Долли Грей - Сокровища Стоунбери

На пороге непричесанная, в накинутом поверх ночной рубашки халате стояла ее мать. Опухшими от слез глазами она посмотрела на дочь и, с усилием выговаривая слова, сквозь рвущиеся наружу рыдания, сказала:

– Милая, крепись, твой отец... он умер...

Тут силы оставили леди Гленду, и она рухнула бы на пол. если бы Августа вовремя не подхватила ее, одновременно призывая на помощь слуг.

Удостоверившись, что с минуты на минуту прибудет врач, она, с замирающим от страха сердцем, позвонила в Гринбуш-холл.

Действительно, беда никогда не приходит одна. Дворецкий Хэдли, почти всю свою жизнь прослуживший сэру Ричарду верой и правдой, чугь не плача рассказал ей о произошедшей трагедии.

Граф Стоунбери, оставшийся в Гринбуш-холле, в то время как его жена и дочь отправились в Лондон, проснулся ночью от жажды. Гордый, не желающий смиряться с тем, что остаток жизни ему, возможно, придется провести на положении инвалида, он не стал будить прислугу. Самостоятельно перебравшись из кровати в кресло-каталку, сэр Ричард выехал из спальни в коридор по направлению к недавно сооруженному для него лифту, чтобы спуститься в кухню...

Разбуженный внезапным шумом Хэдли обнаружил умирающего хозяина внизу лестницы. Рядом валялось перевернутое кресло.

Все произошедшее было роковой случайностью, в результате которой сэр Ричард испустил дух на руках верного слуги через несколько минут после того, как тот нашел его.

По словам Хэдли, последним словом, сорвавшимся с губ графа, было «Гленда»...

По семейной традиции сэра Ричарда должны были захоронить в усыпальнице на территории поместья.

Из окна своей спальни Августа видела, как с самого утра к дворцу съезжается множество машин. Это прибывали на траурную церемонию родственники, друзья и деловые компаньоны покойного графа.

Закусив губу, с трудом сдерживая слезы, Августа наблюдала за всеми приготовлениями издалека. Она понимала, что должна спуститься, чтобы поддержать убитую горем мать, но не могла сделать этого. Видеть отца, лежащего в гробу, было выше ее сил.

Все происходящее казалось ей нелепым фарсом, который рано или поздно закончится, и отец войдет в комнату живой и здоровый. А до тех пор Августа предпочитала скрываться за плотными шторами в полумраке своей спальни.

Однако в полдень в ее комнату вошел не отец, а Хэдли, посланный за ней графиней.

– Мисс Августа, – дрожащим от переполняющих его горьких чувств голосом произнес старый слуга, – служба начнется с минуты на минуту, и леди Гленда просит вас пройти в часовню.

– Я не могу, Хэдли, – простонала Августа, обращая к нему измученное лицо. – Понимаешь, не могу...

Она упала ему на грудь и разразилась горькими рыданиями.

– Тише, девочка. – Хэдли обнял ее и принялся успокаивающе гладить по голове. – Ты должна выполнить свой долг перед отцом, проводив его в иной мир так, как он того заслуживает. Это единственное, чем ты можешь показать ему свою любовь. Крепись.

Как ни странно, но эти немного суровые слова дворецкого подействовали на Августу в большей степени, чем просьба матери. Она еще раз всхлипнула и направилась к двери...

Вся в трауре, Августа медленно вошла в часовню, глядя прямо перед собой на огромное распятие.

Ни одна слезинка не скатилась по ее щеке, ни один мускул не дрогнул на лице за все время заупокойной службы. Лишь губы беззвучно повторяли слова молитвы. Рядом тихо плакала мать, утирая кружевным платочком воспаленные от долгих рыданий глаза. Верный Хэдли находился тут же, чтобы при необходимости оказать помощь и поддержку.

И вдруг Августа почувствовала на себе чей-то взгляд. Он словно бы пронизывал ее насквозь, заставляя обернуться. Встревоженная, она сделала вид, что склоняется к матери, а сама искоса посмотрела назад.

Этого ей вполне хватило, чтобы получить подтверждение того, что за ней действительно наблюдают, причем не кто-нибудь, а Джереми Фокскрофт.

Поначалу его присутствие на похоронах отца заставило ее внутренне напрячься, но потом Августа успокоилась.

Естественно, как члены семьи, Джереми с леди Каролиной имели полное право находиться здесь. И даже больше. Ведь именно Джереми, будучи ближайшим родственником по мужской линии, должен будет унаследовать графский титул и вступить во владение Гринбуш-холлом.

Очевидно, об этом знали многие из находящихся в часовне, поскольку в сторону молодого мужчины весьма часто устремлялись взгляды тех родственников, кто имел на выданье дочерей.

Дело было в старинном завещании Сесила Стоунбери, согласно которому наследник Гринбуш-холла и титула должен был обзавестись супругой до тридцати пяти лет, причем его избранница должна была иметь отношение к роду Стоунбери. Эдакий внутридинастический брак...

Что ж, у кузена Джереми есть еще время подыскать себе подходящую партию, подумала Августа, направляясь к выходу по окончании траурной службы.

– Я могу поговорить с тобой без свидетелей? – Знакомый голос прозвучал над самым ее ухом, и ей не надо было оборачиваться, чтобы узнать, кому он принадлежит.

– Мне кажется, между нами все уже давно сказано, – промолвила Августа, не сбавляя шаг. Ей хотелось как можно скорее вернуться в свою комнату.

– При нашей последней встрече, помнится, говорила в основном ты, а я пытался оправдаться. Правда, безуспешно. Поэтому, может, все же дашь мне возможность объясниться?

Поняв, что просто так он от нее не отстанет, Августа устало кивнула и пригласила его пройти в кабинет.

Как только они оказались наедине, Джереми начал разговор со слов соболезнования:

– Поверь, я искренне сожалею о постигшем тебя несчастье. Сэр Ричард долгие годы был моим опекуном, и я любил его.

– Тем не менее это не помешает тебе занять его место. Весьма удачно все случилось для тебя, не так ли? – с горькой язвительностью заметила Августа. – Старый граф умер. Да здравствует новый!

– Ты злишься на меня из-за того, что я должен буду вступить в наследство? Но ведь в этой роли мог выступить кто угодно, – постарался воззвать к ее рассудку Джереми.

– Как кстати ты заговорил о роли. Разыгрывать представления твое хобби или основное занятие? Я ведь так и не поняла, кто вы на самом деле, мистер Браун? Банкир или фермер. Ах, простите, конечно же граф.

Августа шутовски раскланялась, желая уколоть его побольнее. Прошлая обида вновь обрела силу и требовала отмщения.

– Ты не права. Тогда, в поездке, я был с тобой настоящим и не раз пытался открыть тебе правду, но ты не давала мне сделать этого, как и теперь. Я люблю тебя.

Джереми находился в отчаянии, понимая, что все его слова Августа пропускает мимо ушей. Она стояла перед ним, скрестив на груди руки, отстраненная и далекая. Лишь только он окончил говорить, как ее губы скривила усмешка.