Шарон Фристоун - Неприступные стены

Нельзя сказать, что именно сейчас это особенно злило или волновало Оливию. Слишком уж ей было плохо. Надо отдать должное Марко, он созвал всех стюардесс, велел срочно принести воды, таблеток, запасное одеяло и зачем-то свежие газеты — вот до чего беспокоился. Не дожидаясь выполнения поручений, вскочил и принес воду сам.

Оливия с трудом сделала несколько глотков — горло ее от страха сдавили спазмы. Ей стало чуть полегче, по крайней мере, она смогла выдавить из себя:

— Это была не моя идея — лететь в Испанию. Я об этом не просила.

Она закрыла глаза — чувствовала, что ей сейчас опять станет плохо.

— Открой рот и выпей вот это, — приказал Марко, и она почувствовала, как его пальцы коснулись ее губ.

― Что это? — капризно сморщилась Оливия.

— Пилюли от морской болезни. Проглоти, и тебе сразу же станет лучше, поверь, — приговаривал Марко, поглаживая ее по спине. — Выпей и полежи, тошнота скоро пройдет.

Она послушно открыла рот и почувствовала, как он положил таблетки ей на язык.

— Вот и умница, а теперь глотни воды.

Дрожащими руками, расплескивая воду, она поднесла стакан к губам, сделала несколько глотков, а потом откинулась бессильно на спинку кресла. Ее знобило. Ей было страшно. Марко отдал стакан стюардессе, а потом снова наклонился над ней.

— Ну как, лучше тебе? — заботливо спросил он.

— Да не сказала бы, — слабо улыбнулась она и с чувством добавила: — Как же я ненавижу самолеты!

— Но почему ты мне не сказала? — покачал головой Марко. — Я бы заранее позаботился о пилюлях.

Он настойчиво оторвал ее руку от подлокотника и сжал ее между горячих ладоней.

— Можно подумать, меня кто-то спрашивал, — пожала плечами Оливия.

Она язвительно скривила губы. Можно подумать, что морская болезнь — самая главная из ее проблем! Если бы... Самая главная ее проблема — этот мужчина, который сидит рядом и нежно поглаживает ее руку и перебирает пальцы.

Нет ничего удивительного в том, что ей стало плохо после вчерашних волнений и после бессонной ночи. Она еле ноги таскала еще до того, как они поднялись на борт этой мерзкой летучей посудины.

Еще вчера у нее была какая-то ясность в жизни. Счастливое детство, потом горе — смерть матери, но она смогла побороть боль. У отца появилась новая семья, но и это не сломило ее. Наоборот, с появлением маленького Джонни жизнь ее приобрела новый смысл. Четыре года назад появление Марко внесло в ее жизнь тревогу и боль, но затем жизнь опять вошла в колею. Новая потеря гибель отца и мачехи, и новые заботы, ведь у нее на руках остался малыш Джонни. Но и с этим она справилась. Перед ней возникли новые интересные перспективы — она сочинила детскую книжку и планировала связать дальнейшую жизнь с творчеством.

Все это было еще вчера. Еще вчера она была невинной девушкой, не имеющей представления о силе своей сексуальности. Но Марко покончил с неведением за какие-то два часа, показав ей, что это такое — быть и ощущать себя женщиной. С тех пор, ее и мучает страх перед неизведанными тайнами своей души и тела.

Вчера вечером он совершенно обворожил Блэки, и та буквально их благословила. Потом Марко стоял на страже, пока Оливия звонила викарию и предупреждала, что уезжает на несколько дней в Испанию. Потом она поговорила с Джонни и попрощалась с ним. Марко тут же набросился на нее и отругал за трусость. Он настаивал, чтобы она раскрыла их матримониальные планы.

Оливия пришла в ярость. Но потом, когда они поднялись наверх, она со стыдом поймала себя на преступной мысли: ей ужасно хочется, чтобы он вошел к ней... Но он лишь поцеловал ее и пожелал ей спокойной ночи. Неудивительно, что она провела бессонную ночь.

— Оливия!

Она приоткрыла глаза. Марко смотрел прямо на нее, и его лицо было так близко, что у нее взволнованно застучало сердце.

— Как ты себя чувствуешь? Лучше?

Как будто ему не наплевать... Она хотела было надерзить, но сдержалась. Не стоит вести себя как ребенок. Она секунду помедлила, прислушиваясь к своим ощущениям. Тошноты не было.

— Да, как будто получше.

Марко вздохнул с облегчением.

Он откинулся в кресле и прикрыл глаза. Слава Богу, у нее на щеках появился румянец. Еще несколько минут назад она была бледная, как смерть. Ему не хотелось признаваться себе в том, что, видя, как она мучается, он испытывает чувство вины. Он наехал на нее, словно бульдозер, и опомниться ей не дал, просто велел собирать вещи. Но он сам себе не хотел признаваться, насколько напугало его внезапное недомогание Оливии. Как странно: бывают минуты, когда ему хочется ей шею свернуть. Особенно, когда ему вспоминается тот день, когда он узнал, что невеста его обманывает. А иногда ему хочется взять ее на руки и укачивать, словно младенца. Вот как сейчас, например.

Может, это возраст подступает, нерешительно подумал он. Но мигом отмел эту мысль — о возрасте думать совершенно не хотелось. Он украдкой бросил на нее взгляд. Оливия откинула голову и закрыла глаза. Длинная шея ее грациозно изогнулась, а ворот голубой рубашки был расстегнут. Еще одну пуговку расстегнуть — и будут видны задорные крепкие груди. Он почувствовал напряжение в паху. Черт побери, да о чем он думает?! Девочка больна!

— Вот скажи мне, Оливия, как же так получилось, что в двадцать первом веке человек боится летать на самолете? Как же ты до сих пор не привыкла? Ведь вы, насколько мне известно, всем семейством дважды в год отдыхали на юге Франции.

— Вообще-то существуют еще поезда и паромы, — заметила Оливия.

Ей действительно стало лучше, и теперь она с любопытством оглядывалась по сторонам. Так вот они какие, частные реактивные самолеты. Кругом светлая кожа, лакированное дерево, дорогие ковры. Бывает же такое богатство! Впереди раздвижная дверь, а за нею еще какое-то помещение. Но Оливия, ни за какие деньги, не согласилась бы отстегнуть ремни безопасности и пойти посмотреть.

— Вообще-то, — продолжила Оливия, — на юге Франции я никогда не была. Папа ездил с Виржинией. Это были их каникулы. На Рождество они всегда были дома, а вот когда я приезжала из университета на Пасху и на летние каникулы, на следующий же день их не было дома. Я оставалась с Джонни, а они уезжали отдыхать. Поэтому на самолете мне летать не приходилось. Строго говоря, я и за границей ни разу не была.

— Ты никогда не летала на самолете? — не мог поверить Марко. — И не была за границей?!

— Нет. Мы с Джонни два лета подряд ездили отдыхать в Брайтон. Джонни очень любит ездить на поезде, и с погодой нам везло, мы даже купались.

— Так. Я должен выпить, — объявил Марко, словно она сообщила ему, что ее воспитали в джунглях обезьяны. — Тебе что-нибудь дать?