Америка – разлучница - Оксана Александровна Ливанова
На кладбище всё было очень медленно, с долгими речами, и оплакиванием. Когда всё закончилось, поехали поминать в кафе. Вот тут конечно русская душа и развернулась. Наташа к этому времени уже не чуяла под собой ног, и с трудом терпела церемонию. Марина Семёновна, уже практически в «отключке», изо всех сил старалась взять себя в руки, но это было бесполезно. Ну а когда министерские чины, главные врачи, и друзья покойного начали говорить об Олеге Ефимовиче хвалебные «оды», тут её совсем повело…Саша не выдержал, налил водки пол стакана, и по старой привычке, быстренько привёл её в чувства. Как когда-то проделал это с Наташей, когда ей совсем было худо, после эмиграции Давида. Когда Марину Семёновну «вырубило» на втором стакане, он взял её на руки, и вместе с тестем быстренько определили в машину, чтобы поспала.
После поминок, все направились домой. Вот только кто-то поехал туда, а у Наташи с Сашей дом то далеко, поэтому решено было несколько дней побыть с мамой Давида, чтобы она руки на себя не наложила. Судя по состоянию, она это сделать могла…Приехав на квартиру, решено было хоть немного поспать. Марина Семёновна лежала в алкогольном опьянении на диване, а Саша и мама с папой легли отдыхать у них в квартире, после таких тяжёлых дней, это крайне необходимо было сделать. Наташа осталась одна, и она, устало вытянув ноги, налила чаю, и достала письмо Давида. Развернув листки, она глубоко вздохнула. Старая рана «кровила», и заживать не собиралась. Как только пошёл ровный почерк Давида, у Наташи сразу на душе стало тяжело. Прочитав письмо, она не пожалела, что открыла его. Внизу текста, он прислал свою электронную почту. Наташа думала всего несколько секунд, и побежала в комнату Олега Ефимовича, где на его письменном столе стоял японский ноутбук. Она уже пользовалась им, и знала, как обращаться. Быстро открыв его, набрала электронное письмо Давиду:
«Привет! Срочно перезвони домой. Жду твоего звонка два дня. Потом уеду к себе. Наташа».
Отправив письмо, и убедившись, что оно ушло, Наташа взялась за свитер. Непонятно как, а главное зачем, но она взяла вязание с собой, несмотря на суматоху последних дней. Олег Ефимович очень хотел поносить зимой обновку, и всячески уговаривал её доделать работу. Она любовно провела рукой по столбикам вязания, и уткнувшись носом в шерсть, заплакала. Добрый, отзывчивый, настоящий мужчина, и зачем-то так рано ушёл. Всю свою жизнь он отдал медицине, а она его взяла, и жестоко предала. Столько сделано было, такие лекарства изобретены, хирурги — гении оперировали, а спасти не смогли. Почему? Никто и никогда на это не ответит, потому что ответа на этот вопрос, попросту не существует.
«Лицевая, изнаночная, кромочная, двойная» — считала про себя Наташа и одновременно прислушивалась к тишине квартиры. В соседней комнате спала пьяным, неспокойным сном Марина Семёновна. «Осталась одна совсем. Ни сына, ни мужа. Родни никакой нет, только тишина квартиры. Нужно оставаться с ней, или забрать с собой на квартиру. Дочку рожу, будем с ней нянькаться, может как-то всё потихоньку и наладиться» — думала Наташа и продолжала считать петли. Из соседней комнаты послышался стон. Она встала, пошла проведать. И не зазря. Белая простыня, на которой лежала Марина Семёновна, была полностью залита кровью. Капало на пол, и там уже образовалась огромная лужа. Нужно было вызывать скорую, срочно. Наташа позвонила матери на квартиру и вызвала Сашу. А потом позвонила уже на очень знакомый телефон. Диспетчер вздохнул в трубку, и сказал, что через тридцать минут бригада будет на месте.
Родня снова заполонила стены квартиры. Бегали, собирали документы, пытались изо всех сил разбудить Марину Семёновну. Результата никакого они от неё не дождались, и вынуждены были довериться бригаде скорой помощи. Когда она приехала, сразу поставила диагноз: " Маточное кровотечение". Объяснили перепуганным домочадцам, что такое бывает при очень большом стрессе. Нужно срочно госпитализировать, несмотря на то, что пациентка находится в алкогольном опьянении. Просто так кровотечение не остановить, и она может умереть от потери крови.
Марина Семёновна в себя так и не пришла, так что врачи вынуждены были положить ее на «мягкую» каталку, и с помощью мужчин, которые находились в квартире, вынести ее к машине. Когда бригада увезла ее, собрались на семейный совет.
— Что теперь будем делать? — спросила Екатерина Александровна, — у меня нет больше возможности без конца отпрашиваться с работы. И я считаю, что Наташа должна думать сейчас не о больных и умерших родственниках Давида, а в первую очередь думать о себе. Невозможно больше закрывать глаза на то, что слишком много за последнее время всего произошло, и по своей сути, это случилось не с нашей семьёй. Я понимаю, как это сейчас плохо звучит. Но может мне всё-таки кто ни будь мне объяснит, почему мы должны без конца жить жизнью этих людей?
— Катя, ну как ты можешь. Они были так добры к нам. Разве можно сейчас говорить о том, что мы их бросим? — сказал папа Наташи, Дмитрий Яковлевич.
— Что ты предлагаешь, Дима? Смотреть на то, что твоя дочь двадцать четыре часа в сутки ухаживает за больными даже не родственниками на девятом месяце беременности? Это прям катастрофа какая-то. Мне нужна здоровая внучка, от здоровой дочки. И это не каприз, это констатация факта. Ну должны же быть у этих людей хоть кто ни будь, кроме нас?
— Мама, ну ты же знаешь, что никого нет, — вступила в диалог Наташа, — так случилось, что из близких — только мы, единственные, кто мог им помочь.
— А твой друг, Давид, мог предположить, что его мама и папа могут заболеть? Почему этот паршивец в тот момент думал только о себе? Лучшей жизни в Америке захотел? Ну так вперёд, мы тут при чём? Разве можно было быть таким эгоистом, и перечеркнуть родину, маму, папу и тебя, между прочим, из своей жизни — навсегда? Помочь оттуда он ничем не может, а мы тут сиди, и бойся очередных похоронок. Я всё сказала, давайте это обсудим.
— Екатерина Александровна, вы абсолютно правы, что думаете в первую очередь о Наташе. Я, как её муж, тоже беспокоюсь только о ней и дочери, — начал рассуждать Саша, —
