Джулия Тиммон - По прихоти судьбы
Раздается шлепок руки по плечу или спине, шаги, снова хлопает дверь, и воцаряется неестественная тишина, хоть я и знаю, что нахожусь в комнате не одна.
Время равнодушно продолжает бесперебойный ход. На стене, у меня за спиной, висят все те же семейные снимки…
Ричард погиб вместо Дэниела! — вдруг с безжалостной отчетливостью выстукивается в моем сознании, и из моей груди вырывается стон.
— Трейси!
Дэниел подскакивает и садится передо мной на колени. Я резко откидываюсь на спинку, чтобы быть подальше и не наброситься на него с кулаками.
— Я собирался тебе рассказать, — с мольбой в голосе бормочет он. — Помнишь? Я все намекал…
Медленно качаю головой, не желая слышать оправданий. Чудовищность горькой правды наваливается на меня горой, покрытой вечными ледниками.
— Мне так и не хватило смелости, — задыхаясь, говорит Дэниел. — Или нет… Дело даже не в смелости. Я просто все никак не мог решить: нужно ли это, во всем тебе признаваться? Правильно ли?
— И утопал во лжи?! — вдруг обретя дар речи, оглушительно кричу я. — Увязал в ней глубже и глубже?!
— Подожди, Трейси… Послушай…
— Ничего я не хочу слушать!
— Постой…
В порыве ярости подаюсь вперед.
— Какого черта ты влез в нашу жизнь?! Зачем с самого начала прикидывался посторонним?!
— Я хотел взглянуть, как вы живете. Узнать, не нуждаетесь ли в помощи. — В голосе Дэниела неподдельное страдание и горечь, но мне его не жаль.
— Ты с самой первой минуты врал, — цежу я сквозь зубы. — Бессовестно втирался в доверие ко мне и к Лауре, выслушивал мои излияния, а сам все это время обо всем знал!
Лицо Дэниела перекашивает как от удара, его глаза краснеют от подступивших слез, но я не знаю пощады.
— Как ты посмел явиться сюда и занять место Ричарда?! Как у тебя хватило наглости переступить порог этого дома?!
Дэниел качает головой, безмолвно прося: не надо.
— Я и думать не думал, что… займу его место. Мне и в голову не могло прийти, что я… полюблю вас.
— Почему же ты не исчез, когда это понял?! — безжалостно кричу я.
— Потому что уже не мог… — сдавленным голосом, покорно роняя голову на грудь, произносит Дэниел.
— Опять не хватило смелости? — Усмехаюсь, одержимая желанием ударить побольнее.
Дэниел качает головой.
— Потому что не хотел… и не хочу… — Он смотрит на меня глазами преданного пса. — Я все раздумывал: может, так будет даже лучше — молчать до конца дней и стараться изо всех сил, чтобы вы с Лаурой были сыты, здоровы и счастливы…
— Кто дал тебе право?! — надрывно кричу я, чувствуя, что не имею власти над этой раскаленной ослепляющей злостью. — Кем ты себя вообразил?!
Дэниел берет меня за руку, но я отдергиваю ее, будто ошпариваясь.
— Убирайся!
— Трейси!..
— Уходи — и чтобы духу твоего больше здесь не было!
Дэниел в отчаянии крутит головой, словно ему внезапно сообщили, что он смертельно болен и завтра же умрет, а он чувствует себя вполне здоровым и не желает верить врачам.
— Подожди… Давай поговорим…
— Нам не о чем говорить! — отрезаю я, складывая руки на груди.
— Дай я все объясню…
— Уходи! — не терпящим возражений тоном говорю я. — И забудь о нас.
Дэниел прижимает руки к лицу и несколько мгновений сидит не двигаясь.
— Уходи, — повторяю я. — Ни к чему тянуть резину.
— Позволь, я хотя бы дождусь Лауру… — приглушенным голосом просит он. — Она у Брэда, побежала показать ему домик, который мы вместе собрали…
Категорично качаю головой.
— Уходи немедленно. Лучше не травить ей душу прощальными сценами.
— Ты не можешь запретить мне проститься с ней… — бормочет Дэниел, обжигая меня отчаянным взглядом. — У нас свои отношения, мы друг другу дороги…
— Я мать Лауры. Понимаешь, мать?! И пока что полностью за нее в ответе! Мой святой долг ограждать ее от бед, хотя бы от тех, от которых могу.
Дэниел медленно поднимается, делает шаг в сторону двери, приостанавливается и смотрит на меня потухшим взглядом.
— Но что ты ей скажешь? Как объяснишь?
— Что-нибудь придумаю, — отвечаю я, не намереваясь уступать.
— Тоже станешь лгать?
— Это будет святая ложь. Ложь во спасение.
— Моя ложь тоже была во спасение, — уже почти ни на что не надеясь, говорит Дэниел. — Я тоже…
В приступе гнева вскакиваю с кресла.
— Или ты сейчас же уйдешь, или я позову Лауру и Брэда и расскажу им всю правду! Потом мы выставим тебя все вместе, выгоним в три шеи!
Дэниел, не добавляя больше ни слова, уходит, а я падаю на диван и даю волю потоку слез, из-за которых уже не могу дышать.
— Мама?
Поднимаю голову и вижу испуганную Лауру. В ее руках симпатичный деревянный домик, который они собрали из отдельных деталей вместе с Дэниелом. Это он подарил ей сегодня конструктор.
— Ты плачешь? — У Лауры изгибаются бровки — она сама готова залиться слезами. — Почему?
Я рыдала бы еще битый час, не будь рядом дочери, но ради ее спокойствия должна немедленно прекратить. Сажусь, вытираю щеки и изображаю на лице улыбку.
— Да, я немного поплакала… — тут уж не соврешь, — потому что… у меня вдруг разболелась голова.
— Из-за чего? — спрашивает Лаура, и ее брови расправляются. Головная боль небольшая беда, особенно по мнению здорового жизнерадостного ребенка, еще не ведающего, что это такое.
Пожимаю плечами.
— Не знаю. Просто разболелась и все. Но теперь уже не болит.
Лаура забирается ко мне на колени, осторожно ставит рядом на диване свой домик и заботливо проводит по моему лицу ручками.
— Ты отдохни, не волнуйся…
С улыбкой киваю.
— Постараюсь.
Лаура обнимает меня за шею, прислоняется к моей щеке своей щечкой, и в эту минуту мне кажется, что никто третий нам вовсе не нужен.
Она внезапно спохватывается и отстраняется.
— А Дэн где?
Начинается самое ужасное. Быстро решаю про себя, что, дабы тоже не погрязнуть во лжи, надо выдумать что-то нейтральное, неоднозначное, что при случае можно в зависимости от обстоятельств интерпретировать по-разному. Лаура спрыгивает с моих колен и берет домик.
— Брэд сказал, что, если этот дом будет стоять на одном месте, можно сделать в нем настоящие лампы. Тогда я буду включать свет! Надо рассказать про это Дэну, он обрадуется!
Беру Лауру за руку и привлекаю к себе.
— Дэн уехал, золотце.
— Куда? — удивленно спрашивает она.
— По делам или домой, — неопределенно говорю я. — Точно не знаю.
Лаура, уже чувствуя по моему тону, что стряслось нечто неприятное, растерянно моргает.
