Рейчел Томас - Вспышка страсти
– Думаю, нам стоит войти внутрь, – хрипло прошептал Никос, когда Серена начала дрожать и извиваться в его руках от наслаждения.
Чувствуя, как его сердце бьется едва ли не вплотную к ее собственному, а теплое дыхание ласкает шею, Серена не смогла вымолвить ни слова, а все ее существо переполняло одно-единственное желание. Слиться с ним в единое целое, ощущая его внутри себя, растворяясь в бесконечном блаженстве.
Как бы уловив ее состояние, Никос, не говоря больше ни слова, одним движением подхватил ее на руки и пошел обратно в дом.
– Похоже, это уже становится традицией, – улыбнулась она, когда он переступил порог и понес ее по лестнице наверх, туда, где могла скрываться лишь хозяйская спальня.
Когда они добрались до места, Серена выскользнула из крепких рук и пристально посмотрела в голубые глаза, чувствуя, как ее тело буквально горит от сжигавшего ее изнутри пламени.
Но сегодня все будет иначе. Сегодня она покажет, что тоже может быть жестокой и не дрогнувшей рукой возьмет то, что хочет. Уперев руки ему в грудь, Серена заставила Никоса сесть на край кровати, а сама устроилась сверху, жадно целуя его в губы.
Крепко ухватив ее за бедра, Никос прижал ее к себе еще плотнее и, слегка потершись о нее напрягшимся членом, не выдержал, и с его губ сорвался протяжный стон, утонувший в новом поцелуе. Заставив его откинуться на белые простыни, Серена нависла сверху, дразня едва уловимыми прикосновениями.
– Вот что у нас есть, – выдохнула она хрипло. – Страсть и удовольствие.
Запустив руки ей под платье, Никос пробежался по голым ногам, и, замерев в предвкушении, Серена сладко выдохнула, выгибаясь дугой, когда теплые пальцы прикоснулись к ней сквозь трусики именно там, где она больше всего и хотела. И удовольствие было столь резким и острым, что она чуть было мгновенно не взлетела на вершину блаженства.
Слегка отстранившись, Серена протянула руку к молнии на его джинсах, но Никос накрыл ее руки своими, заставляя остановиться.
– Я сам.
Послушно убрав руки, Серена смотрела, как он короткими движениями срывает с себя одежду и отбрасывает в сторону.
Приподняв бровь, она пристально разглядывала черные трусы, плотно обтягивающие мужское достоинство, что так и просилось наружу.
– Непривычно, – улыбнулся Никос. – Но мне нравится.
Но не успела она придумать ответ, как он быстро скинул с себя трусы и полностью обнаженным повалился обратно на кровать, как бы предлагая ей продолжать. И Серена не стала заставлять себя упрашивать. Она любила его всем сердцем и твердо решила, что сегодня покажет всю глубину своих чувств.
Ни о чем больше не думая, она вновь уселась на него верхом. Притянув ее к себе за плечи, Никос одним движением стянул вниз платье и бюстгальтер, обнажая грудь с напрягшимися сосками, а потом подался вперед, приникая губами к одной из розовых бусин, заставляя Серену выгнуться дугой и протяжно застонать. Наслаждение было столь велико, что она неподвижно замерла на месте, не в силах ничего делать, пока он ласкал губами и языком сперва один сосок, затем второй, одновременно вновь запуская руки ей под платье. И когда он, больше не в силах сдерживаться, потянул ее трусики вниз, она почувствовала, как рвется тонкая материя, а его напрягшаяся плоть наконец-то прикасается к ее обнаженному телу.
Крепко удерживая ее за бедра, Никос не давал ей сдвинуться с места, ясно демонстрируя, что весь ее контроль над происходящим был лишь иллюзией, а теперь он открыто принимает на себя ведущую роль.
– Никос… – выдохнула она, чувствуя, как он яростно о нее трется.
Резко повалившись на кровать, Никос пристально разглядывал ее напрягшиеся и все еще влажные после поцелуев соски. А потом усадил на себя чуть удобнее и вошел в нее одним мощным движением, сорвав с губ сдавленный стон. Зажмурившись, она почувствовала, что он на мгновение замер, но, желая верить, что его сжигает тот же огонь, что горит внутри ее самой, Серена едва слышно выдохнула:
– Не останавливайся.
И сразу же почувствовала, как сильные пальцы еще крепче впиваются ей в бедра, а сам он входит в нее еще глубже. Охотно отвечая на его движения, Серена двигалась все быстрее, подхватывая и задавая ритм, уводивший ее все дальше за грань.
– Серена… – прохрипел Никос, осыпая ее тело бесконечными поцелуями.
Двигаясь все быстрее, она чувствовала, как возносится на прежде невиданные высоты, а от каждого нового выпада у нее все сильнее кружилась голова.
– Никос! – выдохнула она, откидывая голову назад и растворяясь в заполнявшем ее блаженстве.
Мир треснул по швам и разлетелся в пестром хороводе обломков, унося ее куда-то в безграничную даль.
– Никос, я тебя люблю…
Когда Серена упала ему на грудь, Никос крепко ее обнял и прижал к себе. Просто не верится, что на этот раз он был так напорист и неистов, ведь до этого он всегда был с ней невероятно осторожен, даже бережен. Но на этот раз она сама начала его дразнить, и он просто не сумел удержаться.
А еще позволил думать, что она контролирует происходящее и ведет его за собой. И вот теперь она лежит совсем близко, и он явственно чувствует, как бешено бьется ее сердце.
Только почему он тогда не чувствует биения своего собственного? Неужели оно совсем остановилось или просто у него никогда не было сердца? Чувствуя на коже дуновение прохладного ветерка, Никос наконец-то осознал те слова, что она выдохнула, заходя за грань.
«Я люблю тебя».
Мгновенно напрягшись, Никос почувствовал, как уловившая перемену его состояния Серена приподнялась и уселась на край кровати, разглядывая его широко открытыми зелеными глазами, в уголках которых блестели слезы. Больше она ничего не говорила, молча дожидаясь его реакции.
Чувствуя, как кипящая страсть сменяется ледяным спокойствием, Никос глубоко вдохнул. Она не может его любить. Не должна его любить. И сам он не хочет ее любви, которая неминуемо приведет к катастрофе.
– Я люблю тебя, Никос, – повторила она дрожащим шепотом.
– Любишь?
Мгновенно поднявшись, Никос натянул джинсы быстрее, чем когда-либо срывал с женщины одежду. Наверное, ужас на ее лице должен был бы вызвать в нем чувство вины, ну или вообще хоть какие-то чувства. Но он не вызывал. Он должен держать ее на расстоянии. И не только ради нее самой.
А то, что он сейчас совсем не ощущает вины, окончательно и бесповоротно подтверждает, что он не может любить. И чужой любви не заслуживает. Никос буквально чувствовал, как на него обрушивается целый поток болезненных воспоминаний, начиная с того дня, когда ушла мать. В детстве он думал, что с ним что-то не так и его просто нельзя любить. А теперь он вырос и убедился, что это действительно так.
