Наследник для врага - Ая Кучер
В детдоме этого насмотрелся. Как даже самые светлые и маленькие быстро учатся. Подставлять, бить в спину, подставлять первыми. И я тоже научился.
Приют закаляет, но дело не в этом. В человеке либо есть гнилой стержень, который позволит выжить. Либо его нет, и ничего не спасет. После становишься сильнее, гнильца покрывается титаном.
Но суть проста.
Соня бы в детдоме выжила. Нашла защиту, способы… Но не пропала бы. Попался бы такой дурак, как я. Который бы повелся на круглые глазки, привычку вечно плакать. И защищал бы её.
— Ян, я ничего не делала, — бурчит, а её губы прижимаются на секунду к коже. — Я не виновата, правда.
— Я понимаю, знаю.
— Знаешь?
Естественно. Ненависть и ярость ослепляют, но не настолько. Я осознаю, что девчонка в пятнадцать не будет придумывать план мести. На маньяка Соня не похожа, поэтому не стала бы ради удовольствия кого-то убивать.
Ради отца? Вполне. Она ведь до сих пор не верит, что тот способен ей навредить. Остается со мной, но сомневается. И это будет всегда, я уверен. Иногда есть такая слепая детская любовь к родителям, которую ничем не выжечь.
Поэтому я понимаю, Соня не была инициатором, не хотела кому-то вредить. Но раствор передала, нужный, специально подготовленный. Она была орудием, не палачом.
Но всё равно не могу смотреть спокойно на неё.
— Знаю, что ты сделаешь всё, ради отца. Что ты знать не знала Веру, не хотела вредить кому-то. Но ты это сделала. И не смей плакать, чтобы отвлечь.
— Я не знала! Даже если… Если вдруг я что-то сделала, то не знала. Я не… Отец никогда не просил меня о таком, — подрывается, заглядывая в глаза. Трет свои ресницы, смахивая капельки слез. — Никогда он не давал какой-то яд или даже раствор. Я всегда всё брала в одном месте.
— Конечно.
— Ты не веришь, но так и было! Я… Я просто курьером выступала. Ну, иногда ходила вместе с врачами. Смотрела, как там всё. Но я не… Мне никогда не говорили принести что-то особенное.
— Даже так? — спрашиваю без интереса. Но если это успокаивает Соню, пускай. Сейчас меня её состояние волнует больше правды. — Я понял.
— Нет, не понял! Мне говорили принести какое-то лекарство, и я его несла. Не было указаний «правая полка, четвертый пузырек по счету». Ну, может и было, когда объясняли, где искать. Да и то, серьезные лекарства мне выдавали фармацевты. Я не могу просто зайти и взять какой-то наркотик.
— Заканчивай, золотко. Я не хочу говорить на эту тему. Твоё мнение услышал.
И продолжаю верить в своё.
Потому что фактов слишком много, слишком разрывают. Русская девчонка? Есть. Подросток? Есть, никто не будет запускать левых детей в больницу. Связь с Авдеевым? Есть.
Есть.
Есть.
Есть, мать её.
Всё есть, всё сходится.
И я жалею только об одном. Что когда впервые увидел Соню, отходил после наркоза и девчонка казалась мне ангелом…
Жаль, что тогда я не знал, кто она такая.
Если бы я знал, что Соня дочь Авдеева — я бы не посмотрел на неё так. Не позволил себе лишнего, сбежал из той больницы. Есть ведь Вероника, у которой своя частная клиника.
Но никто не спрашивал меня, просто столкнули с Соней. И Авдеев хорошо подчищал за собой, никаких доказательств о его дочери. Просто красивая медсестра, которая крутилась рядом.
Милая, забавная, наивная. В ней всё нравилось, особенно последний пункт. Не помню, когда вообще таких видел. Светлых и ярких, чтобы аж слепило глаза.
Ника, наверное. Девчонка из детдома, о которой заботилась Ада. Да и то, пожалуй, не настолько она простая. А вот Соня — да. Казалась такой, обычной, нормальной.
Так бывает, иногда человек цепляет с первого взгляда. Золотаревская из таких. Зря я не знал, чья она дочь. Иначе бы не тронул и можно было бы намного проще разгребать это всё.
Но я лажанул. Откровенно, сильно. Позволил на секунду себе забыть, что происходит. И закрутить роман с медсестрой, которая всегда бегала проверять моё состояние.
Хорошо, что хватило мозгов не оставлять ей номер. Ушел, думал, что на этом всё закончилось. А после Царь достал мне фотографии Авдеева с дочерью. Беременной дочерью. Моей Соней.
И накопал больше о том, что произошло в Испании.
— Ты мне не веришь, — девушка отстраняется, растирая по лицу слёзы. — Ни капли не веришь, да? Ты повесил на меня клеймо и сам решил…
— Сонь, не начинай.
— И как тебе? Как тебе было со мной спать? Целовать, касаться… Если ты сразу решил, что я виновата… И при этом сделал это со мной. Мне было пятнадцать, Ян! Пятнадцать! И даже если бы я сделала что-то плохое, я была ребенком. А ты… Господи, ты раздавил меня, раскрошил. И делаешь вид, что это заслуженно.
Девушка поднимается с дивана, одаривая меня злым взглядом. Выдерживаю его, пока Соня резко не разворачивается. Довольно резво для беременной несется в спальню.
И…
Снова никакого хлопка двери, только тишина.
Бесит даже этим, своей не-показной истерикой. Благородством и умением держать себя в руках. Черт. Ну какого черта, а?
Я бы смог что-то решить, не будь Соня дочерью Авдеева. Мог бы придумать, ладно, кровь не исправишь. Хорошо. Не беда. Но Соня принесла раствор, её видели, камеры подтвердили, что именно практикантка принесла. Всё подтвердилось.
Соня виновата.
А теперь она ещё и носит моего ребенка. Беременная девушка, с которой я не знаю, что делать. Отправить прочь после родов? Соня мне глотку перегрызет, но ребенка не оставит.
Отпустить с малышом? И я больше его не увижу, всё зря. Соню запрут за семью замками, с целой армией. Никак не пробраться, не увидеть своего ребенка.
Есть только один вариант.
Мне нужно устранить
