хотелось.
– Слушаю вас, Вадим Андреевич.
– Проводите, пожалуйста, нашу Зинаиду Петровну.
Маша нехотя шагнула в кабинет, и Вадим замер, как замирал последнюю неделю при появлении девушки. А все началось с того признания в машине. Маша сказала, что больше не будет его любить, а он промолчал. Промолчал как последний трус. Он корил себя за это жестокое молчание, и точно знал, что Маша, его добрая, умная, милая Маша считает его трусом и ничтожеством. Нет, конечно, он гладил ее по голове, пытался обнять, словно младшую сестру, но она отталкивала его руку. Ему было жалко ее, но ответить на чувства по-настоящему родного для него человека он не мог.
– А я не тороплюсь, – возвестила Зинаида Петровна.
– Зато я тороплюсь, – извиняющимся тоном произнес Вадим, ссориться с богатой клиенткой ему совершенно не хотелось, – понимаете, у меня назначена встреча через десять минут, – он картинно посмотрел на часы, – это очень важное, можно сказать государственное дело.
– Государственное? – глаза пожилой женщины округлились.
– Практически, – кивнул Вадим.
– Тогда идите, мой мальчик! – провозгласила женщина.
Вадима передернуло от слов «мой мальчик».
– Если этим делом занимаетесь вы, то я спокойна за будущее нашей страны! – она поднялась, словно огромная медуза сползла с итальянского кожаного дивана, и простерла к нему огромные руки. –
