Дениза Алистер - Огонек в ночи

Утро только наступило, а солнце уже припекало вовсю, обещая еще один жаркий день.

А в Нью-Йорке… Октябрь в Нью-Йорке — прекрасная пора, пора неярких, но таких экспрессивных красок, пора выставок, политических бурь, кинопремьер. Грейс всегда любила осень. Это время года как нельзя лучше подходило для творчества, для размышлений, для новых начинаний. Весна ведь слишком взбалмошна и кипуча, весной человек живет не разумом, а чувствами, действует под напором гормонов. Поэтому-то именно весной люди чаще всего и совершают глупости, о которых потом сожалеют, и ошибки, которые приходится потом долго исправлять.

Вот и ты совершила глупость — влюбилась.

Вода в чайнике вскипела. Грейс положила в чашку чайный пакетик, налила воды и только поднесла ко рту бутерброд, как в комнате зазвонил телефон.

Время, когда от каждого звонка замирало сердце, давно прошло.

— Да?

— Грейс? Это Дэн. Извини, что звоню так рано, но на Центральном рынке только что произошел теракт. Погибло по меньшей мере три человека. Я выезжаю и буду у тебя через десять-двенадцать минут.

— Хорошо, Дэн.

Грейс положила трубку и обреченно вздохнула. Человек привыкает ко всему, как к хорошему, так и к плохому. За два с половиной месяца пребывания в Иерусалиме Грейс успела привыкнуть к тому, что здесь едва ли не каждый день происходит нечто такое, что трудно и даже невозможно представить жителю Вашингтона, Лондона или Парижа. В первые недели она ужасалась, обходила стороной крупные магазины и людные кафе, избегала ездить в автобусах и чуть ли не шарахалась в сторону, встретив на улице араба. Израильтяне казались ей беспечными детьми. Никакие взрывы не могли заставить их изменить привычный образ жизни. В дискотеках толпилась молодежь, за вынесенными на улицу столиками всегда сидели никуда не спешащие люди, а с лиц одетых в военную форму парней и девушек не сходили улыбки.

Теперь, разговаривая с впервые приехавшими в страну соотечественниками, Грейс лишь снисходительно улыбалась, когда они начинали описывать свои впечатления от древнего города, в котором, казалось, смешалось все, что только можно найти на планете.

В дверь позвонили.

— Дэн? — спросила Грейс, выходя в крохотную прихожую.

— Ждешь кого-то еще? — послышался глуховатый голос напарника. — Открывай. Если еще не оделась, я отвернусь.

Грейс повернула задвижку.

— Входи. Я уже почти готова.

Дэн Кингсли работал в Израиле уже два года и считал себя ветераном. Невысокого роста, худой как щепка, с неизменным «никоном» на шее, он прекрасно освоился в стране, обзавелся необходимыми для репортера связями и с удовольствием выполнял роль наставника, проводника и помощника. В первые недели Грейс даже в магазины ходила вместе с ним.

— Чертовы террористы, — проворчал Дэн. — Даже в воскресенье не могут дать людям спокойно поработать.

Воскресенье в Израиле было рабочим днем, к чему Грейс так и не смогла привыкнуть.

— Интересно, кому это пришло в голову устраивать взрыв на Центральном рынке в такой ранний час? Народ там обычно собирается позже. — Отвернувшись от Дэна, она торопливо застегнула пуговицы на рубашке, в два глотка проглотила чай и, повесив на плечо сумку и захватив недоеденный бутерброд, оглядела комнату. Вроде бы все в порядке. Все выключено.

Дэн пожал плечами. К террористам он относился примерно так же, как к неприятным, но неизбежным природным явлениям, вроде засухи, наводнения или града.

— Я уже давно понял, что логики в их действиях не сыскать. На Ближнем Востоке это вообще в дефиците.

— Ну, как я? — Грейс повернулась к нему и вытянула руки по швам, как солдат на смотре.

Дэн скользнул по ней равнодушным взглядом. Отсутствие интереса с его стороны поначалу даже задевало Грейс, но потом один из коллег, француз, по секрету сообщил, что ее соотечественник равнодушен к женщинам. Вообще-то это было даже на руку — «служебные романы» не поощрялись начальством, а терпеть постоянное присутствие рядом с собой сексуально озабоченного напарника было бы выше ее сил.

Спустившись по узкой лестнице, они прошли через внутренний дворик, посреди которого росла пальма, и вынырнули из-под арки на солнечной стороне улицы. Потрепанный «мицубиси» Дэна стоял у тротуара, напротив контейнеров для мусора, в одном из которых рылся старик в сером рабочем халате.

Усевшись на переднем сиденье, Грейс перекинула через плечо ремень безопасности и тут же поморщилась от попавшего в лицо едкого дыма.

— Что за гадость ты куришь?

Дэн повернул ключ зажигания и указал пальцем на пачку «Мальборо».

— Мне их привозит один парень из России. Там пачка «Мальборо» стоит чуть больше доллара. Представляешь, какой можно делать бизнес? Я бы и сам занялся, только с русскими связываться не тянет.

Грейс опустила стекло.

— Думаю, они набивают сигареты одним и тем же табаком и просто раскладывают их в разные пачки.

— Молодцы, — одобрительно пробормотал Дэн. — Мы ведь тоже продаем всему миру одно и то же дерьмо в разных упаковках. Только у нас картинки на пакетах поярче.

Грейс усмехнулась.

— С каких это пор ты стал таким пессимистом?

— Пессимистом? Нисколько. Такова реальность. — Он уже свернул на дорогу, которая уходила вниз, к центру города. — Ты не смотрела вчера Си-эн-эн?

— Нет, а что?

— Помнишь того парня, писателя… как его… да, Кеннета Даррелла?

Грейс отвернулась, сделав вид, что рассматривает пробегающие справа невысокие домики из желтоватого песчаника.

— Да, помню.

— Верно. Ты и должна помнить — сама же брала у него интервью. Так вот вчера суд вынес решение: Даррелл оправдан.

— Неужели? — с притворным равнодушием отозвалась Грейс и, понимая, что резкий переход на другую тему показался бы ее спутнику подозрительным, добавила: — Я за него рада. Они миновали автозаправку и свернули направо.

— А как он тебе вообще?

Грейс прекрасно поняла, о ком спрашивает Дэн, но все же изобразила недоумение.

— Кто? Ты о ком?

— О Кеннете Даррелле. Что он за человек?

Если бы она знала!

Они расстались в Сиэтле. Без каких-либо обещаний. Грейс улетела в Нью-Йорк, Майкл остался. Они перезванивались. Разговаривали. Он сообщал о своих проблемах. О том, что работает над книгой. О том, что скучает без нее. О том, что у него совсем нет времени. О том, что как только… Он просил ее подождать. Набраться терпения. Быть выдержанной и рассудительной. Войти в положение.

Она ждала. Терпела. Проявляла чудеса выдержки и рассудительности. Не позволяла себе кричать в трубку. Бить посуду. Впадать в истерику. Она не позволяла себе ничего, что входило в обычный набор эмоциональных реакций современной женщины.