Испытай меня нежностью и болью - Элли Лартер
— Ну, это ведь ненадолго, — я поджимаю губы. — И мы ведь не пара.
— Ах, вот оно что… — мужчина качает головой. — Мне следовало ждать таких реакций и вопросов. Особенно теперь, когда, во-первых, мы переспали, а во-вторых, ты окончательно ушла от своего недопарня.
— Я ни о чем не прошу! — вспыхиваю я и отстраняюсь.
— Ну и зря, — Петр разводит руками. — Проси.
— Зачем? Я ведь для тебя… — хочется сказать «никто», но язык почему-то не поворачивается. — Кто я для тебя?
— Давай будем загибать пальцы? — предлагает мужчина. — Ты моя квартиросъемщица.
— Ну да.
— Моя соседка.
— Ага.
— Моя коллега по работе.
— Это тоже, — я хмыкаю.
— Еще варианты? — он улыбается.
— Не знаю.
— Так не честно, детка. Давай, твоя очередь. Кто я для тебя? Уже названное не повторяй.
— Нуу… — протягиваю я нерешительно. — Мой первый мужчина?
— Пойдет, — он кивает.
— Может быть, друг? — я поджимаю губы.
— Почему — может быть? Есть сомнения?
— Ну, просто ты очень добр ко мне, а за что — я не знаю.
— Вариант, что ты мне просто нравишься, ты исключаешь?
— Да нет, но…
— Ты мне очень нравишься, Арина, — говорит Петр. — И если тебе кажется, что между нами есть какая-то близость, помимо физической, то тебе не кажется, — он улыбается.
— Ладно, — я киваю.
— Просто на твоем месте я не стал бы сходу пытаться дать этому название. Я бы просто наслаждался происходящим.
— Но ты ведь… — я морщусь, потому что понимаю, что не имею права его ревновать, я знала, на что шла, знала, с кем ложилась в постель, но… все равно ревную. — Ты ведь будешь продолжать свои сессии в клубе?
— Конечно, — отвечает он спокойно.
— Окей, — я опускаю глаза.
— Давай так. Пока мы не поймем, что между нами, я не буду проводить сессии с проникновением с другими девушками.
— Это значит…
— Я не буду заниматься сексом ни с кем, кроме тебя, — подтверждает он мою догадку. — И вообще предлагаю тебе встречаться. Мы, парни, часто забываем, что вам, девчонкам, важны такие слова и ступенечки в отношениях. Считай, что мы поднялись на одну вверх. Что скажешь?
Он улыбается, а я вместо ответа просто поднимаюсь на носочки (на ступенечку!), чтобы дотянуться до его губ, обнимаю за шею и целую.
Следующие две недели проходят мирно. Уже почти в середине мая, в одну из ночей, когда я работаю администратором, случается еще одно столкновение с Костей. Прознал ли он каким-то образом, что я устроилась не официанткой в кафе, а администратором в секс-клуб, или сам пришел сюда развеяться, я не знаю, но впадаю в ступор, поднимая глаза на очередного клиента и сталкиваясь с ледяным и до боли знакомым взглядом. Половина моего лица закрыта маской, но давайте будем честными: если хорошо знаешь человека — невозможно не узнать.
— Тыыы… — шипит он сквозь зубы, точно так же, как тогда в своей квартире, когда я забирала вещи. Только сейчас он выглядит совсем неопрятно, от него несет потом и алкоголем.
— Сегодня у нас вечеринка в свободном стиле, переодеваться не обязательно, — говорю я максимально спокойно, надеясь, что он просто разберется с формальностями и пройдет внутрь.
— Что ты здесь забыла? — шипит он, наклоняясь ко мне через стойку. На груди у него красная наклейка, выданная секьюрити. Мои пальцы тянутся к тревожной кнопке, но на новой должности я уже успела стать более стрессоустойчивой и знаю, что бояться мне нечего, так что пока держусь.
— Мы общаемся как администратор клуба и клиент клуба, и никак иначе, — обозначаю я дистанцию между нами. — И лучше обращайся ко мне на вы.
Он смеется, а потом заявляет:
— Ты даже не представляешь, как я счастлив, что наткнулся на тебя! Теперь я знаю точно, что никакая ты не официантка! Ты шлюха! А я любил тебя! Я из-за тебя, блять, пить начал! Тебе не стыдно?!
Я тяжело выдыхаю и все-таки жму на кнопку тревоги.
Через тридцать секунд его выводят из клуба под локти.
А еще через неделю мне звонит его мать и сообщает, что Костя пытался покончить с собой.
27 глава. Боль прошлого и чувство вины
— В смысле, покончить с собой? — я даже рот зажимаю ладонью, сообразив, что мой голос прозвучал слишком громко, и меня могут услышать, хотя в университете обеденный перерыв и студенты торопятся мимо, не обращая внимания на стоящую у окна девочку с телефоном в руках.
— В прямом смысле, непутевая ты девка! — рявкает на меня Ольга Сергеевна… или Алексеевна? или Анатольевна? Я практически не была знакома с этой женщиной, матерью Кости. Он дважды приводил меня в родительский дом «на пироги и чай с вареньем», по его собственным словам, и тогда эта женщина показалась мне адекватной и милой, больше мы не виделись. Впрочем, сейчас ее агрессию тоже можно понять: наверняка она считает меня виновной в проблемах любимого сына.
— И что он хотел с собой сделать? — спрашиваю я тихо.
— Напился водки и наглотался таблеток горстями, все, что в аптечке домашней нашел, то и сожрал! А перед этим звонил тебе семнадцать раз!
— Я номер телефона сменила, — говорю честно. После того случая в клубе он и вправду пытался мне названивать. В клуб его бы больше не пустили, в университет можно было пройти только по студенческому, по городу я все чаще передвигалась на машине, во всех социальных сетях я его заблокировала. Словом, выловить меня было практически невозможно — если он пытался. Единственным каналом связи оставался телефон. Петя предложил мне сменить номер, и я согласилась, для собственного спокойствия и безопасности…
Откуда же, блин, его мать узнала новый номер?
— Ну конечно, сменила! А он не знал! Я была в твоем общежитии и нашла твоих одногруппниц, у них и узнала новый номер, — говорит женщина, точно читая мои мысли.
— Ясно, — отвечаю я сухо.
— Он говорил мне, что любил тебя! — я слышу, что женщина на том конце провода начинает плакать, и мне становится стыдно и неудобно.
— Я его тоже любила, — кажется, добавляю мысленно. Хотя скорей всего, это просто была первая более или менее настоящая влюбленность, с поцелуями, прикосновениями, приятным тягучим ощущением внизу живота… Какое-то время я действительно думала, что люблю его. Что у нас все серьезно и по-взрослому. Что он будет моим первым. Что это надолго. Я даже переехала к нему! Выстроенные воздушные замки заслонили мне реальность, желание быть рядом ослепило, так что я даже не заметила, что он относится ко мне недостаточно бережно.
Он
