Джеки Кесслер - Таинство любви

– Я не могу, – прошептала она. – Я связана с деревом, это мое место на земле. Не могу отойти от дерева дальше чем на десять тысяч шагов.

Напряженное молчание. Пол обдумывал ее слова. А я пыталась удержаться на своих двоих. Но святые небеса, у меня болели даже такие места, о существовании которых я раньше и не подозревала.

– Ты согласна оставить нас в покое?

– О да, – зашептала она. – Да, я оставлю вас в покое. Клянусь собственным именем.

Что?

– Пол, – сурово сказала я. – Неужели ты дашь ей уйти?

Тяжело вздохнув, он пожал плечами:

– Детка, посмотри на нее. Она едва жива. Не хочу причинять ей новую боль, когда она и без того повержена.

– Но она пыталась нас убить!

– Да. Но с ней покончено. Она отвяжется от нас, а мы соберем вещички и поедем домой.

Должно быть, он шутит?

– Я пыталась применить тактику «живи и дай жить другим», но она и слышать ничего не хотела.

– Подозреваю, теперь она с ней согласится. – И он спросил гамадриаду: – Ведь так?

Она кивнула, глядя на него расширившимися от страха глазами.

Вот черт! Просто невероятно.

– Мне казалось, что даже законопослушные граждане имеют право на справедливую месть.

Пол покачал головой:

– Между местью и правосудием целая пропасть.

Увы и ах!.. Мой Белый Рыцарь ничего не делает без согласия своего внутреннего демона.

– И что нам теперь делать, арестовать ее, что ли?

Пол больше не смотрел на нимфу, он смотрел на меня, пытаясь сказать мне что-то взглядом. Потом глубоко вздохнул, и его плечи поникли. Он смертельно устал – слабая дрожь в руках, глубокие морщины, готовые лечь на его лицо, под маской сурового копа.

– Отпусти ее, Джесс, – тихо попросил он.

– Но...

Я прикусила язык. Дело не только во мне. Даже если я думала – знала! – что нимфа вполне заслуживает участи быть поджаренной на медленном огне, оставались еще другие люди. Например, Пол, который ни за что не стал бы добивать поверженного врага. Как сама гамадриада, навеки заключенная в дубе в наказание за то, что слишком дорожила своей свободой и независимостью.

Она пыталась нас убить.

Но тихий голосок внутри меня спросил: «А ты сама, ты не тронулась бы малость, если бы тебя заперли в дубе на десятки тысяч лет?»

Вот оно. Глупая человеческая жалость.

Тяжело вздохнув, я скрестила на груди руки.

– Прекрасно. Ей очень повезло, что ты здесь. В противном случае я взяла бы топор, и...

Пол улыбнулся – сладкий грех, как же я люблю его улыбку! – и поцеловал меня в лоб.

– Пойдем, детка. Пора ехать домой.

И мы бы просто ушли, оставив гамадриаду зализывать раны. Но стоило нам повернуться к ней спиной, как что-то обвилось вокруг моей шеи и сжало мертвой хваткой.

Я схватилась за горло, но пальцы не могли найти опору. Лоза, которая меня держала, подобно живой удавке, была скользкой, поскольку вылезла из мокрой почвы. Кольца сжимались все сильнее, и я упала на колени. Нечем дышать! Кольца терзали мое горло, и перед глазами расцвели черные цветы – больше я уже почти ничего не видела.

Еще одно сжатие – и вдруг лоза пропала.

Задыхаясь, кашляя, я хватала ртом сладкий-сладкий воздух, болезненно морщась, потому что он обжигал горло. Когда наконец я подняла голову, оказалось, что Пол стоит над телом гамадриады, сжимая в дрожащих руках топор. Сверкающее лезвие было заляпано белыми сгустками и землей. Возле его ног растекалась лужа белого цвета, и густая жидкость медленно просачивалась в почву.

Голова нимфы нашла покой у подножия гигантского дуба. И разрази меня ад, но на ее губах застыла умиротворенная улыбка!

Глава 12

Мы с Полом смотрели друг на друга, а между нами на земле лежала мертвая гамадриада. В наступившей тишине ее тело говорило красноречивей, чем слова. Пол тяжело дышал; на его лице я видела злость и отчаяние.

– Спасибо, – едва сумела выдавить я.

Пол хмуро кивнул. Взглянув еще раз на топор, бросил его на землю. Вытер руки о джинсы и подошел ко мне. Белая жидкость забрызгала его порванную футболку, растеклась по лицу. Он был грязным, весь в крови. Мне захотелось немедленно осыпать его поцелуями. Но вместо того я крепко стиснула его руку, когда он помог мне встать. Вот что мне было нужно в эту минуту – просто держать его руку. Пусть ощутит, что мы снова в безопасности.

Он был странно напряжен и молчалив.

– Пол? – О черт, как трудно говорить. – Любимый, ты не виноват.

– Знаю. – Его скрипучий голос резал слух, как наждак. – Никогда, – он глубоко вздохнул, и я сильнее сжала его руку, – никогда я не убивал подобных тварей. И таким образом.

– Мне очень жаль.

Вздохнув, он обнял меня и зарылся подбородком в мои волосы.

– И ты тоже не виновата. Но... гляди!

Я замерла:

– Что такое?

– Дуб. Он меняет цвет.

Все еще в кольце его рук, я взглянула на дерево-великана. Его верхние ветви пожелтели и казались какими-то... поникшими.

– Хм. Должно быть, солнце осветило макушку.

– Мне так не кажется.

Кора начала отслаиваться, ее куски валились на землю. Раздался громкий резкий звук, словно выстрел, и две огромные ветви треснули. Они подмяли под себя множество других ветвей и веточек, которые желтели прямо на глазах. Снова треск, и я с ужасом увидела, как от основания расходится черная трещина, разбивая надвое один из побочных стволов. Тяжелый стон. Я ахнула – огромное дерево угрожающе накренилось в нашу сторону.

– Черт!

Схватив меня за руку, Пол бросился бежать. Я бежала на заплетающихся ногах, едва поспевая в ногу с ним.

Душераздирающий грохот летел нам вдогонку, словно дракон изрыгал собственные внутренности. Пол толкнул меня, и я полетела вперед, больно ударившись о землю. Пол приземлился прямо на меня.

Бумм! Достаточно, чтобы потрясти основы сущего. А потом пошел дождь из коры.

Мое лицо снова тонуло в грязи. «Снова! – кричал мой разум. – Снова!» Клянусь адом, мне никогда, ни в этой жизни, ни после, не захочется еще раз испытать вкус земли на собственном языке. Почва под нами дрожала, сотрясаемая предсмертной агонией дерева. Когда грохот падения замер, выродившись в слабое эхо, я все еще не решалась встать, чувствуя, как подо мной гниют и рассыпаются в прах листья.

Наконец очень не скоро после того, как все в лесу затихло, мы поднялись на ноги – Пол и я. В грязи, с кровоточащими ранами, засыпанные корой. Там и сям к одежде и волосам прилипли куски застывшей растительной сукровицы.

– Да, – сказала я. – Лесоповал!

Пол разразился хохотом. Громкий, раскатистый и очень здоровый смех. Схватив меня в объятия, он сказал: