Кэтлин О'рейли - Клуб одиноких сердец
Он искал нормальную человеческую кухню, а вместо этого набрел на скромное хранилище вредной для здоровья пищи, которую надо было не складировать, а отнести на помойку. Да, работа убивала в Джессике женщину.
Он резко захлопнул дверцы кладовки. Из ее содержимого завтрак было сделать невозможно. Адам вернулся в спальню, быстро оделся и вышел на улицу в поисках достойной забегаловки, где можно было бы разжиться завтраком.
Джессика проснулась от звука открывающейся входной двери. Потом она уловила шорох упаковочной бумаги и запах свежевыпеченной сдобы и ягод.
Краем глаза она наблюдала за Адамом.
— Вставай завтракать.
— Спасибо.
— В доме я ничего съестного не нашел. В прочем, я не нашел даже самой кухни.
— Ее нет.
— Чем ты тогда питаешься?
— Да знаешь, ем, как птичка. То одно клюну, то другое. Предпочитаю питаться вне дома. Для этого есть всевозможные заведения. А домой покупаю одну гастрономию.
Адам выглядел так, словно внезапная острая боль охватила все его тело.
— Приятного аппетита, Джессика.
Джессика включила телевизор и завтракать пришлось под аккомпанемент биржевых новостей и спортивных репортажей. Пропасть между ними становилась все больше.
Молчание затягивалось, царящая тишина напоминала неловкость двух влюбленных, которые никак не могли соединить потрясающий секс с реальностями бытовой жизни. Одно с другим никак не клеилось.
И вдруг Джессика поняла, в чем крылась причина молчания Адама. Ему не терпелось уйти.
И чтобы спасти свою гордость от унижений, она встала из-за стола и направилась в спальню.
— У меня на десять назначена важная встреча, солгала она, не моргнув глазом.
Удовольствия когда-нибудь кончаются. Пришла пора одеваться и отправляться на работу. В шкафу она отыскала свой самый нарядный костюм, чтобы улучшить настроение, и только было собралась его надеть, как совсем рядом услышала голос Адама.
— Джессика!
Адам стоял в дверях. Она мило, но сдержанно улыбнулась, словно безропотно и с пониманием разрешала ему удалиться.
Он подошел к ней ближе, но ответной извиняющейся улыбки на лице так и не появилось. Что было уже хорошим знаком.
— Мне надо ехать на работу, — начал объяснять ей Адам. И это было началом торжественной прощальной речи.
— Конечно. Я все понимаю.
Он сел на кровать, чтобы обстоятельно продолжить объяснения.
— Все получилось спонтанно. Этого не надо было делать. Прости меня, если можешь. В Чикаго я не надолго и скоро уеду. Но я хочу, чтобы ты знала: прошлой ночью я был счастлив.
Звучало это замечательно. У нее чуть ноги не подкосились, а костюм все-таки выпал из рук.
— Я тоже.
— Нам так и не удалось ни о чем поговорить.
Джессика улыбнулась.
— Что верно, то верно. Мы были заняты другим.
— И на работе ты все время в делах. Но все в конечном итоге уладится. Клянусь, что для тебя я сделаю даже невозможное.
Когда он так смотрел, ему нельзя было не верить.
— У меня были все основания тебя возненавидеть.
— Я хочу, чтобы мы были вместе. Не знаю, что из этого может получиться. Это мое желание, и я чувствую, что оно верное.
— Боюсь, что с такой скоростью я проиграю не только пари, Адам, а значительно больше.
— Тебе нечего опасаться.
— Ну, почему же? — в голосе Джессики было значительно больше смелости, чем в ее душе.
— На этот счет у меня есть конкретные соображения, — туманно начал объяснять Адам.
Джессика задумчиво на него посмотрела.
— До конца пари осталось шесть дней. И, по-моему, ты намерен его проиграть, Тейлор.
Хитрая ухмылка появилась на его лице, и на секунду от затянувшегося и гнетущего напряжения не осталось и следа.
— Есть идея. Если от нормальной жизни нас отделяют шесть долгих дней, то не провести ли их нам достойно? Всякий раз я буду придумывать что-нибудь новенькое, и, скажем, до истечения срока пари удивлю тебя своей изобретательностью двадцать четыре раза. Идет?
— То есть ты решил удивлять меня своими любовными играми по четыре раза на дню? Здесь кроется тонкий подвох.
— Хитрость здесь только одна: иногда меня придется кормить. Но кухней, пожалуй, придется воспользоваться моей.
Джессике нужно будет регулярно готовить? Этого только не хватало.
— Это нечестная сделка. Я облечена куда большими правами и вытекающими из них обязанностями.
— А я не жадный, — сказал Адам.
— По-моему, я влюблена.
Адам вихрем подлетел к Джессике и увлек за собой на кровать. Работа была забыта.
Джессика появилась в офисе в середине дня. Казалось, что никто и не заметил ее длительного отсутствия. Адамом и вовсе никто не интересовался.
До конца рабочего дня он дважды заглядывал к ней в кабинет. Сначала, чтобы позаимствовать скрепку для бумаги, а потом, чтобы пригласить на ужин. Джессика любезно согласилась: надо же ему было где-то демонстрировать ей свои уникальные любовные заигрывания. Жизнь становилась насыщенной и даже чересчур.
Вечером от отвез ее домой на своей машине, и в гараже по дороге к лифту они целовались у каждого опорного столба. Таких столбов оказалось на их пути семнадцать. А раньше она их не замечала.
Он остался у нее на ночь. И снова слов было сказано мало. В их отношениях что-то менялось, но никому не хотелось задаваться конкретными вопросами. Слова могли разрушить тот зыбкий фундамент, который начинал складываться сам собой, помимо их воли.
В течение всей последующей недели он взял себе за правило приезжать к ней каждый вечер. После работы он отправлялся в гостиницу, брал очередной комплект сменного белья и ехал к Джессике. Он помогал ей в ее тренерской практике, обзванивал местные рестораны и заказывал ужин на дом. В общем делал ее жизнь сказочной. А по ночам они, как и было условлено, не занимались любовью. Что ни в коей мере не означало, что Адам не искал новых путей, чтобы доставить своей спутнице удовольствие. Некоторые ночи были откровенно глупыми, некоторые трогательно нежными, и все они были запоминающимися и полными специфического очарования. Засыпать влюбленным приходилось усталыми и изможденными своими безудержными играми. Джессика перестала думать о своей карьере и о том, что в скором будущем сулит ей работа.
Она жила теперь только настоящим, и оно было столь прекрасным, что было бы безумием торопить время.
В начале мая самым лучшим местом для проведения выходного дня в Чикаго были открытые трибуны центрального стадиона. Воскресное утро было ветреным, но погожим для проведения бейсбольных игр. Всем болельщикам это предвещало массу удовольствий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});