Джастин Дэйвис - Лунные любовники

Наконец, извертевшись, Эмма встала, надела тренировочные брюки и футболку и направилась на камбуз, желая побаловать себя чем-нибудь в утешение, например, горячим шоколадом. Думая об этом, Эмма улыбнулась: вряд ли чего-то нет в кладовых «Морского ястреба». Харлан предложил ей брать все, что захочется. Поэтому она спокойно нашла то, что искала, в шкафчике за холодильником.

Благодаря микроволновой печи, оформленной под старину, в руках у Эммы через несколько секунд уже была кружка с дымящимся напитком.

По пути сюда она заметила, что причал заполнен светом. Прошлой ночью небо было сплошь затянуто облаками, но сегодня было ясно. Эмма вышла на палубу и увидела, что все вокруг залито серебристым лунным светом — красиво и страшно.

Она закрыла за собой дверь и прошла дальше на корму, глядя на полное белое небесное светило и бледный след, оставляемый им на невероятно гладкой сегодня ночью водной поверхности. Глядя на такую водную гладь, можно не волноваться. Эта перемена в собственном настроении удивила ее: Эмма никогда и представить-то не могла, что…

— Правда, красиво?

Голос Харлана донесся сзади, и у Эммы перехватило дыхание. Она прижала руку к груди и подумала, что выглядит, как ее мать или примадонна из мелодрам прежних времен. Со всей возможной небрежностью Эмма взглянула на него через плечо.

— Да, — с некоторым опозданием произнесла она. — Красиво.

— Поверхность сегодня зеркальная.

Харлан шагнул к ней сзади ближе, и спустя мгновение Эмма поняла, что он говорит о воде.

— Да, — повторила она, чувствуя себя идиоткой.

— Хотя и опасная.

В его словах был подтекст, Эмма почувствовала раздражение. Интересно, что опасного может скрывать зеркальная водная гладь? Или Харлан считал тишину предвестницей тревоги?

— Что вы имеете в виду?

— Весь этот лунный свет. Он делает людей рабами их желаний.

И вдруг Эмма ощутила его рядом — не сделав и шага, он оказался слишком близко. Она почувствовала его легкое, как перышко, дыхание на своем затылке, ощутила окутывающий его жар. Ее сердце учащенно забилось, она глубоко вздохнула, чтобы удостовериться, что вообще может дышать.

— Лунный свет, — сказал Харлан низким голосом в ухо Эммы, — лишает возможности сопротивляться вещам, которые с трудом, но контролируются днем.

Она почувствовала, как он чуть передвинулся, и прежде, чем поняла, что он делает, Харлан легко коснулся губами ее затылка. Казалось невозможным, что такое легкое, теплое прикосновение к этой чувствительной точке вызвало в ее теле трепет.

Потом Эмма почувствовала влажное, скользящее и горячее прикосновение — Харлан провел языком по ее коже, — приятное тепло перешло в пламя, по ее телу упрямо переливалась дрожь, словно от холода.

Не успев ощутить прохладу, Эмма затрепетала вновь, почувствовав и смущение, и предвкушение одновременно. А потом губы Харлана передвинулись по ее шее вверх к уху — его мягкое, теплое, стремительное дыхание вновь вызвало очередную волну дрожи в теле Эммы. Харлан обвел языком ее ухо, отчего она ощутила одновременно жар и холод. Эмма задрожала, на этот раз не в силах удержаться.

Эмма произнесла его имя как мольбу, — о чем, она не знала. Разум приказал ей остановиться, но тело не соглашалось с ним и требовало продолжения, пока можно было выдержать.

— Я знал, что ты сладкая, — прошептал Харлан. — Но никогда не думал, что настолько.

Это безумие, подумала Эмма. Она не могла поверить в то, что делает. Не из-за того, что едва знала этого человека, а из-за того, что такое поведение было ей совсем не присуще. Следовало прекратить все это.

Она повернулась к нему лицом, чтобы сказать, но в этот миг Харлан обнял ее, и она почувствовала одновременно теплоту и ощущение безопасности в его объятиях. Все вместе это создавало чувство нереальности, как, впрочем, и то, что она стояла здесь, позволяя ему прижимать себя так крепко.

«Всего лишь позволяя ему?» — упрекнул ее тихий, слабый голосок разума.

Хорошо, она не просто позволяла ему — ей это очень нравилось.

Она увидела, как Харлан передвинулся, понимая: что-то произойдет дальше, но что именно, понять не могла, словно он все еще стоял сзади, а она, не двигаясь, ждала. Харлан поднял пальцем ее подбородок.

— Эмма, — прошептал он хрипло, и она подумала, что ее простое, скучное имя звучит, как самое красивое из всего, что она когда-либо слышала.

Чего он ждал? Эмма рассеянно искала ответ, когда он внимательно смотрел ей в глаза. Она была уверена, что Харлан собирается поцеловать ее, и хотела этого больше, чем дышать. Но он все еще стоял неподвижно, и тогда в некую, еще не затуманенную часть ее мозга пришел ответ: он ждал от нее какого-либо знака.

Эмма открыла рот, чтобы сказать о чем-то, но не смогла найти слов. Она напряженно проглотила слюну, попыталась снова, и опять ничего не вышло. Харлан, казалось, понял ее молчаливый ответ и медленно наклонил к ней голову. Голосок разума напомнил, что если только легкие прикосновения губ и языка Харлана сотворили с ней такое, то теперь она сгорит в огне страсти.

Это была ее последняя связная мысль. Когда их губы встретились, в Эмме вспыхнуло пламя, и она даже не думала о том, правильно ли поступает, ей было все равно. Ей ни до чего не было дела, кроме его губ и огня, который стремительно распространялся по ее телу, захватывая каждый нерв.

Эмма ухватилась за его руки, ее пальцы впивались в них, будто в единственную опору, которая давала ей возможность удержаться на ногах в этом разгоряченном, огненном мире. Голова Эммы кружилась, она ощущала себя слабой и полностью подчиненной Харлану.

Руки его двигались медленно и осторожно. Вот он коснулся пальцами груди Эммы, и ее охватило страстное желание, чтобы он продолжал.

Когда он, в конце концов, прервал поцелуй, она почти рыдала от потери этого замечательного жара. Но мгновенье спустя, когда сирена прибывающего парома эхом отразилась на воде, к Эмме возвратилось чувство реальности. Мышцы, которые были согреты и расслаблены несколько секунд назад, резко напряглись.

Харлан, казалось, понял это и немного отодвинулся. Эмма смотрела на него.

— Лунный свет — сильнодействующее средство, прошептал он тихо. — И в зависимости от желаний иногда бывает ядовитым.

Сказав это, Харлан отпустил Эмму. Она почувствовала облегчение, когда он повернулся и исчез. Но облечение исчезло, как только она поняла, что сильнее всех ее чувств — ощущение потери и желание позвать Харлана обратно.

Глава двенадцатая

Лунный свет превратил Харлана не только в безумца, но и в глупца. Тому, что он сделал, можно было найти только такое объяснение.